Мы запускаем «театральный сериал» – каждый месяц новая история. Новый год – новый сериал. На этот раз ирландский. И посвящен он драматургии Уильяма Батлера Йейтса, о которой рассказывает Сидорук Егор.
Глава 4. Кухулин: драма и комедия
Йейтс начал работу над первым произведением об ирландском богатыре ещё в 1901 году. Это можно установить по его воспоминаниям о первой встрече с труппой Фэев: «Я вышел из зала воспламенённый. Я хотел, чтобы моя неоконченная пьеса «На берегу Байле» или греческая трагедия зазвучали с дублинским акцентом»,[1] – писал он в автобиографии. Мечта поэта осуществилась 27 декабря 1904 года. Главную роль вновь сыграл Фрэнк Фэй. Ряполова приводит интересные подробности переписки драматурга и исполнителя во время работы над образом Кухулина: «Йейтс объясняет актёру его задачу совершенно в духе реалистического театра: пишет о том, сколько лет может быть Кухулину и как важно это для роли, даёт психологическое обоснование его поступков, его предысторию, – словом, настраивает актёра на создание определённого характера»[2].
К началу действия пьесы «На берегу Байле» Кухулин уже зрелый муж, лет примерно сорока. Он вынужден присягнуть на верность Конхобару, так как понимает, что времена лихих подвигов миновали, его былые соратники уже давно стали вассалами короля Ольстера, обзавелись семьёй, и буйное свободолюбие воина теперь пугает их. Герой видит, что ждать поддержки ему неоткуда, ведь не только старшие утратили боевой пыл, но и новое поколение не даёт повода для радужных надежд. Дети изнеженны и слабы, будто не унаследовали ни капли горячей крови отцов. Ряполова, анализируя пьесу, говорит о споре королей: «Аргументы Кухулина, который не соглашается стать вассалом, куда слабее. Вернее, аргументов, собственно, нет, как нет и логики»[3]. Удивительно, что такой внимательный и добросовестный исследователь не замечает очевидной и важной детали. Здесь вновь звучит тема вырождения поколений, ставшая одним из лейтмотивов творчества Йейтса. Кухулин открыто презирает сыновей Конхобара и говорит, что не хотел бы служить им. Но у него самого нет наследника, поэтому отсутствуют и веские причины бороться за независимость своего удела от власти короля. Конхобар умело использует это обстоятельство в разговоре, и старый боевой товарищ, в конце концов, уступает его доводам.
Сразу после того, как заканчивается церемония клятвы, на пороге тронного зала появляется юноша и объявляет, что хочет биться с Кухулином. Воин не принимает брошенный вызов, объясняя отказ сражаться тем, что соперник ещё слишком молод. Но пришелец, назвавшись посланцем Айфе, продолжает настаивать на своём. Услышав имя королевы, ирландец не бросается в бой, как можно было ожидать, а предаётся приятным воспоминаниям. После того, как Кухулин одержал победу над её войском, гордая шотландка полюбила чужеземца, и они какое-то время были вместе. Но однажды сын Эрин уплыл домой, причём сделал это без всякой злобы, просто потому, что всегда считал себя свободным от всех обязательств. И теперь ему радостно видеть у себя во дворце смельчака, который чертами лица напоминает давнюю подругу.
Пёс Кулана чувствует симпатию к приплывшему из-за моря и предлагает ему дружбу вместо битвы. Тогда другие знатные воины говорят юнцу, что готовы скрестить с ним мечи, поскольку никто из них не вспоминает Айфе добром: у одного она спалила дом, у другого украла стадо. Хозяин дома встаёт на защиту гостя и говорит, что под этой крышей никто не посмеет обидеть его. Тут в дело вмешивается Конхобар и объясняет, что лучший из бойцов Ульстера обязан принять вызов, иначе двор уладского короля будет покрыт позором. Доведённый до бешенства напоминанием о своём подчинённом положении король Муиртемне бросается на верховного правителя. Испуганные крики присутствующих отрезвляют разбушевавшегося строптивца. Пользуясь тем, что Кухулин во время вспышки ярости на время утратил память и контроль над собой, аристократы в один голос обвинили чужестранца в колдовстве, вынуждая героя к нежеланной схватке, в которой ирландец одерживает победу.
Вернувшись во дворец, он обнаруживает там двух бродяг, ссорящихся меж собой. Дурак громко жалуется на Слепого за то, что тот в одиночку съел курицу, оставив его голодным. Но уставший после боя мужчина думает вслух о своём недавнем противнике, ему не до выслушивания чужих проблем. И тут Слепой, возможно, чтобы заслужить расположение господина и избежать наказания за нечестный раздел добычи, говорит, что знал побеждённого. Воин начинает задавать вопросы. Слепой пытается ускользнуть от прямых ответов, но Дурак выбалтывает всё, что узнал от него. Убитый – сын Кухулина и Айфе. Поражённый этим известием герой впадает в безумие и бежит к морю. В каждой волне он видит своего врага, Конхобара.
Пока главный персонаж драмы занят борьбой со стихией, есть время поговорить о том, какое место в композиции пьесы занимают двое нищих. Эта пара, как в кривом зеркале, отражает всё происходящее между Кухулином и Конхобаром. Умный и расчётливый Слепой убеждает Дурака приносить ему пищу, искусно внушая, будто без его помощи Дурак пропадёт, а сам оставляет кормильца голодным. Дурак сильнее Слепого и может даже побить его, но это ничего не меняет. Он, в самом деле, не способен самостоятельно направить усилия в нужное русло, хочет только бегать наперегонки с ветром да грезить о влюблённых в него красавицах, поэтому позволяет Слепому управлять собой, лишь бы не приходилось самому думать о пропитании.
По сути дела, в тех же самых отношениях находятся и короли. Кухулин тоже сильный и любвеобильный, но ни первое, ни второе не приносит ему пользы. Его боевой пыл слишком часто перетекает в безумную ярость, которой без труда манипулирует Конхобар. Героя любят многие женщины, и он охотно отвечает им взаимностью, но слишком дорожит собственной свободой, чтобы создать семью (в этой пьесе нет упоминаний об Эмер, Йейтсу важно было подчеркнуть, что Пёс Кулана до произнесения клятвы был полностью свободен от всяких обязательств перед обществом). А предводителю уладов с его прагматичным умом, как Слепому, недоступны сильные душевные порывы и восхищение красотой мира, зато он всегда достигает собственной цели. И, в отличие от нищего, ему даже не грозят побои, ведь на защиту интересов государства всегда готова встать толпа безликих королей, так что сын Луга при всём своём превосходстве бессилен противостоять его воле и остаётся в дураках.
Странное и страшное сходство между простолюдинами и аристократами ещё более усиливается во время беседы, предшествующей появлению воинов на сцене. Слепой говорит Дураку о присяге верности, которая должна скоро состояться, он садится на трон, изображая Конхобара и заставляя Дурака поклясться. Но бедняк жалуется на голод. Тогда спутник отвлекает его историей о юноше из Шотландии. Рассказчик знает, как Айфе возненавидела Кухулина, когда тот уплыл домой. Королева специально растила сына, чтобы он отомстил за её поруганную честь. Вот так, устами Слепого, читатель узнает всё, что скрыто от глаз остальных действующих лиц. Понимание истинного смысла событий помогает почувствовать всю нестерпимую горечь иронии Йейтса в сцене, когда отец почти узнаёт сына. То, что для короля обернулось трагедией, для Дурака – всего лишь занятная история, которой можно на время заглушить вопль пустого желудка. Тусклое подобие Кухулина, он по-своему сочувствует воину, наблюдая его битву с морем, и подводит горестный итог, рассказывая спутнику о поражении безумца, бросившего вызов стихии.
В оформлении этого спектакля были вновь использованы полотнища из неокрашенного холста. Фактура материала делала его достаточно восприимчивым к свету, что было особенно важно для создания поэтического пространства, которое Йейтс мечтал воплотить на собственной сцене с того самого времени, как увидел «Дидону и Энея». Он сам устанавливал прожектора, чтобы добиться нужного эффекта, не доверяя даже профессиональному электрику Уильяму Фэю. Падающий сверху свет преображал «стены дворцового зала», делая их янтарно-золотистыми. Впрочем, на то, что действие происходит во дворце, указывали лишь два массивных трона, стоявших в центре сцены. Внешнее оформление по-прежнему предельно просто, из украшений – только медальоны с кельтским орнаментом. Они будто вторили тем украшениям, которые были на стенах театра Аббатства, объединяя сцену и зрительный зал. Но в сдержанную выразительность спектакля опять вторглись костюмы Хорнимэн. На этой почве между ней и автором пьесы даже произошёл небольшой конфликт.
На сцене действовали две группы персонажей в костюмах противоположных цветов: молодые короли из свиты Кухулина – в зелёном, старики из свиты Конхобара – в красном. Хорнимэн упорно пыталась как-нибудь смягчить резкие краски и одела актёров в плащи, что и вызвало возмущение Йейтса. После долгих препирательств поэту всё же почти удалось отстоять свою позицию. Отголоском этой дискуссии стало то, что люди из свиты Конхобара ходили, перебросив плащи через руку, что никак не вязалось с действием. К тому же, их подчеркнуто театральные парики и длинные седые бороды смотрелись совершенно неубедительно и выглядели как откровенно театральный штамп. Хорнимэн утверждала, будто плащи являются данью археологической точности, которую она старается неукоснительно соблюдать в своих костюмах и при этом, ничуть не смущаясь, могла выпустить Кухулина на сцену в колете – куртке без рукавов, которую носили английские джентльмены в XVI-XVII веках. Вряд ли при таком отношении к делу можно было всерьёз говорить о научном подходе.
[1] Yeats, W. B. Autobiographies. L., 1955. P. 449; Цит. по: Ряполова, В. А. Театр Аббатства (1900 – 1930-е годы). Очерки. – М.: «Индрик»; «Летний сад», 2001. – С. 20
[2] Ряполова, В. А. У. Б. Йейтс и ирландская художественная культура: 1890-е – 1930-е годы / Ответств. ред. А. Аникст. – М. : Наука, 1985. – С. 131
[3] Ряполова, В. А. Театр Аббатства (1900 – 1930-е годы). Очерки. – М.: «Индрик»; «Летний сад», 2001. – С. 75
