В своих сольных программах заслуженный артист РФ Дмитрий Бозин соединяет, казалось бы, несоединимых авторов и сюжеты. Исключением не стала недавняя программа «Невидимость». О работе над программой, любимых авторах и эфемерных мирах Дмитрий Бозин рассказа в беседе с Дарьей Медведевой.
Как к вам пришла идея создания программы «Невидимость»?
Всегда есть ошеломительные творения, в которых мечтаешь путешествовать всей душой.
Почему новая программа названа именно так?
Как правило, в название программы я беру существо, или явление, которое вызывает какое-то особенное ощущение, и становится атмосферой данной программы. Скажешь – «невидимость», и уже твой мозг заглянул за порог.
Сколько по времени занял процесс создания программы, и почему в нее вошли именно эти тексты?
Сложил дня за три. Учил дней пять. А тексты… Какие-то живут со мной еще со школы, как «Легенда о Тиле Уленшпигеле» и «Руслан и Людмила», другие увлекли уже сложившегося актера, как «Саломея» Уайльда, «Непостижимая женщина, живущая в нас» Ханоха Левина, и «Между двух стульев» Клюева. Эти фрагменты я ощущаю, как слова о том, что Красота и Любовь эфемерны, неуловимы, но тот, кто их не ощущает, тот, кто им не доверяется всей душой, поселяется в пустоте. Очень часто мы живем, не доверяя эфемерным мирам, не считая их важными. А ведь без них снова и снова рушится наша геометрическая умность. Жизнь кажется нам разумной и практичной. Но мы только перебираем новые и новые стремления, уничтожая себя, и все вокруг. Эфемерности эти — внутренняя опора нашего мира.
Как вообще у вас возникает идея соединить, на первый взгляд, совершенно разные тексты и объединить их в одну композицию?
Я всегда так делаю в своих сольных программах. Пушкин, Мелвилл и Бальзак в программе «Скорпи-Он». Лорка и Бродский в «Невыносимой любви к людям» Стихи Цветаевой и блюзовая музыка в программе «И-не-за-те-вай». Я доказываю вам их извечную переплетенность, и радуюсь тому, как вспыхивает ваш разум.
Ранее в интервью вы признавались, что во время репетиций спектакля «Саломея» Романа Виктюка вы поняли, что вам необходимо «создать» метафизических существ, чтобы передать чувства персонажей зрителю. Как происходила работа над фрагментом из «Саломеи» для моноспектакля?
В «Невидимости» так много метафизических существ! Царь весны, с его свитой фей и леших, Божество непостижимой женщины, Дон Жуан… В этой компании царь Ирод из «Саломеи» — чуть ли не самый реальный персонаж. Живой человек, умоляющий мир вокруг него не рушиться, и ясно понимающий бесполезность своей мольбы. Как работал… Прислушивался к холоду, поселявшемуся вокруг Ирода, и в его душе, и, сквозь него, произносил все, что означало «Не убий».
В моноспектакле вы зачитывали фрагмент из «Саломеи» Оскара Уайльда, который не вошел в спектакль Романа Виктюка. Можете, пожалуйста, поделиться, почему Роман Григорьевич за две недели до премьеры решил убрать из постановки этот фрагмент?
За Виктюка я не отвечу. Почему он вырезал — не знаю. Но именно в этом фрагменте Саломея окончательно теряет романтическое очарование, и превращается в ледяной скальпель.
Перед прочтением фрагмента из пьесы Ханоха Левина «Непостижимая женщина, живущая в нас» вы говорите, что судьбу Лакснера и Хутнера решает божественная сила. В пьесе же Мадакаскар решает, кто ей поможет и позволяет зайти к ней в ванную комнату Хутнеру…
Именно так. Женщина в том мире и есть — Единственное Божество, которого все жаждут, и которое правит мирами.
В программе звучит и современная проза: отрывок из романа Евгения Клюева, который ушел от нас в начале мая. Были ли вы с ним знакомы?
Увы. Мне только писала его помощница, и прислала поздний вариант книги, который сам Клюев считал более точным. Клюев обязателен к прочтению. Читайте детям вслух. И сами наслаждайтесь. Мой приятель, математик, например, вычитывает в этой сказке современнейшие исследования квантов.
Каких еще новых проектов с вашим участием ждать зрителям?
Следующий сезон будет совсем новым не только для зрителей, но и для меня. Это пока все, что я могу сказать.
