Всегда интересно разговаривать с человеком разносторонним, проявляющимся в нескольких ипостасях одной профессии. Такой стала беседа с Вадимом Дубровиным, артистом театра «Школа драматического искусства», Театра мюзикла, исполнителем главной роли в сериале «Жуки». О том, насколько сложно сохранить себя в переплетении жизненных линий, о новых и давних ролях, об уходе с ролей «мальчиков» и немного о любви – этот разговор.
Сейчас твоя творческая карьера делится на три большие части: драматический театр, кино и театр музыкальный. А как всё началось?
Осознанности в выборе направления не было. Я, подобно многим, в детстве занимался всем подряд. Керамикой, папье-маше, карате, бальными танцами. Но с самого детства моим родителям говорили: «У вашего ребёнка хороший слух и голос, надо двигаться в этом направлении». А мне, если честно, очень не хотелось. Я считал, что пение – занятие «не для пацанов». Но в какой-то момент к нам в школу пришла хороший педагог, обратила на меня внимание и предложила пристроить в студию детского творчества. И вот с этого всё и началось!
Первые распевки под фортепиано, а первой песней был «Город» группы «Танцы минус». Интерес приходил постепенно. Примерно в двенадцать лет я поступил в музыкальную школу. Начал заниматься вокалом, ездил на конкурсы.
Самым большим событием на тот момент стала поездка в Италию, конкурс назывался «Music World», на нём я получил Гран При. Смешно было то, что, когда мы готовились к этому конкурсу, у меня началась мутация, подростковая ломка голоса. Я приезжал к педагогу каждые два-три дня, и мы опускали тональность фонограммы всё ниже и ниже…
Как произошёл переезд из Пензы в Москву?
Настал момент, когда надо было выбирать учебное заведение. Пенза – город небольшой. И из подходящего мне был только колледж. Поэтому было решено поехать в Москву, я планировал поступать в Эстрадно-джазовое училище. Прослушивание проходило на первом этаже, лето, окна открыты, а под окнами стояли родители и слушали нас, волновались. Я пою песню, допел до конца, а потом мне бабушка передала, что под окнами всё решили, что раз до конца дослушали – то точно примут, отличный знак! Но мы начали разговаривать с приёмной комиссией, меня спросили, кто мои родители, и завершили разговор тем, что предложили приехать на следующий год, так как бюджетных мест не осталось, а платить, по мнению комиссии, я не смог бы. Мы очень долго препирались, в итоге все-таки договорились на следующий год…
Честно говоря, я приуныл. Пошёл поступать в ГИТИС. Один, другой, третий тур конкурса – всё как-то легко прошло. Я поступил в ГИТИС на факультет эстрады. Первый курс, конечно, сразу же показал, что как-то странно тут поют: занятие вокалом у нас было всего один раз в неделю, конечно, больше было актёрского мастерства. Однако со временем я начал понимать, что актёрская игра меня увлекает, становится приоритетом в профессии. Очень интересно было наблюдать за этим своим внутренним переходом… Для меня открылось, что искусство может быть другим, очень разнообразным.
На третьем курсе после спектакля «Серенада в летний день», который потом стал дипломным для нашего курса, ко мне подошёл Дмитрий Анатольевич Крымов, позвал в свою Лабораторию. Так я стал артистом театра «Школа драматического искусства».
Что тебе, как драматическому актёру, дала работа в Лаборатории Крымова?
Это было очень важной школой для меня. Однако первая постановка была довольно болезненной. В институте тебя все холят, лелеют, любят. А здесь ты ходишь на работу, доказываешь что-то каждый день. Я слишком резко попал в подобные условия. Переживал это очень сильно, дошло до мыслей об уходе из профессии. Не понимал, чего от меня хотят, куда идти, в каком направлении двигаться. Меня очень поддержал Валерий Борисович Гаркалин, мастер моего курса в ГИТИСе. Я нашёл какие-то внутренние силы и преодолел сомнения. Сейчас я понимаю, что весь этот опыт очень вовремя случился со мной – теперь мне как актёру, ничего не страшно.
Родные поддерживали твои начинания?
Я в шестнадцать лет был довольно домашним ребёнком, поэтому в Москву я уехал с бабушкой. Она была профессором химии в университете, но, бросив всё, уехала со мной. Подростком ты не осознаёшь всё значение этого поступка, а сейчас я понимаю, какой это был большой шаг для неё. Мы приехали сюда, жили поначалу у родственников, потом стали снимать квартиру. Она искала работу, была репетитором, старалась тоже как-то зацепиться. У меня же – ветер в голове, я не особо задумывался об всём… Родители поддерживали и поддерживают сейчас.
Скажи, пожалуйста, было ли на первых порах ощущение от себя, как от провинциального мальчика? Было страшно «покорять столицу»?
Ощущение было, но не могу сказать, что это было страшно. Это было дискомфортно. Когда знаешь, что на твоём курсе большинство – приезжие, но есть несколько москвичей, то они воспринимаются как особая каста. Со временем, однако, я внезапно стал понимать, что Москва – больше мой город, чем Пенза. Потому что я перестал совпадать с тем неторопливым ритмом жизни. Мне нужны другие скорости, мне нравятся решение быстрых задач. Я люблю в конце дня осознавать, что много сделано.
Это влияло на меня, конечно. Когда я понимал, что у кого-то больше возможностей или лучше исходные данные за счёт того, что они местные, я поначалу останавливался, но потом приходило ощущение «А почему я должен быть хуже? Я могу быть лучше!» И постоянные качели от одного к другому как раз и заставляли двигаться вперёд. И сейчас заставляют!
В детстве всегда картинка ярче. Сейчас приезжаю: и деревья не такие большие, и дома другого цвета… И меня ещё больше начинает подстёгивать, потому что я понимаю, что при всей моей любви к моему родному городу я не готов туда вернуться.
Как ты оцениваешь свою творческую жизнь? Она развивается так, как тебе хотелось?
Наверное, да. Все нынешние направления моей творческой жизни очень активны, порой я очень от чего-то устаю. Но спасаюсь тем, что у меня происходят внутренние переключения, в них я нахожу ресурс. Мог ли я больше времени уделять какому-то из существующих направлений, чтобы это было круче? Да. И я тот человек, который старается, как говорится, хранить яйца в разных корзинах. Потому что никогда ничего нельзя знать, что будет в будущем. Абсолютно.
Недавно я задумался именно об этом: а чего мне хочется? В жизни должна существовать цель. Обязательно! И недавно определилась Сверхзадача: моя внутренняя цель в том, чтобы создать супер-команду профессиональных людей, которые занимаются творчеством. Я вижу не конкретный вид искусства, а некий симбиоз, творчество, которое влияет и позволяет задуматься. Причём это не команда коллег, держащихся вместе на договорных условиях, а команда людей, творящих вместе, которые прекрасно понимают, дополняют, поддерживают друг друга. Возможно, это утопия…
Приходило ли желание славы?
Конечно же, присутствует доля здорового эгоизма и хочется каких-то восхвалений. Этого хочет практически любой человек, идущий в актёрскую профессию. И я хочу! Но единственное: я ненавижу театральные поклоны, они очень раздражают. Обожаю момент существования на сцене, но поклоны разрушают театральную магию, начинаю чувствовать себя дискомфортно! Я уже не персонаж, но ещё и не я сам. Это очень странно, так как в целом я люблю, когда мне делают комплименты.
А как относишься к поклонникам и поклонницам? Бывает, что у артистов музыкального театра они более экспрессивные, чем у артистов драматических театров…
После некоторого весьма негативного опыта в своей жизни, я стараюсь дистанцироваться от особенно активных проявлений эмоций в свой адрес. Потому что был период, когда я этого не делал, и ситуация стала для меня очень неприятной. Да, я отдаю и принимаю на сцене, но не более того. Я никогда не смогу угадать, что у людей в голове. И дистанция, прежде всего, между мной-человеком и людьми. Внимание ко мне, как к актёру, я принимаю. Насчёт же того, что поклонницы артистов мюзикла более экспрессивные, всё просто: музыка, мужчина на сцене поёт. Это больше задевает, больше играет на чувствах.
Когда тебя стали узнавать? После театральных ролей или же после кино?
Театр по сравнению с телевидением, конечно, сыграл меньшую роль в том, что меня начали узнавать. Всё-таки охват несопоставим. Но именно о театре со мной заговорили, когда впервые подошли на улице. Кстати, это случилось недавно. Кино перекрывает, к сожалению.
У тебя серьёзная театральная школа, работа с Крымовым, роли в Театре Мюзикла – всё это, очень интересное и значимое, перекрывается кино. Не обидно?
Не обидно, потому что вопрос всегда в качестве того, что ты делаешь. Откуда тебя узнали – это уже другой вопрос. И сериал может быть прекрасно снят по великолепному сценарию, с качественными актёрскими работами.
Твои творческие мечты?
Во-первых, у меня мечта поработать с большим количеством режиссёром. Чем больше – тем лучше, у меня даже нет имен-фаворитов. Насчёт желаемых ролей сложнее, так как я сейчас нахожусь в стадии перехода от ролей мальчиков к ролям более возрастным и это требует и времени, и привыкания. Думаю, что внутренне переход уже свершился, но в актёрской истории, пожалуй, сложнее.
Люблю пробовать то, что ещё не пробовал для того, чтобы открывать в себе новые какие-то качества. В последнее время я стал тщательнее относиться к выбору ролей. Могу от чего-то отказаться, если вижу, что это ничего нового во мне не откроет ни для меня, ни для публики.
Ходишь ли на кастинги? В частности, в музыкальные проекты?
У меня был период, когда я вообще никуда не ходил. На самом деле, кастинги не люблю. Понимаю, что это часть нашей профессии, что это нормально, но всё равно сам момент оценивания мне он внутренне не нравится. Стал сейчас гораздо проще к этому процессу относиться, но то, что тебя выбирают – жутко дискомфортно. Круто, когда в итоге остановились на тебе, но…
Хочется ли задержать условную актёрскую молодость?
Хочется! Потому что в ней спокойно, ты тут уже всё знаешь, впереди же – что-то неизвестное. Переход проходит не безболезненно, к сожалению. Когда ты находишься долго в профессии, то сам того не желая, начинаешь обрастать какими-то штампами. И сейчас очень важным становится не утянуть их с собой в следующее актёрское состояние. Начинается работа по созданию нового человека в профессии. Может, звучит чересчур высокопарно, но это так.
Треплев в пьесе А.П. Чехова «Чайка» — роль, которую ты сейчас репетируешь у режиссёра Павла Карташева в ШДИ, — как раз об этом самом переходе. От совершеннейшего мальчика в начале пьесы до уже несколько побитого жизнью мужчины в финале. Каким будет твой Константин Гаврилович?
В этой работе очень хочется уйти от привычного восприятия пьесы Чехова. Уже есть какой-то стереотип, что «Чайка» — это непременно страдание, в чём-то даже скука. В нашей постановке пьеса станет более живой. И в то же время, мы отмечаем множество нюансов, которые раньше были для нас скрыты, но являются очень интересными и значимыми для сюжета.
Всегда понимаю, что нельзя играть хорошего хорошим, а злого – злым. Любой человек обладает спектром качеств. Треплев, возможно, не близок большинству, но у него есть своя логика поведения, он строит новый мир, сверхчеловека. Для старого мира подобное, конечно, странно и страшно.
Он талантлив?
Он талантлив, но не гениален. Ему, возможно, этого то и не хватает. И да, он бы хотел быть гениальным! Он требует восхваления, это довольно ясно описано. Но цель его – заслужить похвалу мамы, Аркадиной. Это детская травма, плюс отсутствие отца. Мы на репетициях эту линию тоже разрабатываем. Очень много разговариваем на репетициях, лично мне интересно понять психологию своего персонажа. Треплев человек с довольно подвижной психикой. И к финалу он становится совсем неуравновешенным.
В ШДИ тебе довелось работать с музыкой Шостаковича и произведениями Саши Чёрного в спектакле «Сатиры». Можно немного рассказать о нём?
В этом спектакле на первый план выходит не «как», а «что». Со временем тексты Саши Чёрного приобретают всё большую актуальность. Мне даже кажется, что они не были такими острыми на премьере. От этого спектакля не стоит ожидать глобального театрального действа, это, скорее, о том, чтобы послушать хорошую классическую музыку и подумать. Даже если задуматься о том, какую строчку можно сделать эпиграфом к спектаклю — не найдёшь нужной цитаты! Всё многозначно и может быть понято очень по-разному. Написаны эти стихи были сто лет назад – а ничего не изменилось! Можно, конечно, остановиться на «О, Розина, ты чище жасмина», но всё равно будет казаться, что необходимо что-то более хлёсткое и звучное.
Третий сезон сериала «Жуки», постоянные спектакли в Театре мюзикла, репетиция новой роли, текущий репертуар – завидный график! А как ты отдыхаешь?
Я недавно с ужасом понял, что у меня нет времени на отдых… Замечаю, что даже, включив себе фильм, усилием заставляю себя углубиться в сюжет, выпасть из реальности, потому что мозг продолжает работать и что-то обдумывать. Недавно на отдыхе я почувствовал настоящую ломку: первые пять дней мне было необходимо что-то делать. Но зато, когда расслабился по-настоящему, долго не мог включиться обратно в рабочий процесс.
Твоя основа для уверенности в будущем, стимул для дальнейшего движения?
Недавно для меня такой основой стали дети. В них есть длительность жизни. Я понимаю, что эта история не вечна – дети взрослеют, начинают самостоятельную жизнь. Но сейчас, когда к тебе подходит твой ребёнок и просто обнимает – ради таких мгновений стоит жить. И насколько интересно чувствовать в себе безоговорочную любовь… В последнее время у меня очень большой вопрос к любви. Я понимаю, что это чувство постоянно меняется. Очень хочется понять, почему и для чего…
Ты смотришь на жизнь с оптимизмом?
Раньше я бы с уверенностью сказал, что наоборот – с пессимизмом. Но с возрастом стал переходить в состояние оптимиста. Пессимизм был хорошим топливом для творчества. Ведь радость – очень короткое чувство, а страдание длится. Кстати, пострадать я все равно люблю. Но уже не хочу, чтобы меня жалели! Не могу сказать, что мой жизненный путь какой-то глобальный, но из всего прожитого я вынес для себя главное правило жизни: быть честным перед собой.
Фотографии Елены Чайковской, Романа Калиновского, Наталии Чебан
