Наша беседа с заслуженным артистом России, телеведущим, актером Театра им. Евг. Вахтангова Александром Олешко состоялась во время съемок программы «Романтика романса». Разговор в столь необычных условиях стал основным аргументом, подтверждающим жизненный девиз Александра: «Крути педали!»
Постоянное движение вперед, понимание себя в профессии, любовь к своему делу – залог и человеческого, и творческого успеха Александра Олешко. Между выходами на сцену артист рассказал о том, как оставаться мечтающим, ищущим человеком, почему важен профессионализм во всем, что ты делаешь, и что дает всем нам юмор.
Не так давно состоялся Хрустальный бал Хрустальной Турандот в вашу честь. Какие у вас сейчас ощущения?
Итог один: удовлетворение от того, что все прошло хорошо и на самом высоком уровне. Потому что чем человек успешней и востребований, тем с него и спрос больше. И очень важно, чтобы не только встречали аплодисментами, но и провожали. Зрители понимают, что если они видят меня в самых разных стилях, жанрах и направлениях, то я должен во всех этих жанрах, стилях и направлениях быть одинаково правдивым, точным, успешным и ни в чем их не разочаровать. Это бывает очень непросто, это очень ответственно, но это азартно, и я это делаю с огромной радостью, уважением и благодарностью к зрителям.
Говорят, что это был один из самых лучших балов. Я очень старался, и я очень благодарен режиссеру и создателю Хрустальных балов Борису Беленькому, который мне позволил быть его полноценным партнером и соавтором, и предлагать именно тех актеров, актрис и коллективы, которых я люблю. Например, я был счастлив пригласить Ансамбль народного танца имени Игоря Моисеева, так как просто преклоняюсь перед Игорем Моисеевым и перед его детищем. В студенчестве, когда я еще был студентом эстрадно-циркового училища, у нас была подработка на общественных началах: мы за кулисами носили разные декорации. А самых ответственных оставляли на концерт моисеевцев, чтобы мы открывали занавес. И это была для меня счастливая пора, потому что я начал смотреть эти концерты, правда, из-за кулис. Однажды я подошел к Моисееву и сказал: «Можно мне к вам прикоснуться?» и с его разрешения взял его за руку.
Они – это такая вершина, это такая радость, это такой труд невероятный! Я благодарю всех ребят, которые приняли участие в этом вечере, и, конечно, благодарю художественного руководителя и директора ансамбля Моисеева Елену Александровну Щербакову за сохранение традиций. Это очень важно – беречь традиции. Я очень люблю фразу Густава Малера: «Традиция – это передача огня, а не поклонение пеплу». И вот они осуществляют эту передачу огня.
Было названо очень много юбилейных дат, есть ли ощущение какого-то этапа? Завершения вехи?
Я буквально вчера понял, чему был посвящен этот бал! 20-летию работы в Театре Вахтангова, 30-летию официальной моей работы на телевидении (в октябре 1994 года я стал ведущим), 25-летию моей работы в качестве актера театра (первая запись в трудовой книжке в 1999 году – Театр Сатиры, потом Театр Современник, потом Театр Вахтангова). Оказывается, что это действительно совершенно особенный у меня год! Плюс то, что я получил премию «Хрустальная Турандот» за особенную роль – заглавную роль в спектакле «Павел I». В декабре мы отпраздновали 20-летие спектакля «Мадемуазель Нитуш». Эта постановка – моя первая профессиональная работа на сцене Театра Вахтангова.
Вы довольны своим творческим путем? Или, возможно, что-то хочется добавить, чего-то не хватает?
Я доволен каждым днем своей жизни, потому что он наполнен и радостью, и испытаниями, и счастливыми мгновениями, и провокациями, и любовью, и завистью. Это такой калейдоскоп, такой серьезный замес всего, но очень важно, как человек с этим совсем справляется? Всем нам известны примеры, когда люди теряют адекватность, или чувство собственного достоинства, или теряют себя. Когда меня просят назвать свое самое важное достижение на сегодняшний день, я всегда говорю о том, что мое самое главное достижение – то, что я не потерял в себе человека. Я не потерял в себе человека мечтающего, человека, в чем-то застенчивого. Я не потерял в себе человека, который планирует. Я не забронзовел. Я живой, ищущий.
Насколько лично вам важен успех, популярность, узнаваемость?
Смотря, для чего это нужно человеку. Есть люди, которые рассиживаются в кресле или на своей популярности, говорят о том, что они все знают, все умеют и упиваются своим собственным изображением в зеркале. А есть люди, которые эту популярность используют для добрых дел. Для того, чтобы замолвить слово для того, чтобы что-то попросить для кого-то, не для себя. Вот мне просить для кого-то или за кого-то гораздо проще, чем что-то для себя. Я вообще смущаюсь и редко могу что-то попросить для себя.
Вот пример, если хотите: Юрий Владимирович Никулин. Который в страшном сне не назвал бы никогда себя «суперзвезда» или «звезда». Но, когда вспоминают Юрия Никулина, огромное количество людей вспоминают и его добрые дела. Сколько пробил квартир, телефонов, того-сего пристроил, вылечил и так далее! Есть трогательный момент и с Любовью Петровной Орловой, которая благодаря своей популярности постоянно получала письма. И ей написала письмо женщина, что она похоронила своего мужа и своих детей: они погибли во время Великой Отечественной войны. В их память она посадила три березы. Прошли годы, и в 70-е годы решили проложить трассу или построить какой-то мост. И было принято решение эти березы спилить. А для этой женщины эти деревья — продолжение жизни ее детей, ее мужа. И она написала Любови Орловой. И Любовь Орлова приехала в какой-то дальний город, встретилась с руководством города и добилась того, что эти березы оставили в покое и проложили дорогу обходным путем.
Смогла бы она это сделать без популярности и любви народной? Нет. Поэтому для меня популярность – дополнительный инструмент для того, чтобы добрые дела делать. И, конечно же, это ответственность, потому что мне нравится, когда я иду по улице, и мне люди улыбаются навстречу. Они меня воспринимают как члена семьи, а не как звезду какую-то сумасшедшую.
А когда вас первый раз узнали?
Когда мне было 18 лет, меня стали показывать по телевизору, я начал работать телевизионным ведущим, и у меня была короткая, пятидневная звездная болезнь. Я так привык за пять дней, что все меня узнают теперь в метро и на улице, все ко мне подходят и говорят какие-то слова, я всем говорил: «Спасибо, спасибо!»
Закончилась она в гастрономе на Варшавском шоссе. Шел какой-то мужчина в мою сторону, я вижу боковым зрением, что он ко мне подходит, уже приготовился к тому, что он мне сейчас будет говорить. А он мне говорит: «Закурить не найдется?», а я ему говорю: «Спасибо!» Иду дальше и думаю: «Господи, какой кошмар, какая стыдоба!» И все: звездную болезнь как рукой сняло. Я просто засучил рукава и стал работать. И работаю по сей день без перерыва.
Вот была пятидневная звездная болезнь. А в чем она выражалась?
В том, что я чуть-чуть ходил с головокружением, что я что-то важное значу. Вот, я иду по улице: с другими не здороваются, а со мной здороваются. А потом как-то пришло очень быстро понимание, что, во-первых, для того, чтобы так было всегда, нужно работать. У меня до сих пор сохранена бумажка из студенчества. Она к стене иголочкой прикреплена в спальне. Я когда просыпаюсь, первое, что вижу – вот эту бумажку. Написано юношеским почерком: «Крути педали!» Это очень важно. И тогда и жизненное, и творческое долголетие тебя не покинет. Поэтому я не случайно на сцене Театра Вахтангова во время бала сказал, что я вас всех, дорогие друзья, приглашаю на свой следующий, вернее так, на свой особенный праздник, на свое столетие. Я хочу, как Зельдин, отметить столетие на сцене.
Вы назвали себя человеком мечтающим. А какая сейчас актерская мечта Александра Олешко?
Я хотел бы, чтобы кино вспомнило обо мне так и полюбило меня так, как я его люблю. В кино я снимаюсь сейчас редко, но метко. Если я снимаюсь, то я снимаюсь интересно, хорошо, разнообразно. Дело все в том, что я попал в такое время, когда нужны были просто типажи, и ребята шагали из фильма в фильм чуть ли не в одной и той же одежде, с одними и теми же лицами. А мне это никогда не было интересно. Я люблю создавать разных людей с разными походками, внешностью, возрастом. И вот если продюсеры об этом, так сказать, подумают и обратят на это внимание, то я был бы счастлив. Моя мечта – выровнять вот эту историю в кинематографе. Чтобы я не раз в год снимался, а минимум пятнадцать.
Роль Павла I стоит отдельно в череде ваших персонажей. Как вы решились на нее?
Никто не ожидал от меня ничего хорошего, от роли Павла I. А я знал, что это обязательно получится, это будет очень интересно! Что это будет вызовом не только самому себе, но и зрителям. Они же зачастую приходят с предубеждением. «А, телевизионный герой Саша Олешко, боже мой! Павла I он играет!» Ровно через две минуты это проходит. И люди перестают видеть меня. Вернее, они меня вообще не видят: они видят Павла Первого. И для меня это тоже было важно. Я ставил такую задачу, чтобы эту телеграмму через толщу веков пронести от его неупокоенной души. «Не судите меня, поймите меня. Не марайте черной краской, не называйте сумасшедшим. Я так хотел много сделать для России и для простого человека».
А что было самым сложным в работе над ролью?
Репетиционный процесс был очень мучительным и долгим. Я хотел бы, чтобы он был покороче. Я вообще не люблю репетировать долго. Меня нужно быстрее выпускать на сцену, потому что у меня все рождается на сцене. У меня ничего не может родиться в комнатке или в репетиционном зале. Мне нужно волшебство, мне нужен свет, мне нужен зритель. Тогда все сразу становится объемным, кристаллизуется. А полгода в комнатке друг с другом — нет, не могу.
Бывает, что когда человек работает очень долгое время в определенном каком-то стиле, амплуа, а затем выходит на сцену с другой внутренней историей, то узнает что-то новое и о себе, как об актере. Случилось ли с вами так же после премьеры «Павла I»?
Нет. Я думаю, что это открытие случилось у театрального мира, у моих коллег, у тех, кто работает в театре, потому что я изначально прекрасно знал палитру своих красок и возможностей. А я этой роли подарил много и своих нервов. Это тот самый случай, когда возникает необходимое волшебство: когда на сцене и персонаж, и актер. И мы видим и боль персонажа, и понимаем, что, оказывается, это боль и есть высказывание человека. Это самое дорогое, что может быть в нашей профессии… Это ее волшебство, когда актер насыщает персонажа, а персонаж насыщает актера. Здесь очень важно, чтобы сам актер этот момент держал под контролем и не дал бы этому балансу нарушиться. Чтобы человек где-то не сошел с ума, условно говоря… Играя такую трагическую роль, тратишь очень серьезные физические силы. Это непросто по всем аспектам: морально, физически, эмоционально, психически.
А хочется в будущем подобных ролей?
Нет, больше не хочется. Все, хватит! Я это сыграл для того, чтобы, закончились все эти разговоры. «Ой, Саша, он все время с микрофоном в руке. Боже мой, да как же так?» Послушайте, во-первых, я люблю микрофон в руке. Во-вторых, я его очень хорошо держу. В-третьих, я хорошо в него говорю. В-четвертых, это моя профессия. Вообще, все, что я делаю, я делаю профессионально. Я профессиональный актер театра, профессиональный актер кино, я профессиональный чтец, профессиональный конферансье. Я всему этому учился. Вот чтобы закончить все эти разговоры – нате вам! Получили трагедию в моем исполнении? Всем спасибо! Я пошел взял микрофон. Дальше – комедия.
А как вообще быть ведущим так, чтобы не превратиться в «говорящую голову»?
А я никогда не был говорящей головой, потому что я не люблю заучивать готовые тексты, которые мне дают редакторы. У всех текстов, которые пишут авторы в самых разных программах, есть своя какая-то тематика, направление, но я всегда их либо переделываю, либо переписываю, либо просто говорю от сердца, потому что у меня есть профессия. И вообще эта профессия называется «конферансье».
К сожалению, эта профессия практически уничтожена новым временем, новыми технологиями. Но что такое конферансье? Конферансье-ведущий – это человек, который связывает разные концертные номера в сборном концерте, который много знает об этом, который сам многое умеет. Он может спеть, он может станцевать, он может показать фокус, он может сделать пародию, он может прочитать стихи, он может их сочинить и владеет искусством буриме. Вот всему этому я учился, профессию свою знаю, ее люблю и подстраиваю себя всегда под тот замысел и под ту программу, в которой я работаю. Ведь есть интересы артиста, а есть интересы либо спектакля, либо проекта. Я способен свои интересы подчинить интересам того проекта, в котором я работаю. Если это происходит, то выигрывают и мои интересы, и интересы проекта, а самое главное – интересы зрителей, который хочет получить праздник. Мне кажется, я рожден для того, чтобы люди улыбались.
Очень хорошая фраза!
А я не случайно начал свой бал с песни, которая называется «Человек идет за солнцем». Это я ее придумал, она была написана по моей просьбе. Там есть несколько моих строчек. Есть фильм 60-х годов гениального режиссера по фамилии Калик. Называется этот фильм «Человек идет за солнцем». Мальчик бегает по улице в солнечном Кишиневе. Он подходит к мороженщице, он забегает в детский мир, он смотрит на парк аттракционов, забирается на крыши. И все это в солнечный, яркий летний день.
Когда я во взрослой жизни посмотрел этот фильм, когда я видел этого мальчика, мне казалось, что как будто бы это я бегаю по солнечному Кишиневу, потому что это город, в котором я родился. Мирная, дружная, многонациональная, прекрасная Молдавия. Запах густой, пахнущий фруктами, цветами. Длиннющее лето, теплейшая длинная весна, очень короткая зима. Чудеснейшая, короткая, пахнущая листвой осень. Вот это все — мое детство в этом фильме. И поэтому я, сотрудничая с замечательным композитором Леонидом Каминером, ему это все рассказывал. Он долго слушал меня. И потом эта песня родилась.
Мне очень радостно, что у меня в репертуаре есть около 60 песен, которые написаны для меня, в соавторстве со мной. Это мой фирменный репертуар. Потому что, когда говорят про современных певцов, у которых нет своих песен, которые поют только песни прежних лет, «Вот это певец» – для меня это не певец, это певец караоке. Исполнитель. Мне кажется, у артиста должен быть свой репертуар, он обязан этим озаботиться. Обязательно! Я не певец, а просто поющий актер, но я этим озаботился.
Опыт работы в театре, в кино, на телевидении, а за это все время сформировался ли какой-то свой личный метод у актера Олешко в работе над ролями?
Да, он называется так: «Не мешайте актеру Олешко, он все сделает за вас сам!» Если можете помочь – помогите. Не можете, просто не мешайте. Будьте рядом, можете подписать свои фамилии, что вы режиссеры, вы соавторы, вы все. Он все за вас сделает. Он сделает это с удовольствием. Просто не вставляйте ему палки в колеса.
А если то, что делает Александр Олешко, расходится с видением режиссера?
Оно иногда расходится с видением режиссера, но потом режиссер вынужден с этим согласиться, потому что это хорошо.
Нет ли в этой уверенности немного самонадеянности?
Нет, потому что я знаю свою профессию, я точно знаю, что мне нужно. У меня есть свой собственный почерк, у меня есть я. Ведь есть люди, у которых их нет. Они у кого-то своровали это, у кого-то позаимствовали это, у кого-то это, это, это. А где они сами?
Поменялось ли за тридцать лет творчества ваше отношение к профессии?
Нет, не поменялось. Я очень люблю свою профессию, и я счастлив, что услышал ее зов, что эта профессия меня дождалась. Мне кажется, что мы созданы друг для друга. Потому что, когда любовь искренняя, а не придуманная, сложно не найти взаимность. Это же как луч энергетический, как луч света, на который слетаются, на который все реагируют.
Есть какие-то театральные драматические планы на ближайшее время? Или пока все после «Павла I» на паузе?
Этот серьезный и мощный спектакль не только человека поднимает на высоту определенную, но и задает новую планку ответственности. Вы можете сейчас представить, что я должен сыграть, чтобы это либо было на том же уровне, либо это перекрыть?..
В чем ваш источник вдохновения?
Мой источник – безусловно, счастье, любовь, влюбленность. Мне кажется, это очень видно. Мне кажется, вообще любого человека любовь или чувство влюбленности окрыляет, украшает, дает ему энергию.
Это взаимная любовь или просто любовь, которую человек ощутил?
Если взаимное, тогда это вообще фейерверк. Главное, чтобы любовь была, чтобы она жила в тебе, и чтобы ты готов был все отдать или поделиться чем-то. Поэтому по мне это очень видно в разных программах и интервью. Я могу сам потом вспомнить, если я смотрю какие-то повторы или вижу себя по телевизору. А, понятно: здесь был влюблен. Причем ведь это может быть любовь и влюбленность творческая. Я влюбляюсь в талант очень… Меня это вдохновляет. У меня нет зависти никакой.
Наоборот, когда я понимаю, что я не могу так, как кто-то, я думаю, боже мой, это же фантастика! Я преклоняюсь перед талантливыми людьми. Я на репетициях и на концертах ансамбля Моисеева сказал, что, знаете, когда у меня будет возможность, я просто перед вами стану всеми на колени и скажу вам: «Спасибо!» Я это сделал на сцене во время Хрустального бала. Если бы я это сделал на их концерте, это было бы какой-то такой эксцентрикой или пошлятиной, но так как это бал в мою честь, я волен благодарить и выражать свои эмоции так, как я считаю нужным.
А бывает такое, что вот смотришь, понимаешь, что так не умеешь, но хочешь так научиться? Или вам всегда хватало того, что есть именно у вас?
Есть огромное количество людей, которые даже не знают, что они являются моими учителями. На телевидении это дикторы советского телевидения, с которыми я со всеми практически успел поработать. Это же фантастическая школа! А в театре? Представьте: делить гримерку с Василием Семеновичем Лановым и Владимиром Абрамовичем Этушем? А играть в спектакле с Александром Анатольевичем Ширвиндтом столько лет? Партнерствовать в легендарных спектаклях Галины Борисовны Волчек с Мариной Нееловой, Игорем Квашой, Валентином Гафтом, Еленой Яковлевой, Сергеем Гармашом. Вы понимаете? Это такие люди, такие биографии, такие мощные творческие огни, что надо быть очень глупым и ленивым, чтобы от такого огня самому не напитаться света!
Вы сказали хорошую фразу, что хотите, чтобы люди улыбались. Но волею судеб мы живем сейчас в такое время, что есть люди, которые говорят, что не надо сейчас ни веселья, ни праздников, ни юмористических историй. У меня, например, есть знакомая, которая, сходив на спектакль, который, как ей показалось, был слишком смешной, просто ушла в антракте. Она открытым текстом сказала, это вульгарно, это не нужно сейчас. Вообще, искусство в наше время должно как-то отзываться на то, что происходит, или мы просто служим каким-то вечным идеалам? Как вам кажется?
Искусство несомненно служит вечным идеалам, но… Не надо юмора и смеха? Нет, надо. Потому что от нас только и ждут, чтобы мы опустили руки, чтобы мы погибли от страха, от депрессии, от, как говорила Волчек, не формулируемой тревоги. Сейчас она очень даже формулируемая… От нас хотят, чтобы мы в этой ситуации опустили руки. Но это самое простое — опустить руки. Только поднять их потом будет сложно. Либо тебя заставят их поднять тогда, когда будешь сдаваться. Поэтому возможно и нужно все, чтобы жизнь продолжалась. Все, кроме пошлости. Как только пошлость проникает и называет себя юмором, это губительно. Вот пошлость – это чудовищно.
Все остальное подкреплено историями в восьмидесятилетней давности, когда Клоун Карандаш был одним из самых востребованных во фронтовых бригадах, когда Клавдия Шульженко, Любовь Орлова, Борис Брунов, Евгений Весник – блистательные, блистательные артисты поднимали дух. Поднять дух человека – это полпобеды.
Поэтому улыбайтесь себе на радость и врагам на зло!
Фото Романа Астахова, Татьяны Вальяниной
и из личного архива Александра Олешко
