В Московском Драматическом театре им. Сергея Есенина идёт активная творческая жизнь — независимый театр осваивает разные площадки, работает над новыми постановками. За пятилетнюю историю театра в репертуаре появилось десять спектаклей, основанных на произведениях русских и зарубежных классиков. О современных театральных реалиях, о развитии театра мы поговорили с основателем МДТ им. Сергея Есенина Ярославом Шевалдовым.
Расскажите, пожалуйста, о создании театра.
Создание театра было спонтанным. Осенью, когда проходят есенинские дни в честь дня рождения Сергея Есенина, в селе Константиново шёл фестиваль «Тот образ во мне не угас». Я решил сделать спектакль для этого фестиваля. В один год мы с актрисой Анной Сардановской (сооснователь, директор театра) привезли туда спектакль «Анна Снегина». Он понравился, получил награду за лучшую режиссуру. На следующий год я решил снова участвовать, но сделать что-то более расширенное. Был 2017 год — столетие Октябрьской революции. Именно этому событию был посвящён фестиваль. Я решил взять революционную лирику Есенина. Получилась компиляция из его пьесы «Страна негодяев» и революционных стихов. Спектакль был назван «Русь бесприютная». Постановка получила активный отклик. Это дало мне импульс для того, чтобы её расширить до полной версии. Спектакль до сих пор в нашем репертуаре.
23 ноября 2017 года мы впервые сыграли в Усадьбе Струйских. Мне очень понравилось пространство — захотелось что-то там сделать. Мы познакомились с человеком, который был арендатором этой усадьбы, начали работать. Выпустили спектакль «Дети Дон-Кихота». Это была наша вторая премьера — спектакль, посвящённый артисту Владимиру Зельдину.
Дальше от самого помещения родилась идея иммерсивного формата театра. Чтобы было перемещение публики по залам усадьбы. Я и ещё несколько человек из труппы являемся учениками Игоря Яцко, который ведёт лабораторию в театре «Школа Драматического Искусства» и практикует театр через игру, игру с залом, игру с партнёром, в которую активно вовлекается зритель. И в нашем театре образуется синтез нескольких театральных школ: и игровые приёмы используются, и психологические. Нашим первым иммерсивным спектаклем 9 июня 2018 года стал спектакль «Идиот» по Ф.М. Достоевскому.
Изначально театр имел другое название — «Театр мечты», но это было недолго, всего месяца три-четыре. Мы решили его переименовать. С учетом того, что первый наш спектакль был по Есенину, то мы решили дать название театру «Московский Драматический Театр имени Сергея Есенина». За нашу пятилетнюю историю мы начали работать на нескольких площадках, ведём активную творческую деятельность.
Основой для ваших спектаклей становится русская и зарубежная классика. Вы стараетесь быть актуальными или говорить с публикой о вечных ценностях?
Вечные ценности всегда актуальны. Просто со зрителем надо говорить современным языком, близким ему. Выходить на прямой диалог, вести со зрителем дискуссию, через метафоры, а то и через прямое обращение в зал — и зритель будет находить ответы. Почему я, например, люблю больше классику? Мы можем при постановке таких вещей взять дистанцию, но потом мы берём проекцию во времени, смотрим — изменилось ли что-то? И чаще видим, что ничего не меняется: проблема осталась актуальна. Она ещё более интересна, обретает больший объём. Если мы берём что-то повседневное, то там зачастую нет глубины. Но это лично мой взгляд. Я, к сожалению, не могу найти в современной драматургии того, что меня бы зацепило. Коллеги часто работают с современными произведениями в театре, есть что-то хорошее, но по-настоящему ничего не отзывается. Я не против осовременивания классики, когда оно идёт на пользу тому, что мы видим, а не является ходом для того, чтобы шокировать публику. Публику сейчас сложно удивить, она уже видела все. А вот вскрыть классику, увидеть актуальность — вот об этом надо разговаривать.
Один из ваших спектаклей — посвящение Владимиру Зельдину. Почему именно этот артист? Есть ли у вас в творчестве ориентиры?
Это был уникальный артист! Моё знакомство с ним произошло, когда я учился на курсе Бориса Морозова, который на тот момент являлся главным режиссёром Театра Российской Армии. И мы, его студенты, могли свободно посещать спектакли. Я сразу захотел увидеть постановку «Человек из Ламанчи». Был просто поражён… Впервые я глубоко погрузился в тему «донкихотства». Да, я знал об этом герое, но не читал роман. «Человек из Ламанчи» — весьма вольная интерпретация романа «Дон Кихот», но всё равно в нём заложены основные темы произведения Сервантеса.
Когда я увидел в роли Дон Кихота Владимира Зельдина, я понял, что от него шла не просто бешеная энергетика. Это было ощущение целой эпохи. В этом артисте есть дух всей его прожитой жизни. И в этой роли он выражался полностью! К тебе, как зрителю, приходило непередаваемое чувство! И так было каждый раз, на каждом его спектакле. Мне посчастливилось: я несколько раз с ним общался, хоть наши встречи были недолгими, но это и неважно… Неважно, каков творец как личность, какова его биография, но когда человек действительно живёт своей внутренней силой, когда несёт её людям — это прекрасно. За счёт этой энергетики он всегда был на высоте. Даже когда мог в силу возраста забыть текст, что-то сделать неточно — ему никто никогда не давал поблажки, а потому на сцене всегда был Артист.
Для меня «Человек из Ламанчи» стал спектаклем, на который я всегда шёл, когда испытывал внутренние сомнения, когда были сложности в профессии. После него я всегда был обновлённым, с невероятным позитивным зарядом. Конечно, есть и другие режиссёры, актёры, которые мне интересны, но среди всех хочется находить свою дорогу. А за Владимиром Михайловичем хотелось идти. Он был тем ориентиром, который демонстрировал и нёс со сцены свет. Люди с такой творческой энергетикой всегда становятся ориентирами.
Когда вы начинаете работу над спектаклем, который делается в рамках фестиваля, нет ли ощущения, что появляются некоторые ограничения в творчестве?
Нет, такого ощущения нет. По-моему, как раз наоборот: когда есть заданная тема, это быстрее приносит свои плоды. Например, мы приняли участие в фестивале, посвящённом Михаилу Юрьевичу Лермонтову. Мы должны были сделать спектакль. А у меня всегда были сложные отношения с этим автором. Он никогда не был мне близок. Для фестиваля я начал перечитывать Лермонтова, остановился на «Герое нашего времени». Поначалу показалось, что это — простая романтическая история. Но потом, когда я задумался о вкладе Лермонтова в развитие литературы и осознал тот факт, что «Герой нашего времени» — первый психологический роман, то стала очевидна вся глубина этого автора. Создать такое произведение, будучи настолько молодым — это уже что-то, данное свыше. И когда я начал перечитывать, когда начала рождаться задумка спектакля, когда я глубже погружался в процесс — всё обретало свою вертикаль, свою метафизику, свою связь божественного с земным. И это стало безумно интересно, Лермонтов открылся совершенно иначе. Он перестал быть меланхоликом и лириком. Вот в данном случае конкретная тема позволила мне раздвинуть собственные рамки. И для меня работа для фестиваля — это всегда положительный опыт.
Ваш театр существует на самоокупаемости? Насколько сложно руководить подобным проектом?
Да, мы на самоокупаемости. Порой это действительно очень сложно, так как нет финансовой поддержки со стороны. Конечно, подаем заявки на гранты, на стипендии, но получить их не всегда удаётся. Иногда приходит какая-то поддержка со стороны, находятся люди, желающие помочь. Например недавно такую помощь мы получили во время работы над спектаклем «Раскольников». Но хотелось бы найти какого-то постоянного спонсора, который поддерживал нас, шёл бы с нами вместе. Сейчас во время пандемии особенно сложно — дают о себе знать ограничения по количеству зрителей, плюс не у всех сейчас есть возможности и желание ходить в театр. Но я хотел бы призвать зрителей: приобретайте билеты! Потому что, когда театры выкладывают промокоды, объявляют скидки — это не от хорошей жизни. Нам очень нужна ваша помощь и поддержка.
Можно ли утверждать, что у независимых театров больше свободы в творческих высказываниях?
Это основной плюс нашего положения — стопроцентная свобода в действиях. Не приходится выбирать, в рамках чего ты должен работать. Ты идешь по своим ощущениям, а не следуешь плану, который тебе задается. В государственных театрах очень много обязанностей. И детские спектакли, и целевые — все должно быть выполнено. У нас всего этого нет, и выбор продиктован только вашим творческим мироощущением, современными веяниями, тем, что внутри болит, тем, что хочется делать. Я считаю, что не только в частных театрах есть свобода, но и во многих государственных коллективах, которыми руководят хорошие директора и художественные руководители. Нужен определенный подход к руководству — и тогда всё будет получаться.
Как вы объясняете популярность иммерсивных постановок?
Иммерсивный театр не сегодня появился. И у Шекспира, и в площадных театрах было взаимодействие с публикой, открытые обращения к ней. Даже закидывание артистов помидорами можно назвать иммерсивом. Сейчас просто идёт расширение пространства — может быть задействовано несколько зданий, даже улица. Как мы делаем, например, в спектакле «Шерлок Холмс» в тёплый сезон.
Зритель всегда хочет находиться в эпицентре событий. Сейчас люди более свободны. Но даже на иммерсивных постановках публика демонстрирует разную степень вовлечённости. Кто-то садится на первый ряд, рядом с артистами, кто-то всё равно держит дистанцию, наблюдает со стороны за активным взаимодействием. Наверное, можно сказать, что порой кто-то реализует детскую мечту стать артистом. Иммерсивность позволяет полностью погрузиться в действие, увидеть горящие глаза артистов, быть среди небольшого количества зрителей, стать соучастником процесса.
Есть ли некий план развития театра, какие цели у коллектива?
Планы большие. Хочется несмотря на разнообразие наших площадок обрести свою площадку, где нет ограничений. Надо обрести свой дом. Это — самое важное в развитии театра. Хочется объездить как можно больше городов, фестивалей, стран. Фестивали всегда позволяют коллективу сплотиться. Обязательно хотим сохранить свою свободу, свободу творческого выбора. Сейчас очень много обсуждений законопроекта, который, по сути, вернёт нас к цензуре. Этого, на мой взгляд, нельзя допустить. Это будет вести к деградации, а не к прогрессу.
Много задумок, много ростков, из которых можно вырастить замечательные цветы. Поэтому — удачи и попутного ветра нашему кораблю! А дальше будет только лучше и лучше.
Ближайший спектакль театра можно увидеть 17 февраля на сцене КЦ «Меридиан», а также 20 февраля в Библиотеке-читальне им. А. С. Пушкина.
Фото предоставлены пресс-службой театра