РОСКОШЬ ПРОСТОДУШИЯ

Полина Мандрик

«Я вас поздравляю, сейчас на сцену выйдут ангелы», – этими словами открывала второй день мини-фестиваля Театра Простодушных Елизавета Глинка (она же Доктор Лиза), не преминув обратиться к чиновникам и возможным меценатам, находящимся в зале: помощь и поддержка труппе Игоря Неупокоева очень нужна.

  За плечами у режиссера Школа-студия МХАТ и ГИТИС, роли в театре и кино, в конце прошлого века его профессиональная биография пополнилась строчкой «работа с маргинальными формами драматического театра»: в Театре простодушных Игоря Неупокоева играют актеры с синдромом Дауна. 47-ая хромосома, отделяющая этих людей от «нормального» мира, является своего рода прививкой против взросления: эти дети никогда не вырастут и на всю жизнь останутся простодушными, для которых любая игра – всерьез. Позволить себе роскошь простодушия, хотя бы на время спектакля, призвал зрителей и режиссер перед началом действия.

  С «Повести о капитане Копейкине» четырнадцать лет назад началась история театра, на сегодняшний день он остается визитной карточкой необычной труппы. По мнению Неупокоева, его актеры – идеальные интерпретаторы Гоголя, который тоже был «не от мира сего». Режиссер не скрывает, что его простодушные не слишком много думают о роли – они каждый раз играют ее, как в первый, существуя «в предлагаемых обстоятельствах» настолько органично, насколько это вообще позволяет человеческая природа.

  И на это невозможно не откликнуться. Кажется, Гоголь, болевший идеей сострадания человеку, именно такими своих героев и задумывал. Простодушная труппа, сопровождающая Копейкина в его скитаниях по Петербургу, искренне удивляется посреди пустой сцены красоте улиц («…сказочная Шехерезада… вдруг, какой-нибудь эдакой, можете представить себе Невский прешпект, или, там, знаете, какая-нибудь Гороховая, черт возьми) и «шарман»-интерьеров, возводимых репликами актеров и пантомимами Неупокоева. И так ловко у простодушных выходит вся эта гоголевщина – «Судырь ты мой, конфорт первейшего свойства, рассупе-деликатес»… – будто для них нет ничего естественней, чем расхаживать во фраках, вечерних туалетах и перчатках и сыпать в речи канцеляризмами XIX века. Или кружиться в танце, изображая Арбуз-громадище по сто рублей, Семгу или Вишенку (потрясающая игра дюймовочки-балерины Светланы Асановой), соблазняющих голодного Копейкина из петербургских витрин.

  И так же всем миром сопереживают они несчастному ветерану кампании 1812 года, которого в приемной кормят только «завтраками». Кажется, даже «начальник» Антон Хохлов вот-вот бросится жалеть и утешать несчастного героя войны, но товарищи жестами и интонациями возвращают его к амплуа важного чиновника.

  Копейкину «наверху» милостиво пообещали «не оставить без призрения», затем дело затянули и в итоге, возмутившись претензиями маленького человека к государственному лицу, попросту прогнали: история человека, простодушно возлагающего надежду на государство, разыгрывается актерами незатейливо, но кажется, они более чем кто-либо знают, о чем играют.

  Вообще удивляться «натуральности» здесь не устаешь. Если здесь танцуют цыганочку – то только с полной отдачей, забывая себя, будто в первый и последний раз одновременно. Герою «по-русски» подносят водку – отпраздновать удачу и честь удостоиться аудиенции, и в том же жанре, оперевшись на костыль, герой ее опрокидывает, заправски крякая. Серьезно: им нельзя не верить.

  Помимо непосредственности героев, не устающих от бесконечного повторения реплик, подкупает их удивительная эмпатия. Если кто-то из труппы забывает слова, коллеги очень трогательно подсказывают по ходу пьесы, или просто подходят и обнимают.

  Уровень «мастерства» актеров разный. Некоторых бывает сложно понимать, но они стараются компенсировать трудности с дикцией (одна из длинного списка проблем со здоровьем, сопровождающая диагноз «Трисомия по хромосоме 21») жестами и интонацией. Или мастерской игрой на флейте (Мария Нефедова) столь уместной здесь «Динь-динь-динь». Кто-то поражает как раз актерскими способностями. Высокий, тонкий Антон Дебелов, играющий «за автора», помимо своего объемного сложного текста, знает наизусть еще и реплики остальных персонажей. Так и видится этот хрупкий обаятельный актер в роли вертлявого и нервного Хлестакова.

  Отчасти постановка требует от зрителя больше, чем спектакли в «обычном» театре: концентрации слуха, внимания, терпения. Но лучше… все отпустить, сделаться проще хоть на время и погрузиться в архаику примитивного театра, воспринимая спектакль как скоморошье действие, простое, но несущее фундаментальные основы добра жизненных принципов.

  В чем-то простодушные герои – те же юродивые, без которых нельзя представить себе птицу-тройку Руси. Уча людей состраданию, они являются нравственным мерилом общества и проводниками какой-то правды свыше, которая для большинства незрима.

  Поэтому финальная, почти балаганная сцена на фоне занавеса – простыни «Чему смеетесь – над собой смеетесь?» воспринимается не только горькой сатирой, но и призывом оглянуться на себя и от души посмеяться над своей серьезностью и повседневным эгоизмом. И, конечно же, одарить аплодисментами и цветами этих взрослых детей, сторицей возвращающих благодарность простодушными улыбками.

Фотографии с сайта театра

Author

Поделиться: