Народный артист Игорь Борисович Скляр оказался в числе тех немногих героев интервью, беседа с которыми — это немного о познании себя. Так всегда получается, когда собеседник щедро делится своими мыслями. Интервью практически сразу превратилось в разговор обо всем «понемногу», но всегда о важном и интересном. Например, оказалось, что актер, которого большинство из нас помнят по лирическим музыкальным комедиям, категоричностью суждений больше похож на Бенедетто из фильма «Узник замка Иф», нежели на романтичного Костика из «Мы из джаза». Кстати, о кино в этом интервью вы не прочитаете. Здесь практически все о театре, особенности сценических взаимоотношений, и о том, почему важно, чтобы настоящий актер непременно был личностью.
Наша беседа приурочена, если можно так сказать, к московской премьере спектакля по пьесе Дэвида Хэйра «Свет с неба», к ее продвижению…
Я глубокий противник той мысли, что реклама – двигатель торговли. Как ни странно, можно вызвать противоположный эффект. Зачастую чем больше рекламы – тем меньше смысла. Спектакль продвигается совсем иначе. Мы, например, когда-то ездили и ездим с Ниной Усатовой и с Татьяной Васильевой по городам со спектаклями, которым уже больше десяти лет. Порой в городах, куда мы приезжаем, нет афиш. А все продается, билеты уходят без всяких афиш, залы полные. Так работает сарафанное радио…
Поэтому давайте говорить обо всем понемногу. А спектакль – спектакль надо просто смотреть. Там есть достаточно причин, чтобы прийти и увидеть его. Это действительно первая постановка пьесы автора, оригинальный перевод. Очень интересная история. Но как ее продвигать – это не ко мне, совсем не представляю.
Но даже ваша рекомендация уже может быть достаточным продвижением!
Рекламировать свой спектакль или фильм все равно, что похваляться. Есть хорошая поговорка: «Не хвались, идучи на рать, а хвались, идучи с рати».
То есть, вас мы никогда не увидим в рекламе?
Нет. Либо ты проповедуешь доброе, вечное, прекрасное, либо говоришь: «Друзья, вклад под четыре процента!»
Может, люди это воспринимают, как часть работы, как очередную роль? Обстоятельства вынудили?
Довольно слабое оправдание. По обстоятельствам живут как правило люди слабые: «Что я могу сделать? Все пошли — и я пошел. Такие были обстоятельства». А человеку сильному неважны обстоятельства, он всегда останется человеком. Он в бедности человек, он в тюрьме человек, он в черной работе человек. Он не привлекает лишнего внимания, не похваляется добрыми делами, не раздает милостыню напоказ…
А если не рассказывать о добрых делах, как тогда призывать других поступать так же?
Основополагающее для человека, у которого предполагается совесть и душа, помнить, что он – Божье создание. И действовать по словам Серафима Саровского: «Обрети мир в своей душе и вокруг тебя спасутся тысячи». Это и будет примером: тащить свою телегу и верить, нести свой крест и не претендовать на чужой.
Моя мама всегда говорила: «Зачем ты думаешь о том, сколько людей живут лучше тебя? Почему не думаешь, скольким хуже?» И ведь если так сравнивать, то у тебя внезапно все настолько хорошо, настолько твои проблемы минимальные, что и страдать о них грех. Я всегда вспоминаю в такие моменты Ника Вуйчича. Ни рук, ни ног, одно тело. И так — с рождения. Не сдался, всему научился, все преодолел, живет полноценной жизнью, имеет прекрасную семью, ездит по миру, читает лекции, вдохновляет других людей. Он утешает тех, кто с руками и ногами… Как?! По-моему, в этом и есть правильное отношение к жизни.
Если продолжать постепенно двигаться по своей колее, веровать и даже смиряться, то что должно быть стимулом к росту?
Я не о том, чтобы не стремиться. В том же театральном деле нет ничего спокойного и плавного, размеренного «восхождения». И в целом нет судьбы человеческой, в которой шло бы все по белой полосе. Может случиться что-то неприятное и как раз в тот момент, когда ты меньше всего этого ожидаешь. Но я не могу представить, как можно в такие моменты уйти в депрессию, опустить руки! Это же так интересно — преодолеть! Сможешь ли ты? Если тебе плохо, если везде ничего не получается — успокойся. Все проходит – пройдет и это. Опять же: я основываюсь только на своем опыте. Говоря словами Достоевского «Всякий не может судить как по себе». Жизнь очень интересна, хотя очень коротка. Мне скоро шестьдесят шесть, а я думаю, что еще многого о жизни не узнал. И о себе.
Значит, будете жить долго. Пока есть настрой на познание, интерес к жизни – она будет продолжаться.
Это точное описание моих двух родственниц. Такой была моя прабабушка. До 97 лет всегда ходила по делам из пригорода за семь километров, со мной сидела, готовила мне потрясающий гречневый крестьянский суп, читала детские книжки, даже жития святых… Оккупация, потеря детей, очень тяжелая жизнь… Почему же она была такая? Она всегда имела тот самый интерес. Другой пример – моя теща. После инсульта была наполовину парализована, научилась все делать левой рукой. Вырастила внуков, помогала, чем могла, а потом в какой-то момент просто решила для себя, что она сделала в жизни все. Поняла, что устала. И скоро ушла из жизни.
Кстати, не надо бояться говорить о смерти. Это – такая же часть бытия, как и жизнь. Рождение от нас не зависит, оно в руках Божьих и тех двух людей, которые встретились и полюбили друг друга. А вот то, как мы уйдем – уже в наших руках. С чем мы к этому придем, какими нас запомнят.
В своих интервью вы очень часто цитируете Федора Михайловича Достоевского. У вас какое-то особенное к нему отношение?
У Достоевского очень много написано того, с чем практически невозможно поспорить, что применимо к любому времени. Он очень много знает в силу своих способностей и опыта и очень верно формулирует. А слова очень простые, причем они раскиданы по персонажам, которые не претендуют на какое-то интеллектуальное превосходство.
Одно из самых сильных впечатлений: примерно в девятнадцать лет прочитал роман «Подросток». Я понял, что это написано обо мне. Причем такими словами и мыслями, в которых я сам себе никогда бы не признался. Мне было бы страшно, а он это пишет! Я осознал всю его гениальность, когда спустя десять-двенадцать лет решил перечитать роман и понял, насколько он точно написан именно о подростковом возрасте. Хотя написано это уже взрослым человеком. Но как можно было все освежить в себе и перенести на бумагу! Это не любовь или нелюбовь к творчеству писателя – это о том, когда тебе помогают понять самого себя.
Как говорится – человек маленький пытается познать мир, а человек большой пытается познать себя. И эта задача настолько трудная, что порой кажется невыполнимой. А потом ты с этим попытками разобраться в самом себе выходишь перед людьми в спектакле. Когда многое вложено в роль, когда она любима, рождена тобой, то она — кусочек собственной жизни, и им я хочу поделиться.
Если сцена — возможность высказаться и что-то рассказать о себе, то не бывает ли страшно? Не возникнет ли ситуация, что расскажете слишком много?
Нет, не страшно. Хотя понимаю, что не все нужно проговаривать. Какую-то часть своей внутренней жизни стоит беречь, особенно, давая интервью. В каждом моем персонаже есть я. Любой персонаж демонстрирует ту или иную черту характера. Пожалуй, наиболее свободным и настоящим я чувствовал себя в фильмах «Узник замка Иф» и «Батальоны просят огня». В них режиссеры дали мне практически полную свободу.
В театре важно понять самое главное: в жизни и искусстве уже было все. Все, кроме тебя. Поэтому не надо никого повторять, надо быть собой и на сцене, и вне ее. Иначе ты существуешь в постоянном притворстве. А ведь интересно именно то, как и с чем именно ты живешь, как ты с этим справляешься. Как твой персонаж в твоем исполнении будет преодолевать что-то.
Актер не только делится чем-то важным с залом, он еще и некоторым образом владеет им…
Конечно, кроме самопознания работает и этот момент власти над зрителями, которые меня слушают. Когда от движения пальца, от движения глаз может измениться что-то в зале. Это происходит только тогда, когда зритель во мне узнает себя. Значит, это правда. Но такая власть не может кружить голову, так как ты не можешь каждый раз быть уверен, что гарантированно ее установишь.
Установление власти над зрительным залом — одна из целей актерской профессии?
Это необходимое условие того, чтобы ты мог о себе сказать что-то такое, что никому не скажешь в реальности.
Если все настолько зависит от личности актера, то она же может и негативно влиять на роль. Плохое настроение, нездоровье, раздражение — как с этим быть?
Очень редко, но бывает так, что надоедаешь сам себе и из этого состояния начинаешь ненавидеть людей. А возникает подобное ощущение потому, что внутри себя заняться нечем. Значит, начинаешь искать, кого бы в этом обвинить. Но когда ты горишь чем-то, занят – такого быть не может. Поэтому довольно часто отказываюсь от предложений, когда вижу что-то неинтересное, среднее, а ведь всегда хочется отдаться полностью, создать шедевр!
А процесс сотворения «шедевра» идет все-таки по вдохновению? Или же можно поставить такую цель и достичь ее?
Ну это, как если бы вы поставили себе цель найти любимого человека, «пробуя» всех, кто попадается на пути, с расчетом на то, что когда-то вдруг найдется тот, единственный. Обязательно должно быть вдохновение… Мне вообще кажется, что творчество и любовь – вещи одного порядка. И то, и другое – о вечном, и там, и там — гармония, а она прямо противоположна сиюминутной моде. Есть же те, кто судит по принципу: есть у девушки губы накачанные – значит, модно, берем. Но это к любви и к гармонии не имеет никакого отношения. Чтобы полюбить, надо вначале поверить. Если вы видите, что девушка неестественная, пусть даже во внешности, то это уже попытка обмануть. Возникает предубеждение, нет доверия и, значит, никогда не будет любви. Так и с материалом для творчества. Если я вижу, что сценарий написан плохо, без знания жизни, без собственных переживаний, приходит то же чувство: меня обманывают. А когда встречаешь интересную историю, то она сразу же рождает отклик, желание создать что-то, рассказывающее о тебе, что-то, чем ты хочешь поделиться с другими.
А вы следите за тем, что происходит в современном театре?
Чтобы просто «знать» — нет, не слежу. Все очень просто: либо это искусство, либо нет. Недавно оказался на одном спектакле, куда меня пригласил знакомый актер. После просмотра, конечно, он спросил мое мнение. Я честно ответил, что ожидал гораздо большего, а увидел дешевое и довольно пошлое высказывание на злобу дня. Если не о вечном — то мне неинтересно. Мы же все живем в Вечности, а все остроактуальное пройдет. Оно может быть интересным, но очень недолго. Не все в этой жизни может быть предметом рассмотрения искусства, потому что искусство должно поднимать вверх, а не затягивать вниз.
Например, почему пьеса «Свет с неба» хороша? Потому что в ней есть что-то и от Достоевского, и от Тургенева, в ней есть истинные переживания и страдания. Чувства человека, который не знает, что с собой делать, который потерял в своей жизни все и остался один. А ведь очень много одиноких людей… Как человеку жить в своем одиночестве? Как с ним справляться? Об этом стоит говорить.
Сейчас мы часто видим, что в театре какие-то темы становятся табуированными, что-то негласно запрещается, что-то активно. Как вы относитесь к этому процессу?
Полная свобода тоже может быть вредна. Ограничение же возможностей рождает движение ума: как эти ограничения обойти? Вот в советское время были режиссеры из разряда «особо наблюдаемых». Был статус, интерес к ним, а потом наступило время, когда все стало можно. Бери и делай, ты просил эту свободу! Но зачастую уже ничего не получалось. Мне рассказывали как-то историю о вышедшем на свободу зэке, который большую часть жизни провел за решеткой. Вышел, когда ему было уже под восемьдесят. Просидел перед воротами тюрьмы два дня, лузгал семечки, потом попросился назад. «Дайте мне работу, я знаю, как здесь жить. А как на воле – не понимаю». И тем же режиссерам – что им с этой свободой делать?
Как вы считаете, в чем признак хорошей актерской игры?
Когда не видно, как роль сделана и сыграна. У крепких артистов ты всегда понимаешь, как проходил процесс работы. Человек трудился. А наблюдая за лучшими – отключаешься, ты весь захвачен его внутренней жизнью. Сыграть это, как правило, невозможно.
Чтобы была интересна эта внутренняя жизнь, хороший актер должен быть личностью?
Безусловно.
Но в последнее время…
Если честно, мне неинтересно, что «в последнее время». Мне интересно, что думали на эту тему Достоевский, Булгаков, Евтушенко, Ахмадуллина, Пушкин.
Как же так: без связи с настоящим?
Времени нет. Это глубокое заблуждение, что однажды настанет другое время и все резко изменится. Что было – то и есть, что есть – то и будет. Это не значит, что надо уходить в прошлое, просто надо понимать, что оно постоянно воспроизводится. Уже много людей до нас и рассуждали о том же самом, и мучились тем же самым. И не надо думать, что темы, на которые мы с вами беседуем, были недоступны условным Гераклиту, Алигьери, Вяземскому и Анне Керн! Все уже было.
С вашей категоричностью и стремлением к правде прекращали ли в жизни общение по каким-то идейным соображениям?
Да. В частной жизни такое бывало, и я не жалею об этом. Другое дело — театр. Иногда со своим партнером по сцене вы расходитесь во взглядах на многие вещи, но на сцене, на время спектакля он становится тебе ближе, чем кто бы то ни было. Возникает такой уровень достоверности и откровения, какой в жизни редко встречается, но выходя со сцены вы можете спокойно расходиться в разные стороны. Подобные отношения считывает зритель. Бывает же, когда публика считает, что у партнеров по сцене такие же отношения и в жизни. А перед ними просто вот та самая степень близости. Художественная.
Сыграть любовь невозможно, искренность — тоже. Чувства можно вызвать в себе, но не сыграть. Если вы правильно почувствовали, придумали своего персонажа, то он вас начнет вести за собой. Уже просто ничего с этим не сделать. Самый яркий такой пример в моей биографии — роль в спектакле «Братья и сестры». Деревенский дурачок. Родился у меня в голове за десять секунд, собрался в воображении из образов трех разных людей. Но он был настолько удачно слеплен, что начал существовать практически сам. Выдавал реплики, поведение — будто независимо от меня. Это очень радостные актерские моменты.
Вы счастливый человек?
Да. Хотя, что такое счастье?.. Рассуждать можно бесконечно. Иногда тревожно думаю о том, что счастливый человек — это тот, кому ничего уже не надо. А мне все еще надо очень многое! Окидывая взглядом свою судьбу от рождения до сего дня, я могу сказать, что все это — счастье. Завтра спектакль, послезавтра еще один, потом два джазовых вечера, потом поездка в Москву — прекрасно! Я живу в том городе, который люблю, занимаюсь делом, которое люблю, вокруг меня любимые люди — как после этого можно сказать, что я несчастлив?
Я работал во многих городах мира: от Японии до Америки и Европы. Мне хватило полтора-два года, чтобы понять, что если взять на круг, то наша жизнь гораздо содержательнее, интереснее, активнее и полезнее для мысли, для дела, чем где бы то ни было. Я не хотел бы жить нигде, кроме России. И это не о политике. Это о бытии. Там, где тебя понимают, где ты нужен, где ты не одинок — это и есть правильное место для жизни.
Все идет так, как должно идти. Главное, когда есть, ради чего жить. Если это есть, то человек и в больном состоянии, и на локтях поползет к цели. Я всегда желаю людям не здоровья, а содержательной жизни, умных мыслей, больших эмоций и возможности найти себя самого.
В статье использованы фото
Татьяны Миловидовой, Вадима Боченкова,
Виктории Ильиной, Ольги Хрулевой и Михаила Майороша
