На нашем сайте снова дебют. Студентка 4 курса театроведческого факультета ГИТИСа (мастерская Н.А. Шалимовой) Мария Юрманова исследует взаимоотношения в творческом тандеме Николая Акимова и Евгения Шварца, проходя вместе с героями повествования от этапа знакомства до расставания. О взаимовлиянии двух удивительно непохожих друг на друга людей, первых постановках и возвращении к пьесам драматурга — в нашем историческом материале.
Они сошлись. Волна и камень,
Стихи и проза, лёд и пламень
Не столь различны меж собой.
А. С. Пушкин «Евгений Онегин»
ВСТУПЛЕНИЕ
«Это удивительно, до чего люди не похожи друг на друга! Как при такой общности физической конструкции … получаются такие разные и совершенно не похожие друг на друга результаты, каждый из которых носит название человеческой личности!». Это восклицание Н. П. Акимова как нельзя лучше характеризует драматурга Евгения Львовича Шварца и режиссёра Николая Павловича Акимова – людей полярных взглядов и характеров, разных темпераментов и эмоций, самобытных стилей и талантов, сумевших, тем не менее, создать уникальный творческий тандем.
Ко времени их первой встречи Николай Акимов был уже широко известен как театральный художник, а Евгений Шварц успел попробовать свои силы и в качестве актёра, и в качестве детского писателя и драматурга. Однако в полной мере их дарования раскрылись именно в совместной работе.
Процесс первоначального знакомства Акимов описывал как своеобразные разведывательные операции, в которых будущие сотворцы узнавали друг друга. В беседах-переговорах участники буквально забрасывали один другого сюжетами, идеями, советами, предложениями. Очень быстро они обнаружили, что их взгляды близки, представления о направлении художественных поисков совпадают. Так одновременно воплощались две извечных мечты: режиссёра о своём драматурге и драматурга о своём театре.
Однако близость мировоззрений не означает идентичности, а потому этот союз неизбежно должен был балансировать на грани между контактом и конфликтом. Известно, что в дальнейшем подчёркнуто зрелищные эффекты и ироническая театральность Акимова не всегда нравились лиричному, философичному Шварцу. Режиссёр, со своей стороны, воспринимал глубокомысленные или задушевные разговоры, которыми любил обрамлять сюжет драматург, как помеху для развития фабулы.
Совместное творчество режиссёра и драматурга началось на стыке Культуры 1 и Культуры 2, если рассматривать хронологию в терминах известной работы В. Паперного «Культура Два» (1979), посвященной исследованию смысловых и стилевых особенностей тоталитарной культуры в широком историческом и искусствоведческом контексте. Авангардные течения растворялись под давлением тоталитарного режима, и одним из признаков наступавшего времени становилось утверждение «слова», равнение всех искусств на литературу: «…ни в одном из искусств <…> не должно было быть никакого иного содержания, кроме того, которое можно пересказать словами», – так характеризовал этот период Владимир Паперный. Таким образом, только вступающий в режиссуру Акимов остро осознавал необходимость «своего» автора, который бы вербально дополнял его собственный «изобразительный» стиль. Оба привнесли из своего прошлого определённый авангардный багаж, что и стало предпосылкой их эстетического сближения.
Раннее творчество Е. Шварца несло на себе отпечаток внутренних сомнений и поисков собственного драматургического пути. В разное время писатель был близок и к «Серапионовым братьям» с их отрицанием идейности в искусстве, и к ОБЭРИУтам, декларировавшим отказ от традиционных форм искусства, культивировавших гротеск и алогизм (у Шварца в форме иносказательности). Круг юношеского общения будущего драматурга, атмосфера и читательские предпочтения его семьи сформировали нравственно-философские доминанты и мировоззренческие установки Шварца.
Влияние авангардных 1920-х в творчестве Акимова проявилось в тяге к эксцентрике и смелым жанровым экспериментам. В его «Гамлете», поставленном в 1932 году в Театре им. Евг. Вахтангова, критик П. А. Марков увидел возвращение к традициям мирискусничества: «Вместо актёра он видит декоративное полотно». Причины для этого были вполне очевидными: Акимов пришёл в режиссуру, будучи уже признанным театральным художником. Его постановкам были свойственны декоративные эффекты, пиршество красок, яркие костюмы. Спектакль был в штыки встречен критиками. Осуждали превращение трагедии в памфлет, разрушение многомерности содержания, обвиняли постановщика в формализме и дилетантизме. Вольная интерпретация классики намного опередила время и не нашла понимания.
Николай Акимов строил свой театр системно, комплексно, но не по мхатовской модели, а считал, что «каждая театральная система вольна строить свой театр из любого сочетания элементов» и декларировал формулу: «Всё через ведущего актёра, в замечательном оформлении, под потрясающую музыку, при виртуозном освещении».
Таким образом, эстетический багаж, привнесённый каждым из своего раннего творчества, помножился на блестящее остроумие, ироничное мышление, огромную внутреннюю культуру обоих, стремление к образности в искусстве и тягу к сказке как жанровой форме размышления о нравственных и философских проблемах. Последний аспект, кстати, демонстрирует мировоззренческие параллели датского сказочника Ханса Кристиана Андерсена с художественной концепцией и драматурга, и режиссёра, что опять же стало объединяющим началом для их совместного творчества. Именно сказки (как детские, так и взрослые), полные глубокого человеческого содержания и острого критического взгляда на правду жизни, прославили этот творческий тандем. Понимание сущности жанра сказки блестяще иллюстрирует знаменитая реплика Шварца, брошенная им в ответ на упрёк его коллеги, советского писателя и драматурга Юрия Германа: «Тебе-то что, ты пишешь сказки, а я пишу быль…». Шварц парировал: «Вот и выходит, что сказки-то пишешь ты, а я пишу быль…».
