На нашем сайте снова дебют. Студентка 4 курса театроведческого факультета ГИТИСа (мастерская Н.А. Шалимовой) Мария Юрманова исследует взаимоотношения в творческом тандеме Николая Акимова и Евгения Шварца, проходя вместе с героями повествования от этапа знакомства до расставания. О взаимовлиянии двух удивительно непохожих друг на друга людей, первых постановках и возвращении к пьесам драматурга — в нашем историческом материале.
ЗНАКОМСТВО
Забавно, что ленинградцы Акимов и Шварц познакомились в 1931 году в Москве, в Театре имени Евгения Вахтангова. Николай Павлович Акимов работал в этом театре художником-постановщиком, а также готовился к режиссёрскому дебюту – постановке в 1932 году спектакля «Гамлет». Евгений Львович Шварц же пришёл в театр, чтобы прочитать свою пьесу «Приключения Гогенштауфена». Пьеса в театре понравилась, её сочли интересной, но требующей доработки, а молодой драматург, по воспоминаниям, спокойно «согласился со всеми замечаниями и больше к этой работе не возвращался». Шварц вообще крайне трепетно относился к любой критике своих сочинений, причём он мог расстроиться не только от негативных оценок, но и от положительных, усматривая в них не искренность, а просто доброе отношение рецензента: «Меня радует не столько успех, сколько отсутствие неуспеха. То есть боли. Всякую брань я переношу как ожог, долго не проходит. А успеху так и не научился верить», – писал он.
И если Театр Вахтангова так и не привлёк Шварца к работе, то Акимов, организовав через несколько лет экспериментальную студию при Ленинградском мюзик-холле (по задумке создателя в ней искусство драматического актёра должно было объединиться с музыкой, балетом и цирком), обратился к трём авторам: Уильяму Шекспиру, Эжену Лабишу и Евгению Шварцу.
Шварц написал для студии Акимова пьесу «Принцесса и свинопас» (позднее переименованную в «Голый король»), вольно объединив сказки Андерсена «Свинопас», «Принцесса на горошине» и «Новое платье короля». Акимов придумал уже более чем половину спектакля, когда пьеса была запрещена Главным комитетом по контролю за репертуаром при Народном Комиссариате по просвещению РСФСР (печально знаменитым Главреперткомом) по причинам не сформулированным.
СОВМЕСТНОЕ ТВОРЧЕСТВО. ТЕАТР КОМЕДИИ
В 1935 году Н. П. Акимову вручили, как считалось, «самый плохой театр Ленинграда» – Ленинградский Театр Сатиры и Комедии. Главной задачей режиссёра было вернуть зрителя в театр, в противном случае его обещали закрыть. Акимов рьяно взялся за дело. При нём театр получил впоследствии прославленное имя Театра Комедии, была сформирована новая труппа, привлечены современные драматурги, в том числе Е. Л. Шварц.
В самом названии акимовского театра таилась опасность. Комедия, если она не была легкомысленной чепухой, вызывала подозрение властей. Акимов и Шварц осуществляли то, чем в советское время заниматься было непрестижно и небезопасно. Как писали исследователи творчества режиссёра и драматурга, «”формалисту” Акимову и “сказочнику” Шварцу удалось перехитрить, пересмеять мрачную эпоху, выпавшую на их век, связав своей судьбой экспериментаторские 1920-е и оттепельные 1960-е годы». Сатиру запрещали за излишнее свободомыслие, комедия считалась жанром низким, недостойным особого внимания серьёзного советского человека; сказку же полагали жанром детским, незначительным, мелким. В свою очередь, Акимов и Шварц были убеждены, что все жанры имеют право на существование, а уж сказка – жанр универсальный, и те взрослые, которые критикуют его, просто боятся рассказать о своём увлечении.
«Усатый инженер зачитывается русскими сказками, но, оказывается, его в данном случае интересует фольклор. Другого потянуло к культуре Востока – вот почему он перечитывает “Тысячу и одну ночь”. Третий оказался балетоманом, и поэтому его тянет на “Щелкунчика”. Этого интересует народный эпос, того – романтическая новелла, ну, словом, и не перечислить всех научных обоснований простого и законного явления: взрослые – это бывшие дети, и, вырастая, они не хотят отбрасывать такую замечательную вещь, как сказка. И всем нам, бывшим детям, хотелось бы иметь свою, для нашего возраста написанную сказку», – напишет в своей книге о режиссуре Николай Акимов.
И хотя зачастую Шварц не придумывал сюжет для своих сказок, а заимствовал чей-нибудь чужой, его пьесы звучали современно и остро попадали в то время, в которое их ставили. Как говорил ещё Ханс Кристиан Андерсен: «Чужой сюжет как бы вошёл в мою плоть и кровь, я пересоздал его и тогда только выпустил в свет». Что ж, как когда-то заметил театральный критик Сергей Цимбал: «подлинные классики обрели бессмертие не потому, что были титулованы своими современниками, а потому, что нашли путь к сердцу и разуму потомков».
Как подчёркивал в своих воспоминаниях Н. П. Акимов, сказки Е. Л. Шварца обладают потрясающей особенностью: у них «такая же судьба, как у цветов, морского прибоя и других даров природы: их любят все, независимо от возраста».
«ТЕНЬ»
Итак, приступив к совместной работе, Н. П. Акимов и Е. Л. Шварц долго искали тему для новой «взрослой» пьесы драматурга. В конце концов, Акимов предложил Шварцу продолжить взаимоотношения с творчеством Х. К. Андерсена и обратиться к сказке «Тень», которая с детства нравилась режиссёру. Драматург так загорелся этой идеей, что буквально через пару дней принёс готовый первый акт. Казалось, дальше всё будет идти так же замечательно, легко и вдохновенно. Однако Шварц категорически отказывался составлять план своих произведений заранее, ожидая прилива вдохновения для продолжения творчества. Театру же нужны были более обозримые сроки, поэтому и в этой, и во всех последующих работах Акимов всеми способами старался усадить драматурга за сочинение, а Шварц всячески пытался улизнуть от последовательной настойчивости режиссёра.
Доходило до того, что драматург заявлял режиссеру, что любой план его стесняет и лишает вкуса к работе, что это – французский способ, а он – русский драматург, обвинял режиссёра в пристрастии к французам, а французов в том, что они едят лягушек.
Известен также случай, как однажды во время гастролей Театра Комедии в городе Сочи, Акимов запер драматурга в своём номере, дабы он в конце концов закончил пьесу, а не балагурил с актёрами. Заключение, тем не менее, не помешало Шварцу пробраться на балкон и уже оттуда травить анекдоты артистам. Несмотря на это, пьесу он всё же окончил. Сам Е. Л. Шварц вспоминал, что очень обязан Н. П. Акимову «тем, что довёл до конца работу, без него брошенную бы на полдороге».
В 1940 году на сцене Театра Комедии состоялась премьера спектакля «Тень». Успех постановки был оглушительный. Несмотря на все свои тревоги, был доволен и Шварц. Однако длилось это недолго. К несчастью, драматург заметил в зрительном зале что-то бурно обсуждавших музыковеда И. И. Соллертинского и литературоведа Б. М. Эйхенбаума. Шварцу ужасно захотелось узнать мнение этих уважаемых людей о своей пьесе. Не рискнув обратиться к ним напрямую, драматург осведомился об этом у Н. П. Акимова. Оказалось, разговор был о том, что пьеса Е. Л. Шварца – это «Ибсен для бедных». У Шварца тут же испортилось настроение, поскольку он с детства не любил Генрика Ибсена! В этом был весь Шварц: он, с одной стороны, будучи рефлексирующим писателем, очень ждал реакции на своё творчество, а с другой – болезненно реагировал на замечания, искренне расстраивался, если оценка не оправдывала его ожиданий. Ему случалось, впрочем, переживать и из-за похвалы, мотивом к которой могло быть, по его мнению, отнюдь не высокое качество произведения, а нежелание задеть его чувства…
Вскоре Театр Комедии поехал на гастроли в Москву, где на сцене Малого театра вновь была показана «Тень». На этот раз Е. Л. Шварц был огорчён тем, что спектакль и пьесу обсуждали, по его мнению, гораздо меньше, чем словесную стычку Н. П. Акимова с Вл. И. Немировичем-Данченко, назвавшим Театр Комедии – театром одного человека. Акимов со спокойным достоинством ответил мэтру, что: «Всякий театр коллективен по своей природе».
В своей постановке режиссёр исходил из того, что пьеса «Тень» сказочна по форме, но чрезвычайно реалистична по своему содержанию. Юмор сплетается в ней с лирикой, язвительность чередуется с деликатной насмешкой, сказочная гипербола – с психологической достоверностью. Образы в пьесе узнаваемы, злободневны и типизированы.
Тень может вести внешне самостоятельное существование. Она даже способна похитить у Учёного его имя, его внешность, его невесту, его труды… Она может ненавидеть его с остротой подражателя, для которого действительный творец является одновременно и источником всех благ, и постоянным свидетельством собственной эфемерности. Однако трагедия Тени состоит в том, что при всей своей мощи обойтись без Учёного она не может. Самим фактом существования она обязана существованию Учёного.
В этом заключается главное отличие произведений Х. К. Андерсена и Е. Л. Шварца. Для первого торжество Тени было закономерно и неизбежно, второй же мог согласиться только на временное её торжество. Что ж, известно, что Шварц вообще предпочитал счастливые финалы.
Спектакль «Тень» имел большой успех, а Сергей Образцов даже поместил хвалебный обзор на него в газете «Правда». Одна современница – актриса Вера Карпова – восхищалась, как постановщик соединил героев (Учёного и его Тень): «Оба красавцы, одного роста, однофактурные. <…> На лицо Тени режиссёр нанес синий цвет. Зал замирал, когда вдруг Тень отделялась от Учёного. Эта сцена вписана в театральные скрижали».
Критики единодушно пели дифирамбы актрисе Ирине Гошевой в роли Аннунциаты. Изначально Акимов видел эту героиню живой, бойкой девушкой-щебетуньей. В исполнении же Гошевой она представала обаятельно-наивной и бесконечно трогательной в своей любви к Учёному (его роль исполнял Павел Суханов). Интонации актрисы, нежные и благозвучные, придавали, как отмечали многие, «поэтическую прелесть не только самому образу Аннунциаты, но и всему спектаклю». Шварц полностью поддерживал актрису в её трактовке образа. Именно Гошева в какой-то степени примирила автора «Тени» с постановкой Театра Комедии: его отношение к акимовской интерпретации было сложным и противоречивым.
Подлинные гротеск и буффонаду отмечали критики в игре Бориса Тенина в роли Пьетро, Эраста Гарина в роли Тени, Елены Юнгер в роли Принцессы. Отдельных щедрых комплиментов заслужил Министр финансов в исполнении Александра Бениаминова. В глазах этого маленького человека, возомнившего себя важной персоной, горел огонёк безумия, голос звучал отрывисто и резко. Критики отмечали, что внешность персонажа внушала страх и отвращение: седой парик, расчёсанный на одну сторону, сросшиеся брови, плотно сжатые губы, паучьи ножки. Поскольку в пьесе Министр не может самостоятельно двигаться, то в спектакле необходимые позы ему придавали слуги: то позу крайнего нетерпения, то возмущения, то полного удовлетворения. В этот момент актёр сохранял абсолютную серьёзность и достигал заметных успехов в демонстрации элементов театральной условности.
Сам Н. П. Акимов впоследствии неоднократно подчёркивал, что «Тень» стала для Театра Комедии «таким же определяющим творческое лицо театра спектаклем, как в своё время «Чайка» для МХАТа, а «Принцесса Турандот» для Театра имени Евг. Вахтангова.
