Мы запускаем «театральный сериал» – каждый месяц новая история. Новый год – новый сериал. На этот раз ирландский. И посвящен он драматургии Уильяма Батлера Йейтса, о которой рассказывает Сидорук Егор.
Глава 4. Кухулин: драма и комедия
Действие пьесы «Зелёный шлем» происходит за много лет до вышеописанных событий и, можно сказать, в совершенно ином временном измерении. Дело в том, что здесь вновь ненадолго возвращается то единство духовного и материального планов, тоской по которому, в той или иной форме, пропитана вся драматургия Йейтса. Согласно сюжету Кухулин, только что вернувшийся из плавания в Шотландию, приходит в домик на берегу моря, где, трясясь от страха, сидят двое его товарищей по оружию, Коналл и Лаэр. Они сообщают герою, что тот в недобрый час вернулся на родину, поскольку скоро здесь должен появиться колдун в красном плаще, который может носить на руках собственную голову. Чародей придёт, чтобы забрать их жизни. Но сын Суалтайма остаётся верен себе и не отступает перед лицом опасности. Поскольку страх не туманит разум, он быстро соображает, что человек без головы, не кто иной, как Мананнан[1]. Это обстоятельство не мешает ему спокойно сесть за стол и пить пиво. А когда гость приходит, Кухулин встречает его на пороге и говорит, что даже если меч не способен причинить вреда божественному телу, он всё равно будет сражаться голыми руками.
Поражённый безрассудным мужеством человека, Мананнан объявляет разговор, состоявшийся у него с Коналлом и Лаэром, неудачной шуткой и вручает Кухулину зелёный шлем, предупредив, что надеть его должен только самый смелый воин Ирландии, а затем исчезает. Приятели, которым храбрец только что самоотверженно спас жизнь, мгновенно забывают об охватившем их испуге и начинают выяснять, кто из них более достоин чести носить этот шлем. По данному поводу Рэг Скене очень верно замечает: «Контраст между Кухулином, бесстрашно глядящим в лицо смерти, и кельтским обществом, вечно пьяным, хвастливым и грубым, создаёт эффект, не повторяющийся в других пьесах о Кухулине»[2].
Действительно, драматург здесь очень иронично смотрит на легендарное прошлое родной страны. Он даёт пьесе парадоксальный подзаголовок: героический фарс. Последовавшие за уходом духа моря события только подтверждают правомерность такого жанрового определения. Он не мог уйти просто так. Волшебник в красном плаще посетил дворцы сидевших в избушке людей и сообщил их жёнам и слугам о том, что сейчас решается вопрос, кто из трёх мужчин самый смелый в Ирландии. Поэтому в самый разгар спора в дом врывается шумная толпа кучеров и поварят, беспрестанно ругающихся между собой. Следом за буйной чернью явились не менее разгорячённые жёны. Они довольно долго выясняют, кто из них имеет право первой войти в дверь. При этом каждая ссылается на подвиги своего мужа и всячески умаляет достоинства чужого. Даже Эмер, супруга Кухулина, принимает активное участие в перебранке, правда, при этом не опускается до оскорблений, так как твёрже всех уверена в собственной правоте. В конце концов, её мужу приходит в голову удачная мысль: разобрать часть стены (очевидно, декорация представляла собой павильон из деревянных щитов, который часто использовали при постановке «крестьянских» пьес), чтобы все три женщины смогли войти одновременно, и никто не чувствовал себя обиженным. Этот эпизод свидетельствует о том, что главный герой превосходит остальных персонажей не только смелостью, но и смекалкой. А Эмер даже после решения этого вопроса продолжает стоять на пороге и поёт песню, прославляя возлюбленного.
По приказу её соперниц, челядь начинает шуметь во много раз громче прежнего, чтобы заглушить пение. В момент наивысшего накала страстей в дом снова заходит главный виновник суматохи. Но на этот раз он уже не один. Вместе с ним пришёл Черный человек с кошачьей головой[3], закрыв тьмой луну и звёзды. Мананнан ставит Кухулина перед выбором: либо герой отдаст свою жизнь, либо страна погрязнет в длительной и кровавой междоусобице. Воин, не раздумывая, выбирает первое, и уговоры Эмер не могут повлиять на его решение. Тогда бог отказывается от своих слов и лично вручает шлем самоотверженному юноше. Это единственная развязка у Йейтса, которую можно назвать счастливой.
Из вступительной ремарки к пьесе очень многое можно узнать о сценографии и костюмах будущего спектакля: «Бревенчатый дом. На заднем плане два окна и дверь в углу. В дверном проёме видны скалы, а между скал – море, освещённое слабым лунным светом. Напротив двери стоит стул, в центре комнаты – стол, на нём кружки и бутыль эля. Повсюду стоят табуретки. В театре Аббатства дом рыжего цвета, а стулья, стол и бутылка – чёрные с пурпурным оттенком, впрочем, почти неотличимым от чёрного. Скалы чёрные, с вкраплениями зелёного. Море зелёное и светящееся, и все персонажи, кроме Красного и Чёрного человека, одеты в разные варианты зелёного, один или два, с вкраплениями пурпурного, который выглядит почти как чёрный. Чёрный человек весь одет в багровое, ушастый и зеленоглазый, его глаза будто отражают свет, идущий от моря. Красный человек полностью в красном. Он очень высокий, и его рост ещё больше увеличивают рога, которыми украшен Зелёный шлем. Эффект подчёркнуто неправдоподобный, удивительный»[4].
Сценическая версия «Зелёного шлема» была интересна не индивидуальностью исполнителя главной роли, как в случае с «Дейрдре», а решением массовых сцен, которых было достаточно много в спектакле. Примечательно, что Йейтс повторял в костюмах цветовые сочетания из постановки «На берегу Байле». В первой – прозаической редакции пьеса носила название «Золотой шлем». Два годя спустя, написав стихотворный вариант, Йейтс специально поменял цвет в названии, чтобы использовать воздействие контрастных цветов на зрителя. На этот раз реализации принципа никто не препятствовал – Хорнимэн после конфуза с первым спектаклем о Кухулине больше свои услуги не предлагала, но оставалась верным другом театра в последующие годы. Приняв решение о разрыве отношений с театром Аббатства, она звала Йейтса уехать вместе с ней в Америку, чтобы принять участие в жизни ещё одного театра новой волны, но поэт категорически отказался, прекрасно понимая, что его Муза будет хорошо чувствовать себя только на ирландских холмах. После отъезда Хорнимэн он продолжал отдавать большую часть творческих сил своему любимому детищу и успел написать ещё немало произведений для сцены. Правда, далеко не всё из созданного им в поздние годы будет поставлено в театре Аббатства. Но всё же Йейтс оставался репертуарным автором и проложил для себя новую тропу в искусстве, начал писать пьесы в стилистике, близкой к японскому театру Но. Поворот драматурга в эту сторону, сколь бы резким он ни казался со стороны, на самом деле, совпадал с общим направлением его мыслей и практических поисков того сценического языка, который органично принял бы символ в качестве семантической единицы и наиболее полно выразил сущность поэтического театра.
[1] Бог моря у кельтов
[2] Skene, R. Op. cit. – P. 147
[3] Возможно, бог раздора Брикриу, также принимающий участие в событиях «Единственной ревности Эмер».
[4] Yeats, W. B. The Green Helmet. In : Yeats, W. B. The collected plays. – Reprint. – Basingstoke, London : Papermac, 1990. – P. 223
