ЮРИЙ ШЕХВАТОВ, ОЛЖАС ЖАНАЙДАРОВ И ПОЛИНА ПХОР О НОВЫХ ТЕНДЕНЦИЯХ «ЛЮБИМОВКИ», ОНЛАЙН-ТЕАТРЕ И ЖИЗНИ ПОСЛЕ ПАНДЕМИИ

Вирсавия Алексеева

В сентябре 2019 года Фестиваль молодой драматургии «Любимовка» объявил о смене арт-дирекции. Пятое поколение художественного руководства фестиваля – это драматурги Нина Беленицкая, Екатерина Бондаренко, Полина Бородина, Олжас Жанайдаров, Андрей Иванов и Мария Огнева, театровед Полина Пхор и режиссёр Юрий Шехватов. Накануне открытия 31-го фестиваля Вирсавия Алексеева и Юлия Кулагина поговорили с Полиной Пхор, Юрием Шехватовым и Олжасом Жанайдаровым.

Спасибо всем, что выжили после карантина. Какие ощущения от изменившегося театрального пейзажа?

Юрий Шехватов: Я ничего не смотрел. Вернее, я смотрел очень много спектаклей онлайн, когда это было доступно и было частью повседневности, но когда все вообще перешло в онлайн – перестал. 

Олжас Жанайдаров: Я тоже не смотрел, видимо, потому что у меня были зумы, скайпы, рабочие встречи онлайн – это как-то накладывало свой отпечаток и продолжать в таком же формате еще и просмотр спектаклей уже не хотелось.

Полина Пхор: Я смотрела, конечно же, всё. И вообще, мне кажется, это очень классная тенденция, многим театрам давно пора начать использовать современные технологии, и, может быть, даже неплохо, что это произошло немного насильственным образом. Многие театры стали выкладывать свои закрытые записи, было очень много интересного, хотя какие-то события не состоялись. Зато теперь в живую работу все включаются с большим энтузиазмом. Мы тоже стояли перед вопросом переносить фестиваль в онлайн.

на фото: театровед Полина Пхор. Фото с сайта «Любимовки»

Олжас Жанайдаров: Да, мы решали вопрос: либо мы проводим фестиваль полностью в онлайн режиме, либо в гибридном, либо полностью оффлайн. Но мы решили, что сделаем все же оффлайн фестиваль, несмотря на всю ситуацию и то, что даже сейчас спрогнозировать, что будет в начале сентября,довольно сложно.

Юрий Шехватов: Все равно придется совмещать, часть авторов не сможет приехать. Не приедет Екатерина Пенькова из Киева, в связи с нынешними событиями не приедет Кася Чекатовская, хотя и планировала. Но теперь неизвестно, что будет дальше и не закроют ли все границы.

Олжас Жанайдаров: А ведь у нас есть авторы из Азербайджана, Казахстана, из Софии. 

Юрий Шехватов: Они, скорее всего, тоже не приедут, поэтому придется делать онлайн формат. Раньше были случаи, когда авторы не могли приехать, либо авторы писали под псевдонимом и не хотели его раскрывать, но это были один-два человека. Сейчас их около восьми  – значительная часть участников фестиваля, а это примерно треть программы, поэтому придется применять опыт с зумом, как-то все интегрировать. Технически это все не очень просто.

Полина Пхор: Мы решили сделать ставку на драматургов, чтобы все встретились, пообщались, посмотрели на реализацию своих пьес на сцене.

Юрий Шехватов: Для драматурга попадание в программу «Любимовки» – это событие, приезд на фестиваль тоже, и даже если будет всего ползала из-за медицинских требований, это все равно огромное приключение, которое дает стимул для творчества. И лишать людей такого приключения только из-за того, что будет меньше людей в зале, – неправильно.

Олжас Жанайдаров: Для автора очень важно профессиональное обсуждение его пьесы. Особенно если он молодой, начинающий, ему очень важно услышать экспертную оценку.  Ведь на обсуждениях, помимо профессионалов театра, присутствуют ридеры, они тоже дают собственную оценку.

Раз мы перешли к теме ридеров, расскажите, пожалуйста, как происходит отбор пьес на фестиваль? Как вообще выглядит «кухня» фестиваля?

Полина Пхор: Большая часть ридеров перешла с прошлого года, часть ридеров мы пригласили поучаствовать с нами впервые и делали акцент на молодых людях. Мы стремились расширять спектр профессий ридеров – позвали продюсеров, блогеров. Хотели позвать литературных критиков, чтобы можно было поговорить о пьесах, как о части литературного процесса в целом, но это пока в планах. 

Юрий Шехватов: Обычно ридеров мы приглашаем в октябре-ноябре, никаких ограничений при их выборе нет. Все отбирается только по профессиональному признаку, как и сами пьесы. Когда формировали шорт-лист, мы все понимали, что люди из Казахстана и Софии не приедут, но это ни в коем случае не значит, что их пьесы не надо включать в список.

Олжас Жанайдаров: Выбор ридеров – очень важная штука, потому что мы сами как дирекция никак не влияем на отбор пьес. Это право мы отдаем ридерам, наше же право – этих ридеров выбрать. Благодаря разнообразию состава отборщиков, их вкусов и предпочтений, формируется полноценная палитра современных актуальных пьес.

Сказалась ли пандемия на самих пьесах, на их содержании?

Юрий Шехватов: Я могу вспомнить разве что пьесу Полины Коротыч “Я дома” такого плана, которая вошла во fringe-программу.  В целом, из тех пьес, которые прошли в шорт-лист, не было ни одной, где это как-то акцентировалось.

Как происходит окончательный отбор пьес на фестиваль? Происходит ли какое-либо обсуждение?

Олжас Жанайдаров: Первый этап отбора – когда все присылают пьесы, и они распределяются между ридерами. Каждую пьесу должны прочитать, минимум, два человека и выставить оценку «да» «нет» или «не знаю». Если пьеса получает два «да», то она проходит дальше, два «нет» – соответственно, не проходит. При «не знаю», передается следующим ридерам и так до тех пор, пока не получит два одинаковых ответа. Так выбирается корпус текстов – лонг-лист, который читают уже все ридеры и арт-дирекция. И вот на этом этапе происходит обсуждение, потому что из этих пьес формируется шорт-лист, и очень важно не пропустить талантливую пьесу. Может быть так, что пьеса не набирает голосов, потому что она нестандартная. Такие пьесы могут вызвать неоднозначную реакцию у ридеров, поэтому и нужны обсуждения, где каждый может высказаться, оставить подробный глубокий отзыв. Иногда пьеса, на которую первоначально ридеры не обратили внимания, при более детальном и пристальном обсуждении может попасть в лидеры. Вот так собираются 24 текста для шорт-листа.

Юрий Шехватов: У нас была очень жаркая неделя, когда каждый защищал понравившуюся ему пьесу. Но, во-первых, без таких обсуждений в принципе невозможно, а, во-вторых, на них проявляются очень любопытные вещи. Например, у нас была одна пьеса, которая не попадала изначально в шорт, а потом на обсуждении за нее проголосовали все.

А есть пьесы, которые уже не выглядят как текст? Может быть, сейчас уже создают пьесы при помощи, например, инструментов Инстаграма? 

Полина Пхор: Несомненно. Помимо текста нам приходило много разных пьес. Были пьесы, написанные мемами, сделанные как музыкальная партитура, пьесы, созданные картинками. У нас в этом году прошла замечательная пьеса, в которой автор работает со сканером и происходит такое своеобразное самокомментирование, то есть автор печатает текст на компьютере, потом пишет ручкой поверх текста, потом сканирует все это, потом пишет фломастером на отсканированном тексте… Происходят эксперименты с формой. И их становится все больше.

В прошлом году приз Варочного цеха, которому мы очень благодарны, что он каждый год поддерживает нас грантом, достался пьесе из fringe-программы “Опус ДНК” Екатерины Августеняк. И она была поставлена в ЦИМе. Мне кажется, что fringe, который изначально задумывался как экспериментальное пространство, диктующее новую театральность, теперь уже потихоньку смещается в сторону основной программы. В этом году, например, Катина пьеса «цикл индекса», находится уже в основной программе. 

На фото: драматург Екатерина Августеняк

А изменения текста связаны с тем, что изменяется само понятие театра? Раз мы употребляем термин «новая театральность».

Полина Пхор: Мне кажется, понятие театральности не меняется. Пока что есть большой бум перформанса и перформативности вообще, но, что касается «Любимовки», пока мы работаем с театральностью в ее классическом проявлении. Все-таки основная программа нацелена на пьесы, которые могут быть поставлены сейчас в любом государственном театре. А для пьес, которые больше работают с экспериментальной материей, существует fringe, для которого выделен отдельный день, и там уже пьесы, скорее, задают вопросы, а не дают готовые формы. 

Олжас Жанайдаров: Очень важно, как взаимодействуют между собой пьесы fringe-программы и основной программы. Fringe, по сути, подпитывает основную программу. Те эксперименты, которые в ней видны, через некоторое время появляются в пьесах, которые предназначены для основной.

Юрий Шехватов: Это слияние и перетекание происходит прямо на глазах. Но тем не менее задача «Любимовки», как конкурса, в том, чтобы и в шорт-листе, и в программе fringe можно было заглянуть чуть вперед. Пьесы крепкие, классические, безусловно, тоже появляются на фестивале, регулярно проходят в шорт-лист, и потом сразу же появляются спектакли во многих театрах. Но основной вектор, который задала предыдущая арт-дирекция и который нам очень хочется развивать и поддерживать, – это идти на полшага впереди. 

Олжас Жанайдаров: Мне кажется, современный драматургический текст идет по пути совмещения в себе и хорошо сделанной пьесы, и авангарда.

На фото: драматург и режиссер Олжас Жанайдаров. Фото с сайта фестиваля

Но говоря о завтрашнем дне мы не можем не упомянуть «Практику постдраматурга». Что это такое?

Олжас Жанайдаров: Это был разовый проект. Он был организован при поддержке фестиваля «Любимовка», СТД РФ и театра «Практика». Это проект, который задался таким вопросом: вот есть традиционная драматургия, но время требует уже появления автора с какими-то другими навыками, отвечающими современной театральной реальности. Если уже есть постдраматический театр, то вполне логично, что может существовать и постдраматург. Так возникло это понятие. Был объявлен конкурс, из ста заявок 11 человек попали в эту лабораторию. И в течение года они взаимодействовали с профессионалами разных специальностей: театроведами, художниками, композиторами, хореографами.

Полина Пхор: Есть мнение, что драматург – это такая немного обслуживающая театр фигура, человек, который пишет текст, потом отдает его и позволяет режиссеру делать с ним то, что тот посчитает нужным. А «Практика постдраматурга» – это проект, который позволяет воспринимать драматурга как самостоятельную единицу. Он может помыслить свою пьесу в полном объеме и может свое драматургическое мышление применять в самых разных областях сценического искусства. И в этом отношении это очень успешный проект.

Олжас Жанайдаров: Для драматурга – это прокачка скрытого потенциала. Например, в общении с художниками у него мог открыться какой-то дар художника, умение мыслить визуальными образами. С композиторами – создание каких-то, может быть, музыкальных образов. И получается, что драматург – это такой человек Возрождения, универсал, который может иметь самые разные навыки и может создать свой собственный спектакль. Но эта практика не только про междисциплинарность, но и про партнерство, умение работать в команде. Мы все делились на команды и каждая должна была придумать проект в конце каждой сессии. Такой урок партнерства, потому что драматург, в традиционном понимании, это человек, который сидит в башне из слоновой кости и пишет свои тексты, а потом эти тексты попадают в театр и ставятся зачастую без прямого участия автора. А здесь нужно было активно взаимодействовать, общаться, находиться в совместном творческом поиске.

У нас были периоды актерского театра, потом режиссерского. А сейчас кто в театре главный? Или сейчас вообще не время кого-то одного, а время коллективной работы?

Олжас Жанайдаров: Вообще есть версия, что художник сейчас вышел на первый план и сейчас у нас эпоха визуального искусства, все мыслят образами.

Юрий Шехватов: Мне кажется, что пока позиции режиссерского театра никуда не сместились. Я пересматривал недавно фильм о Пине Бауш. Ведь все равно все идут на спектакли именно Пины Бауш. То есть идут на харизматическую личность. Из драматургов таких очень мало, можно назвать Вырыпаева, Пряжко, Дурненкова – очень немного тех, на кого идут конкретно. И вот как раз одна из задач «Любимовки» – это укрепление позиций драматурга, как полноценного участника процесса. Понятно, что есть ряд пьес, которые сейчас нельзя поставить из политических соображений, но даже если мы ставим те самые «хорошо сделанные пьесы», то все равно есть ряд проблем. Драматургией сейчас невозможно заработать на жизнь, и это во всем мире так. Я знаю единичные случаи, когда драматурги живут только своими пьесами.

Полина Пхор: Поэтому мы и пытаемся как-то превратить драматургию не только в искусство, но и в индустрию. Поэтому, например, мы думаем, каких продюсеров можно позвать, чтобы можно было это, скажем так, продать.

Юрий Шехватов: Новый сайт «Любимовки» мы задумали еще и для того, чтобы там могли быть представлены драматурги. Сейчас не проблема каждому сделать себе персональный сайт, но это в корне неправильно, потому что драматург должен заниматься драматургией и не должен сам себе делать сайты. И в этом мы ориентируемся на американский Центр развития драматургии LARK, который уже больше 25 лет занимается именно поддержкой и развитием драматургии, они находят деньги, продюсируют спектакли и так далее. В общем-то, в эту сторону нам и хочется двигаться.

«Любимовка» запустила краудфандинг на платформе Planeta.ru на создание портала о драматургии с большой и удобной библиотекой пьес, статьями, интервью, записями читок и развернутой базой авторов. Команда планирует собрать 950 тысяч рублей за 2 месяца. Среди лотов краудфандинга — индивидуальные мастер-классы драматургов, абонементы на спектакли, сборники пьес, ужин с арт-дирекцией и возможность стать меценатом Любимовки. Разработкой будущего портала занимается команда Shishki.Co. Подробнее о том, каким будет портал, здесь.  

Олжас Жанайдаров: Нам хочется уйти от привычного образа драматурга, и показать, что это может быть человек успешный.

Полина Пхор: И что существует целая, скажем так, экосистема драматургии, которая подпитывает театр. 

Юрий Шехватов: Хочется, чтобы к драматургам перестали относиться абсолютно потребительски. Потому что пьесы должны быть доступны и нужен выбор.

На фото: режиссер Юрий Шехватов. Фото с сайта фестиваля

 

В период пандемии появились диджитал-проекты.  Появились спектакли в Майкрафте, в компьютерной игре Sims. Как на ваш взгляд, театр двинется в эту сторону и будет постепенно переходить в онлайн или это временная история?

Юрий Шехватов: Я, например, не увидел ничего, что могло бы меня сильно заинтересовать. По сути, это тот же самый театр, только созданный средствами компьютерной игры. Вопрос: зачем мы это делаем? Были интересные эксперименты у Юры Сорокина и Кати Августеняк – они придумывали какую-то игру в зуме, у них там происходило что-то интересное, это уже больше похоже на какую-то новую форму взаимодействия, а просто снять спектакль на видео, перенести его в Майнкрафт и поставить там Чехова – для чего? 

Полина Пхор: Когда мы говорим о диджитал театре – это все-таки изобретение новых методов, и я была бы очень рада, если бы они развивались дальше. На мой взгляд, это совершенно не мешает театру привычному. Он, безусловно, останется. Потому что он все равно про присутствие в пространстве. Ведь когда появились электронные книги, то бумажные никуда не делись, так что все это может спокойно сосуществовать, и прекрасно, если театр будет использовать технологии.

Олжас Жанайдаров: У меня такая же ассоциация с 3D кино. Помните, когда такой формат только появился, все говорили, что теперь будет только так и обычное кино никто смотреть не будет. Однако сейчас к 3D относятся совершенно спокойно. Мне кажется, что со временем выровняется и отношение к диджитал-театру. На мой взгляд, принципиальные изменения будут связаны не с развитием форм театра, а с изменением человека, его сознания, биооболочки.

Писать пьесы сейчас стало сложнее? Драматург XXI века о чем пишет?

Олжас Жанайдаров: С точки зрения профессии стало легче, потому что за 20 лет в российском театре произошел прорыв, связанный с появлением Театра.Doc, расцветом «Любимовки», когда драматургия отвоевала себе место в театре. Потому что в 90-е был полный провал с постановками, и для многих авторов это стало жизненной драмой. А сейчас еще и такое разнообразие тем и форм, которыми можно пользоваться, что это дает новые силы. Писать сегодня можно о чем угодно – главное, чтобы тема тебя по-настоящему волновала.

Человек по-прежнему важен для драматургии или уже не очень?

Олжас Жанайдаров: Мне кажется, именно сейчас человек особенно важен.

А в пьесах, присланных на конкурс, человек тоже занимает важное место?

Юрий Шехватов: В наиболее интересных, да. Большинство пьес посвящены конкретным переживаниям человека, которые я, естественно, могу применить к себе. Например, пьеса Сергея Давыдова «Республика», посвящена гражданской войне в Таджикистане, и, казалось бы, в ней поднимаются глобальные вопросы, но там три сюжетных линии конкретных людей с их переживаниями и конкретными потерями.

Тогда, соответственно, вторая часть вопроса: ставить сейчас в театре режиссеру проще или сложнее? Что-то изменилось?

Олжас Жанайдаров: «Любимовка» как раз важна тем, что драматурги приезжают сюда из разных регионов, подпитываются атмосферой, энергией, а потом возвращаются в свой регион и пытаются там уже развивать драматургию. 

А театральным критикам и театроведам сейчас что делать в театре? 

Полина Пхор: Сейчас стали появляться критики, которые рассуждают о театре как об институте социальном, как инструменте создания более совершенного общества. Критика может помочь в этом направлении. В целом, мне кажется, что профессия критика, театроведа тоже расплывается,  важной становится кураторская функция. Человек, который может собирать какие-то новые формы, придумывать новые проекты, типы взаимодействия. Мне кажется, что как мыслителю, как куратору, театральному критику сейчас в театре может быть очень интересно.

Сейчас принято к месту и не к месту употреблять слово «толерантность», феминистическую оптику, учитывать интересы всех, кого только возможно. Это отражается каким-то образом на драматургии? 

Полина Пхор: Мне кажется, что феминистическая оптика – это уже одна из самых устоявшихся, но она, едва ли не единственная, которая прорвалась в театральный процесс, она же стала немного подавлять другие тенденции и даже в текстах «Любимовки» я вижу, что на женской теме иногда пытаются манипулировать.

Юрий Шехватов: Я практически не наблюдаю этого, мне кажется, это не массовая история, и в общем массиве пьес то, что я встречал, было не очень талантливо. Но есть тенденция. Например, у  американских авторов. Они много пишут о меньшинствах и  очень жестко за этим следят. Например, чтобы в постановках пьес американских авторов о малазийцах, малазийцев играли малазийцы, чтобы не было никаких расхождений. В российской драматургии пока такой тенденции нет.

Олжас Жанайдаров: Для американцев тема представительств очень важна. Чтобы было равное количество мужчин и женщин в пьесах, например, равное количество разных национальностей. У нас пока это не так проявлено и можно говорить не столько о феминистической драматургии, сколько о драматургии, которой занимаются женщины. Несколько лет у нас  большинство составляют женщины. В этом году в основной программе 18 пьес, написанных женщинами и 6 – мужчинами-драматургами. Я бы скорее говорил о драматургии, в центре которой стоит женщина, женская судьба.

Полина Пхор: Мне кажется,  если говорить о смене языка, то русские драматурги не ставят себе целью соблюдение всех условий. Но русская и американская драматургия растут из совершенно разных корней. Краеугольным камнем американской драматургии являются идеи равенства и социальной справедливости, а русская драматургия опирается на идею о душе, бесконечности и Боге.

Юрий Шехватов: У нас тотально, в масштабах страны, этому не придается большого значения.  Одно дело, когда ты живешь в Москве, другое – за ее пределами. Поэтому, например, так выстрелил сериал «Чики» – потому что, на самом деле, ребята, дела обстоят вот так. Нужно всегда учитывать социальный контекст.

Есть ли какие-то пожелания к фестивалю? Есть ли у вас какие-то опасения или, может быть, наоборот, радостные ожидания именно в этом году, в связи с общей обстановкой?

Юрий Шехватов: С июня месяца идет плотная организационная работа, нужно выбирать клуб, площадку и это уже вопрос денежных расходов, за которые нужно отчитываться. И вот мы с июня находимся в абсолютно подвешенном состоянии. Мы, по сути, первый театральный фестиваль в Москве после карантина, и уже думали о смещении дат, о переносе, но старшие коллеги сказали, что традицию лучше не менятьпровести «Любимовку» в обычные сроки. Но сейчас, конечно, практически ни в чем нельзя быть уверенными. Мы очень тяжело и сложно открывали прошлый фестиваль, и я подумал: «отлично, мы очистили все наши кармические долги и следующий фестиваль в 2020 году будет без проблем». Но вот наступил 2020 год и оказалось, что все не так уж и просто. 

Женя Беркович должна была делать спектакль «Финист ясный сокол», и мы все очень ждем эту премьеру. Она должна была состояться в мае, но не вышла, и неизвестно когда будет, и мы понимаем почему: сейчас делать показы для 50 процентов зала – смерть финансовая мгновенно, потому что независимые театры еле выживают. А сейчас мы объявляем, что сможем посадить еще меньше зрителей. Основной аудиторией оффлайн читок в этом году будут драматурги и критики. Мы не можем и не будем нарушать никаких требований. Зато впервые появится возможность увидеть все в режиме реального времени. Live-трансляции, организованные нашим партнером sbtg.ru, можно будет смотреть  в YouTube-канале фестиваля. Регистрация на читки оффлайн будет открыта ровно за сутки до начала. Ссылка, как и в прошлые годы, появится на странице с расписанием за сутки до каждого мероприятия..

Будет и специальный текстовый телеграм-канал «Любимовка.Live». «Этот телеграм-канал – способ доставить «Любимовку» на дом всем, кто не сможет быть с нами из-за пандемии, и всем, кому после читок захочется обновить в памяти яркие моменты фестивального дня. 

Олжас Жанайдаров: Мы постараемся компенсировать сужение оффлайн аудитории увеличением онлайн аудитории.

Author

Поделиться: