«Гамлет» Мурата Абулкатинова в Театре на Таганке – пример спектакля, к которому сразу, вне зависимости от стремлений режиссера, приращиваются смыслы, исторические и художественные.
«Гамлет» Юрия Любимова с Владимиром Высоцким в заглавной роли и декорациями Давида Боровского с его великим занавесом, который сметал – как время, как судьба – персонажей со сцены и вошел во все учебники сценографии, появился на сцене Таганки в 1971 году и шел до 1980-го года, сформировав вокруг себя культ и став определяющим для нескольких поколений зрителей.
«Гамлет» Шекспира (годы создания 1599 — 1601), вот уже четыре столетия является одной из главных пьес христианской цивилизации, в которую каждое поколение «вчитывает» свои смыслы, трактовки, мечты, комплексы и травмы, как угодно трансформируя исходный текст, благо он это позволяет.
Абулкатинов пошел дальше: он заказал для своего спектакля новую пьесу по мотивам шекспировской. Написала ее драматург Ника Ратманова, умело сплетя в своем тексте и новый перевод, и цитаты из всего, кажется, ХХ века, и современный слэнг, а заодно прилично сократив сюжет.
«Гамлет» Абулкатинова-Ратмановой идет всего час сорок без антракта. Он лаконичен, не перегружен деталями, изящен как абрис, как summery. Режиссеру и драматургу удалось невероятное. До зубовного скрежета знакомый сюжет, перегруженный смыслами за четыреста с лишним лет истории постановок как судно, по киль сидящее в воде, смотрится свежо, легко и интересно. Действие развивается стремительно, персонажи поступают неожиданным для зрителя образом, интрига держит в напряжении. И это про «Гамлета»? И это в премьерном зале, полном «театральных» людей? Да. И в этом – главное достоинство и удача спектакля. Абулкатинов, Ратманова, Шнырева, Евгений Ганзбург (художник по свету, создающий свою партитуру световых занавесов) и, конечно, артисты оживили пьесу настолько, что она кажется едва знакомой.
При этом спектакль предполагает, что зрители более или менее (лучше – более) знают и о «Гамлете» Любимова и занавес Боровского, и о русской культуре в целом (тогда они считают цитату из «Евгения Онегина», которой Гамлет встречает своего дядю-короля Клавдия, и «Лес» Островского, где два актера ходят туда сюда в поисках нового театра, ролей и удачи – как два бродячих актера, которые у Абулкатинова отказываются читать монолог Гамлета «Быть или не быть», но соглашаются играть могильщиков), и про Тома Стоппарда, у которого «Розенкранц и Гильденстерн мертвы», что у Абулкатинова со сцены упоминается вскользь. И так далее. Цитаты можно приводить почти бесконечно.
Абулкатинов – один из самых образованных, начитанных и насмотренных режиссеров нового поколения. Он в принципе любит «зашивать» в свои постановки цитаты из мировой культуры. Как и его постоянный художник Софья Шнырева, которая здесь, в «Гамлете», использовала занавесы как элегантный оммаж Боровскому. Только у Шныревой они подчеркнуто театральные, бархатные, отсекают один эпизод от другого, служат ширмами для подслушивающих/наблюдающих за другими персонажами и делают акцент на главном ходе постановщиков: все, что перед нами – это театр в театре. Только игра идет всерьез, с настоящими смертями.
С самого начала на сцене стоит гроб. В нем – старший Гамлет, на похороны к которому приехал из университета его сын, а попал — на свадьбу матери с дядей. К гробу относятся панибратски. Разве что любовью на нем не занимаются. Потом на сцене появятся еще два: для Полония и для Офелии. Выбеленная кирпичная задняя стена сцены, роскошная хрустальная люстра под колосниками, мигающая в самые эмоциональные моменты, несколько стульев, книжный шкаф – вот и все декорации. Эльсинор – место холодное, необжитое. Люди здесь просто не успевают создать уют. Их убивают прежде.
Смерть здесь, в мире «Гамлета» Абулкатинова, – обыденна и привычна. Ею как рабочим инструментом пользуется Клавдий и его приближенные, убирающие всех, кто так или иначе может угрожать его власти. Только младший Гамлет (Сергей Кирпичёнок) с этим не согласен. Как не согласен стать преемником дяди. Он не хочет власти. Он не хочет борьбы. Он не хочет всех этих интриг и преступлений, калечащих людей. И внятно, раз за разом повторяет: нет, нет, нет. Это его осознанная гражданская позиция. Он хочет читать и переводить стихи, валясь на полу у книжного шкафа под оранжевым торшером из нашего общего советского детства. Хочет прожить жизнь с Офелией (Ксения Галибина). Он просто хочет жить. И отпущенное ему время в Эльсиноре, откуда дядя не отпускает его обратно в университет, он проводит, все больше ошалевая от дичи, которая происходит вокруг. От матери (Мария Матвеева), кажется, беременной, спивающейся, истерящей. От дяди, сошедшего с ума от подозрений и страха. От друзей, которые на глазах ломаются, совершают подлости, предают себя и его. От призрака своего отца, требующего мести. Клавдия и призрака отца Гамлета играет Анатолий Григорьев, что очень хорошо и концептуально, как режиссерское решение, и актерски.
Гамлет Абулкатинова – не сдавшийся герой, а тот, кто не хочет становиться героем, но хочет остаться человеком.
В финале звучит Imagine – песня The Beatles. Звучит она в наушниках Клавдия, выжившего, сохранившего власть и пытающего не сойти с ума окончательно. Но это у него, кажется, не получается. В этой игре, в этом театре-в-театре, в этом «Гамлете» победивших нет. Как нет и выхода – ни в свет, ни в будущее. Это совершенно безнадежная история.
Фото Игоря Червякова
и Татьяны Китинг
