ВНЕ ГРАНИЦ, ВНЕ ВРЕМЕНИ

Юлия Исупова

Книга Александра Соколянского стала для меня большим человеческим открытием, – включающая не только рецензии на постановки, но проблемные статьи, портреты и обзоры культурных событий эпохи, она позволяет понять, как воспринимался очевидцами театр конца XX и рубежа XX-XXI вв., ознакомиться с нюансами и подводными течениями, не описанными ещё другими критиками.

Соколянский пишет так, что за его мыслью хочется идти, всё дальше и дальше, шаг за шагом распутывая историю – актёра, спектакля, рождения тех или иных театров. Его интонация – всецело живая, искренняя, – подкупает читателя, провоцируя на невербальный диалог с “мыслями по поводу”. Можно сказать, что скрупулёзный подбор слов, метафоричность языка, полное воздуха и дыхания полотно текста – отличительные черты стиля Александра Соколянского. Он не прячется за фактами и сухими описаниями мизансцен – он всегда здесь, всегда неравнодушен, всегда предстаёт перед нами не только как критик, но как личность со своим, возможно, иногда слишком резким, но перманентно честным мнением.

Рецензиям на спектакли конца XX века посвящена большая часть его книги. При этом нужно отметить важную черту этих текстов, нечастую для критики нынешней, – литературоцентричность. Чувствуется внутренняя необходимость автора, самого предельно чуткого к слову, в осмыслении отношений «писатель-режиссёр», в анализе того, насколько своевременно и даже правомерно обращение художника к тому или иному материалу. Так, например, в рецензиях на спектакли Камы Гинкаса «Чёрный монах», «Дама с собачкой», «Скрипка Ротшильда» критик определяет сопричастность режиссёра с драматургией Чехова, говорит о режиссере не только с эстетической точки зрения, но старается дать и некий антропологический, психологический портрет. Постепенно к анализу подключается и творчество Достоевского: для Соколянского важно определить духовные точки схода двух художников, родство их миропонимания, что и делает успешным прочтение и адаптацию текста с сокрытой в нём силой.

Особое место в критике Соколянского занимают обзоры спектаклей кукольных. Этот вид театра и сегодня существует словно бы на периферии театроведения и театральной критики: он есть, есть выдающиеся художники и постановки-события, но пишут о нём немногие, а хорошо и профессионально – и вовсе единицы. Соколянский не был критиком, специализирующимся сугубо на кукольном театре, но был из тех, кто писал о нём удивительно. Мир особенный – со своими законами, размерами и отношениями – становился словно бы спусковым крючком для разлива в тексте его поэтического дарования. Капсульный универсум спектаклей, в котором жили люди и куклы, и сами сущности их, равных между собой, то ослепительно мерцали в череде превращений и кульбитов, то меркли в большой и недружелюбной реальности, – все эти миры с поразительной точностью и любовью переносились Соколянским в тексты. Он писал о Резо Габриадзе, о воистину уникальном Королевстве Лиликании театра «Тень», о Филиппе Жанти… По страницам носились маленькие человечки, крохотные ручки зарывались в песок и извлекали на воздух свидетельства дел больших… – вжух – и уже скользит перед нами фурка, а между строк, словно бутон раскидистого пиона, разворачивается космос – цельный, многогранный и, конечно, чарующе прекрасный.

Статья «Никто не уйдёт от награды» и вовсе практически хвалебной одой разливается по страницам книги – каждому из рассматриваемых им спектаклей: «Гастролям Лиликанского Большого Королевского театра в России» Ильи Эпельбаума и Майи Краснопольской, «Песне о Волге» Резо Габриадзе и «Картинкам с выставки» Александра Борока и Сергея Плотова (Екатеринбургский Театр кукол). Особенно подробно Александром Соколянским анализируется лиликанская история, – он подчёркивает, что в этой работе «право кукол на автономную жизнь доказывается каким-то очень естественным, отнюдь не волшебным образом. Их существование лишено загадочности и романтической двусмысленности «мертвого – живого»: желание потрогать куклу, возникающее почти после каждого спектакля, здесь не просыпается ни на минуту. Потрогать, пощупать значило бы проявить постыдно грубый, «велипутский» интерес  к происходящему». Тема самодостаточности куклы, отмечаемая им как несомненный плюс и удача режиссёра, встречается и в тексте «Судьбы резвящихся богов» о спектакле «Неподвижный путник» Филиппа Жанти. Постановка в описании критика предстаёт как тонкая, образная, щемящая; она заключает в себе всецело гармоничное партнёрство человека и куклы: актёр не тянет на себя эмоции своего героя, не растворяется в тени занавеса, но существует с куклой на одной психологическом уровне – они равноправны. И стирается грань между бытием и небытием, между правдой и истиной, между движением и покоем. Так ли долог путь человечества, вершит ли само оно свою судьбу, сколько лет, – жонглируя жанрами, Филипп Жанти формирует макромир вопросов и ответов, реальности и мифов в «Неподвижном путнике», а Соколянский, подхватывая его интонации и метафоричность, создаёт не менее образный, философский текст.

Однако, далеко не всегда так полны трепета, поэзии и любви тексты критика. “Воспеть спектакль, или же распять” – очень близкая Соколянскому формула. В пример можно привести его рецензию на спектакль «Гамлет» Дмитрия Крымова, в которой автор совсем не сдерживает себя в формулировках. Этот текст грешит почти откровенным переходом на личность режиссёра: излишняя эмоциональность автора выбивается здесь за рамки профессионального анализа, но, в то же время, она – вполне понятное проявление человеческой субъективности.

Можно сказать, что в сравнении с текстами сегодняшними, работы Соколянского совсем иные по темпу: они мерно разливаются по страницам, обволакивая события прошлых лет, волнами очеркивая в воображении читателя конкретные образы, фамилии, события… Автор никуда не торопится и не спешит, а спокойно движется за своими мыслями, даже если они уводят его немного в сторону, – и тогда это “стороннее” оказывается не менее важным, а порой и более сущностным, нежели стандартное движение по категориям режиссура – сценография – актёрская игра и т.д. Сегодня критика редко позволяет себе такую внутреннюю свободу, такую “личностность” и присутствие, рефлексию не только до, но и в момент написания текста. В актёрских портретах ему важно не только и не столько сиюминутное, сколько вписать человека в контекст его собственной творческой судьбы, эпохи, обозначить и бэкграунд, и перспективу, а если последняя, вкупе с точным определением природы артиста, неясна, – продолжать нащупывать её, искать, даже в процессе написания. Таким мятежным, словно рассыпавшаяся мозаика, получился его портрет Олега Меньшикова. Ускользающий от критика, как ртуть, актёрский талант вспыхивает в ярких эпитетах, сквозит где-то между строк, но так и не укладывается в стройный описательный ряд. Чего не сказать, например, про Олега Табакова в роли Коломийцева – здесь Соколянский предельно ловок и цепок в словах, в своих лучших традициях. Ему удаётся создать образ актёра в переломный момент его карьеры – человека, способного стать выше собственных штампов и выйти на новый уровень мастерства. Тем интереснее и ценнее читать этот портрет из дня сегодняшнего, когда молодое поколение знает уже совершенно другого Табакова.

Обстоятельность, размеренность и страстность Соколянского гармонично согласуются с другой его чертой – консервативностью. Не той, что заскорузлая и деструктивная, но той, которой свойственна ностальгия и преданность полюбившемуся и родному. Так, в текстах критика, особенно, последних, чувствовалось его внутреннее сопротивление меняющемуся времени, новому – новым формах, новым пьесам, новым “рыночным” отношениям между критикой и зрителем, критиком и театрами, критиком и миром в целом… Соколянский не подстраивается под тех, кто “не в курсе”, не старается изъясняться понятнее или проще, отринув собственный стиль, – он говорит так, словно это беседа среди коллег и близких, где все понимают, о чём идёт речь, и впереди ещё уйма времени, чтобы в монологах, смятениях и думах дойти до истины.

Сегодня его тексты, со всей их образностью, увлечённостью, философичностью и лёгкой печалью об ушедшем, лучшем, стали бесценным источником знаний об эпохе, средоточием  вдохновляющих работ и, конечно, тем материалом, без которого история театроведения и театральной критики была бы неполной. Без глубокого человека и талантливого критика Александра Соколянского.

Author

Поделиться: