ПРАВИЛО РЕАЛЬНОСТИ-НЕ ЗАПУТАТЬСЯ В ИЛЛЮЗИИ

Виталия Боб

Завершаем осень дебютной рецензией студентки 2 курса театроведческого факультета Российского института театрального искусства-ГИТИС, мастер Анна Анатольевна Степанова. Виталия Боб о спектакле «Дуб Майкла Крейг Мартина» в театре «Практика».

В рамках фестиваля NONAME, который состоялся в ЦИМе в конце сентября петербургский режиссер Илья Мощицкий и Временное объединение «Хронотоп» представил спектакль «Дуб Майкла Крейг Мартина». В итоге получилось что-то нарочито иммерсивное, эксперимент над пьесой, зрителями, и человеком из зала, который займет место актера.  Спектакль Мощицкого – выход из зоны комфорта. Специально включая грустные видео и минорную музыку, вызывая слезы, режиссер психологически играет со зрителями. Нет компромисса, приходиться соглашаться на условия этой игры. Чтобы выйти из привычной среды нужно лишь поместить человека в те условия, в которых он никогда не был. 

Режиссер предлагает одному из зрителей поучаствовать в своем спектакле. Критерий один: вы не должны быть связаны с театром, нужны настоящие эмоции. Управляя персонажем-марионеткой, Мощицкий делает спектакль в настоящем времени, никто кроме него не знает, как повернется действие, все зависит от реакции перформера. Спектакль замкнут на актере, он выстраивается вокруг него, пьеса обретает объем. Назовем выбранного зрителя перформером, теперь он Алекс, ему больше 40 лет, он небрит, волосы его седеют, а вид уставший и тревожный. Его дочь Анну сбила машина недалеко от дерева рядом с трассой. И теперь она – тот самый дуб, Алекс воплотил Анну в материальное, в то, что останется рядом. Сущность дерева превращена в дочь.  Пока участник не понимает, что делать с этой информацией, его попросят развести руки и очень медленно обнимать воображаемое дерево, затем застыть и крикнуть: «помоги мне!»

Весь спектакль снимает камера и транслирует на экран в черно-белом цвете. Это вызывает преувеличенное чувство трогательности и сочувствия к происходящему с героем. История о гибели девочки прервётся шоу-стендапом с шутками о мертвых младенцах. Конец каждой шутки и фанфары с веселой музыкальной вставкой как бы говорят: тут надо смеяться. Но хочется лишь закрыть лицо руками и понять, что же все-таки происходит. Слишком абсурдным кажутся не связанные логикой сцены в спектакле, которого кажется вроде бы и вовсе нет. Это как разные передачи, транслирующиеся по телевизору.

 А дальше актера заставят танцевать медленный танец с режиссером и играть на воображаемом пианино. Вот они, настоящие предлагаемые обстоятельства, в которые вводят участника, им необходимо подчиняться, чтобы спектакль все-таки состоялся. Режиссер пытается оставить перформера и зрителя наедине. Участник будет стоять напротив сотни глаз, пока Мощицкий читает монолог, как наш герой вышел на сцену и обосрался, как нечто грязное и вязкое течёт по ногам. Чтобы избавиться от этого чувства герою придется смыть с ног эту консистенцию неудачи, ту самую воображаемую грязь. На втором показе в Москве режиссёр поможет растерявшемуся зрителю и сделает это за него. Да, режиссёр будет мыть ноги участника. Он берет на себя роль святого, который смоет грехи с Алекса, человека, который сходит с ума, обращая дочь в материальное. Теперь герой может начинать новую жизнь, что подтверждает его чистое сознание в конце, он отпустил ситуацию и медитирует на полу. Омыв ноги, Алекс обрел свободу и любовь.

Воздействуя на зрителя, включат грустную музыку, пойдут титры о том, что это сделано специально, чтоб мы погрустили. На сцене герой начнёт разглядывать игрушки из обычной картонной коробки. «Это просто коробка и просто вещи, которые я выкину после спектакля, это ничего не значит, я отвлёк тебя».  Актёра оставляют одного, сбоку светит теплым оранжевым светом лампа, режиссёр ушёл. Участник один на один со своими страхами и вопросами, что делать дальше. Мы наблюдаем за ним, а он за нами. Мощицкий убеждает зрителя, что мы состоим из одной материи, из тех же атомов, эту мысль он подсказывает надпись на экране. Она же подсказывает, что мы чувствуем поток энергии, хотя считаем, что с нами ничего не происходит, наши глаза просто видят текст на экране. И все становится понятно, перед нами два героя. Первый человек – зритель, который вышел на сцену с целью весело провести вечер, а другой это Алекс. И прямо сейчас можно выбрать, за кем из них наблюдать. Титры набирают скорость и бегут по экрану, перформер начинает танцевать без музыки, он может делать это как захочет, отбивая ритм, уронив табуретку, кружась. История с Алексом подойдет к концу, убитый горем мужчина едет в машине со своей женой, на экране видео: лобовое стекло машины и дворники, сметающие капли дождя. Разговор обо всем и ни о чем. Все это сюр, дуб – это не дочь, посвятить жизнь неодушевленному предмету – иллюзия.

Под видеоряд автокатастроф режиссер и его герой будут медитировать на полу. Эта сцена вызовет много печальных мыслей о скоротечности и смысле жизни и по щекам даже у стойких наблюдателей покатятся слезы. Спектакль Мощицкого это действительно мощная психологическая манипуляция над зрителем и участником. И все в этом спектакле зависит от выбранного человека. Иногда он будет неуверенно робок, ведь знакомство и сближение со своим образом как паззл складывается на наших глазах, то есть, прямо сейчас строится история, которая больше никогда не повторится, ведь участник всегда по-разному будет относится к своему персонажу и его поступкам.  Образ может вообще не получится, выйдет наигранно, с правильной театральной интонацией, криками и повторами там, где этого делать не нужно. Спектакль словно всегда под вопросом, ведь в любой момент участник может произнести стоп-слово и выйти из истории. Перформером играют, а он играет нами с помощью режиссёра. Выходит, что это обоюдная игра, когда можно увидеть, как стирается граница между сценой и залом, четвертая стена рушится. Все становится единым иммерсивным пространством. Правила игры меняются, полтора часа мы сами являемся куклами в руках, подчиняемся тем эмоциям, которые выводит режиссер. Получается такое двоемирие, где есть указания, когда грустить, когда сопереживать, и зритель уже подсознательно слушается. Здесь загипнотизированы все, кто попал в мир пьесы, простой зритель пытается разобраться в реальности происходящего. Актёр никогда не знает, что будет дальше, именно это максимально приближает происходящее к реальности, когда никто и никогда не знает, что случится с ним в следующую минуту.

Фотографии с сайта Центра имени Мейерхольда

Author

Поделиться: