Длинный ряд стульев на авансцене, черно-серое огромное пустое пространство за ними. Аккуратным прямоугольником насыпан пепел возле самого края сцены. На стульях, лицом к залу, рассядутся участники грядущей трагедии. Старый король произведет роковой раздел государства в приданое дочерям по принципу: кто из них его больше любит. Так начнется шекспировский «Король Лир» в постановке Юрия Бутусова на сцене Театра им. Евг. Вахтангова.
Неудовлетворительным для отца признанием младшей дочери Корделии он и закончится. Дальше хрестоматийный текст перестает быть известной пьесой великого драматурга, и, не теряя ни слова из первоисточника, превращается в заклинание, открывающее врата хаоса. Маленький мир Лира разрушается и это равно разрушению мира вообще. Исчезновение человека равно небытию, ибо уже некому будет смотреть на то, что будет после.
В 2021 году, в озирающемся постпандемийном мире, где случилось достаточно катастроф, и где воздух пропитан запахом трагедии и ее вечной спутницы — иронии, где мгновенно может измениться в жизни все, включая саму жизнь. В мире, где личная воля и свои желания ничто перед природой и стихией, а вера в высшее милосердие – дело сомнительное, Бутусов фиксирует обнуление всех привычных понятий и смыслов. И оставляет человека наедине с тем самым высшим милосердием.
Лир в исполнении Артура Иванова встает и почти тут же падает как подкошенный от той душевной боли, что причинила ему Корделия, а когда поднимается – он больше не король. Потеря власти и длинный путь к истине через тьму разума начинаются с первого же дурачества. Лир изображает маленького ребенка, гнусавит как капризный малыш, у которого отняли игрушку. А потом начинает свой первый еще пока неровный, дерганный танец смерти на куче пепла. Этих танцев будет много, пепел полетит в разные стороны, границы сотрутся, все обратится в тлен.
Рядом с ним появится Шут – та же Корделия, но теперь она в мешковатом брючном костюме, лишенная всех признаков определенного пола – и это андрогинное и, значит, надчеловеческой природы, существо будет сопровождать короля в его долгом мучительном странствии. Шут-Корделия – обе роли играет Евгения Крегжде – становится для Лира буквально всем: голосом совести, способом поговорить с дочерью и попросить прощения, голосом правды и раскаяния, потусторонним советчиком и проводником с одного света на другой. Они вместе будут бродить по огромному серо-черному пустому пространству в клубах белого и серого дыма, под дождем из струганных досок – это леса, которые держат расшатавшийся мир. Его когда-то взялся починить Гамлет, да не смог, и Лиру с самого начала достался мир в подпорках. Доски валятся на бедных странников с треском и риском для жизни.
На протяжении всего пути Лир Иванова будет постепенно съеживаться, мельчать и даже как будто становится меньше своего шута. Белая краска с лица постепенно облезет, обнаруживая человеческие черты. В прежнем мире все были такие же – у героев спектакля раскрашенные лица, причудливые костюмы. Это все влияние огромной Луны – то болезненно-желтой, то тревожно-красной – символа безумия, колдовства и причудливых снов. Она приближается и напоминает то ли фильм Триера, то ли картину Юона – пугает, путает и одновременно дарит обманчивую надежду на успокоение в мире грез и фантазий.
Среди клубов дыма, грохота и пепла потеряются все остальные персонажи: благородный Кент Валерия Ушакова будет искать своего короля, сострадая и пытаясь помочь, хотя его милосердие не в силах оживить пустыню, ослепший Глостер первым узрит истину, но его вина и раскаяние – отражение лировских – на время отвлечет от понимания, изгнанный Эдгар Василия Симонова, скрываясь за одеждами и образом манерного фрика, споет Imagine Джона Леннона и строчки о том, что нет ни рая, ни ада, и все люди братья на земле – поплывут над сновидческим пространством как то ли горькое прозрение, то ли как подсказка о спасении. А потом сестры Гонерилья и Регана (их почти макбетовскими ведьмами сыграют Яна Соболевская и Ольга Тумайкина) истребят друг друга от страсти и зависти. И подсказка о спасении обернется ядовитой насмешкой.
Юрий Бутусов вместе с художником-постановщиком Максимом Обрезковым и художником по свету Александром Сиваевым выстраивают на сцене фантастической глубины монохромное пространство, царство мощнейших стихий, которым нет дела до людских страстей, и где лишь две фигуры – веселого сумасшедшего Шута и грустного спятившего короля отделяют всех от приближающегося хаоса. Режиссер почти не делает акцента на самом сюжете: герои произносят текст – длинный, почти без купюр, события развиваются, как написано, но фабула – это не самое главное. Космическая мощь шекспировской трагедии реализуется почти буквально, люди – лишь маленькие фигурки на островке Земля перед надвигающейся на нее Луной. Великие приливы и цунами, которые неизбежно вызовет ночное светило, совсем скоро смоют все и всех. И очистят мир.
в роли Глостера, Василий Симонов в роли Эдгара
Расставшись с обыкновенным разумом и его ограничениями, Лир становится причастен великому кругу жизни, где смерть и разрушение лишь один из этапов. Безумие, юродивость может быть возможностью впустить в мир древний и изначальный Хаос, освободить хтонические силы, что древнее любых богов. Они абсолютно равнодушны к человеку и совершенно ему неподвластны.
В финале на время вновь появится круг из стульев с высокими спинками – подобие того, первого королевского, где все было понятно и ясно, но он продержится совсем недолго. Корделию убьют, и вокруг Лира с диким грохотом начнут валиться последние опоры мироздания, изо всех углов поползет неотвратимая тьма, и в порыве отчаяния несчастный отец – уже давно не король и уже даже почти не человек – помнящий только любовь, будет накрывать одеялами лежащую ничком дочь, чтобы ей было ночью не страшно. А потом тихо ляжет рядом, и согласно воле высшего милосердия, последних страдальцев примет небытие.
Фотографии Александры Торгушниковой,
предоставлено пресс-службой театра
