31 мая в театре «Школа современной пьесы» произошло много интересного: были подведены итоги драматургического конкурса «Действующие лица» за 2019 и 2020 годы, презентованы два сборника пьес, в которые вошли по десять лучших текстов за каждый год, прошли показы конкурсной лаборатории «Класс молодой режиссуры» и был выбран эскиз, который затем будет превращен в спектакль и войдет в репертуар театра. Победителем стала постановка Галины Зальцман по пьесе Александры Фоминой «Отщепенцы».
Жюри, отбирающее лучшие пьесы, традиционно состояло из режиссеров, поскольку для организаторов конкурса и лаборатории, в первую очередь, важна сценичность текстов, их потенциал для постановки. Но в этот раз, в отличие от предыдущих лет, не вся драматургия оказалась на подмостках: каждый из молодых режиссеров выбрал себе тот материал, который вызвал наибольший интерес. В итоге зрители увидели пять работ по разным текстам.
Никита Бетехтин сделал эскиз по «Звездам в черной дыре», пьесе Ники Вельт. По сюжету в стене аварийной пятиэтажки, из которой все потихоньку съезжают, появляется огромная трещина. Некоторые персонажи не могут оторвать от нее глаз, видят внутри звезды. Другие просто используют эту нишу для мусора. Во время обсуждения эскиза автор рассказала, что она хотела написать пьесу, и единственное, что пришло в голову – панельная пятиэтажка и черная дыра. Потому что, если в России появится Бог, то он будет именно в виде черной дыры. Но потом появились персонажи, и пьеса стала совсем про другое. Бетехтин поставил ее про собранных в одном доме одиноких людей, потерявших любопытство и превратившихся в таких взрослых, которых совсем не понимали ни Маленький принц, ни летчик. Точно настроенные прожекторы выхватывали фигуры жильцов из плотной, бархатной темноты так, что не было даже круга света на полу. Персонажи просто появлялись и исчезали, как персонажи компьютерной игры. Ярко одетые, (фиолетовая и красная толстовки, розовая кофта), они казались разделенными непроницаемой чернотой. Даже разговаривали через зал, не глядя друг на друга. Герои были так же разделены, живя в одном доме, как артисты, находясь на одной сцене.
Антиутопию «Империя света» Даны Жанэ поставила Виктория Печерникова. Этот жанр не так часто встречается на театральных подмостках, тем более в столь актуальном виде. В мире после эпидемии вышел запрет на прикосновения и нарушение социальной дистанции. Но среди курьеров появился маньяк, который насильно обнимает всех, кому доставляет заказы. Главный герой Петя испытывает по этому поводу смешанные чувства: с одной стороны, маньяк, разумеется, безумен, он совершает преступление, но с другой молодому человеку очень не хватает тактильности в общении. Страхом открыться, приблизиться к другому и увлеклась Печерникова при постановке пьесы. Окружающие Петю персонажи придуманы как персонажи-гэги, прячущиеся за этими масками. Подчеркнуто брутальный Аркадий, манерный ЗОЖник Филипп, гламурная Настя своей неестественностью, плоскостью превращают условное, но все же бытовое пространство офиса курьерской службы в гротескный, антиутопичный мир.
С текстом Александры Фоминой «Отщепенцы» работала Галина Зальцман. Материал написан, по замыслу Фоминой, намеренно нейтрально: в истории о пребывании трех народовольцев в заточении в Петропавловской крепости под надзором караульных нет правой или неправой стороны. Зальцман явно старалась в начале сохранить этот баланс, но постепенно ее сочувствие молодым людям, гниющим в тюрьме за свои идеалы, стало пробиваться в эскиз. Пространство тюрьмы, с холодным светом, условными границами камер в виде белых линий на полу и подчеркнутой минималистичностью, противопоставлено уютной, явно теплой комнатке конвоиров, где на столе стоит розетка с малиновым вареньем, самовар, увешанный баранками, и стаканы в серебряных подстаканниках. Главным героем для режиссера стал юный охранник, на которого, с одной стороны, давит начальство, обещающее спокойную, безбедную жизнь, если он будет поддерживать систему, а с другой, жалость к заключенным.
Филипп Гуревич представил сценическую версию «Бухты Тандзы» Анастасии Букреевой. Историю о семье, в которой каждый пытается справиться со смертью младшего ребенка самостоятельно, независимо от близких, режиссер превратил в фантасмагорию. У всех, кроме, собственно, погибшего мальчика, выбеленные лица, марионеточно-острая пластика. Они резки и зажаты, рассыпаются на части и собирают себя заново, меняют мизансцены как режимы существования: с этим человеком нужно притворяться, будто все хорошо, тут можно выплеснуть злость, а здесь – позволить себе тоску. Главная героиня Анка заключена в цикл повторяющихся режимов, в каждой сцене от нее чего-то ждут или за что-то ее корят. Гуревич смог сохранить хрупкость пьесы Букреевой, ее небытовую поэтичность, рождающуюся из ужаса вполне бытовой ситуации.
«Окна выходят на театр» Дмитрия Ластова превратил в эскиз Павел Макаров. Пьесу о пожилой семейной паре, живущей рядом с театром, о людях, у которых никого не осталось кроме друг друга, и практически ничего, кроме общих воспоминаний, Марков использовал как основу для пробы границ театральной условности. На сцене появились гримировальные столики и помост, ставшие знаком театра в театре. Артисты прямо при зрителях обсуждают интонации, примеряют пластику. Сначала восьмидесятилетних героев играют артисты, явно не подходящие по возрасту: точно сказать тяжело из-за грима, но они совсем молоды. В середине эскиза происходит замена, появляются артисты более старшего поколения, хоть все еще и не соответствующие персонажам по возрасту. Характерность масок молодых сменяется психологическим проживанием старших. Парадоксально, но привыкшему к нарочитой условности зрителю, реалистичное существование артистов первое время кажется фальшивым.
Несмотря на то, что все пьесы были разные по жанру и стилю, можно выявить некоторые общие тенденции. Все решения оказались небытовыми, театральная условность преобладала на сцене ШСП. При том, что театральные языки отличались, практически все режиссеры работали с темным пространством, расставляя акценты или разделяя миры при помощи световых решений. Поскольку одной из задач было представить неизвестный до того текст, в нескольких эскизах режиссеры озвучивали ремарки или проецировали их на сцену, сохраняя тем самым целостность материала. Однако это каждый раз было осознанным решением, а не приемом ради приема.
