ВСЕ, ЧТО ВЫ НЕ ЗНАЛИ ОБ «ОТЦАХ И ДЕТЯХ»

Виктория Рогозинская

Фото предоставлено пресс-службой

Премьера спектакля «Отцы и дети» во МХАТе им. Горького была приурочена к 200-летию со дня рождения Ивана Сергеевича Тургенева. Юбилейные торжества давно отгремели, а зал на «Отцах и детях» по-прежнему полон. Однако от глаз даже самого внимательного зрителя кое-что остается скрытым. Мы предлагаем вам своеобразный путеводитель, открывающий многие литературные и театральные тайны этого спектакля.  

 

ТУРГЕНЕВ VS БАЗАРОВ

Название романа «Отцы и дети» стало в русской культуре нарицательным. С конфликтом поколений приходится сталкиваться каждому, потому и не угасает интерес к произведению, написанному больше полутора столетий тому назад. Причем не только в России. К примеру, известный ирландский драматург Брайан Фрил сочинил пьесу «Отцы и сыновья», в которой не только интерпретировал сюжет романа, но и попытался представить, как могли бы в дальнейшем сложиться судьбы тургеневских героев. Спектакли по этой пьесе с успехом идут как на европейской, так и на отечественной сцене.

Однако, вернемся к первоисточнику. Двойственное отношение автора к главному персонажу сквозит буквально в каждой строке. Тургенев, не отрицая недостатков своего героя, сочувствует ему и даже симпатизирует. Сам писатель уверял, что прообразом Евгения Базарова стал некий молодой врач, с которым его свела судьба во время одного из заграничных вояжей. Многие современники, несмотря на опровержения автора романа, видели в неистовом нигилисте шарж или даже карикатуру на талантливого публициста и литературного критика Николая Добролюбова, человека столь же категоричного и непримиримого, как Базаров, вдобавок и скончавшегося в таком же раннем возрасте. Из-за весьма резкой статьи Добролюбова о романе «Накануне» Тургенев рассорился с журналом «Современник», в котором печатался в течение многих лет.

Впрочем, те, кто близко знал Ивана Сергеевича, высказывали предположение, что в Евгении Базарове он воплотил идеал человека, каким сам хотел бы, но не смог стать. Мягкого, отзывчивого, романтичного Аркадия Кирсанова как магнитом притягивает сильный, решительный, волевой и деятельный Евгений. Тургенева тоже всю жизнь тянуло к таким людям. Психологи давно установили: качества, присутствующие в человеке в неявном виде, пробуждают в нем интерес к тем, кто ими обладает. Возможно, в Иване Сергеевиче временами просыпались гены, полученные им от волевой и целеустремленной матери, но в жизни он был очень мягким и нерешительным человеком. Автор знаменитой «Мадам Бовари», выдающийся французский писатель Гюстав Флобер, друживший с Иваном Сергеевичем многие годы, в шутку называл его poire molle, что в дословном переводе с французского означает «мягкая груша», а говоря по-русски – «размазня». Так что не будет большим преувеличением сказать, что Тургенев «присутствует» в обоих молодых героях «Отцов и детей»: реальный – в Аркадии Кирсанове, а воображаемый, идеальный – в Базарове. 

 В спектакле МХАТ им. Горького Базаров в исполнении актера Николая Коротаева очень похож на молодого Тургенева. Впрочем, по словам режиссера Александра Дмитриева, сходство это не намеренное. На самом деле образ главного героя он «нашел» в иллюстрациях к изданию романа 1955 года, выпущенном издательством «Детгиз» – там Базаров похож на молодого Бетховена, который тоже был личностью страстной и неординарной.

 Посмотреть мхатовский спектакль стоит не только ради того, чтобы попытаться разгадать тайну сходства Тургенева и Базарова. Для молодого зрителя постановка эта может представлять и сугубо практический интерес. Причем не только по части экономии времени при ознакомлении с сюжетом романа, чем достаточно часто руководствуются школьники, отправляясь в театр.

 Евгений Базаров, придуманный больше 150 лет назад, очень похож на своих сверстников, сидящих в зале, – считает режиссер Александр Дмитриев. – Его неистребимая жажда полезной деятельности … слишком поверхностна. И его друг Аркадий, и Базаров-старший нисколько не сомневаются в том, что Евгений прославится. Однако ни тот, ни другой – у нас в спектакле есть эта сцена – не могут точно назвать в какой именно отрасли его ждет слава. Но у того, кто знает обо всем понемногу, нет шансов стать настоящим профессионалом. Дилетантизм, помноженный на неуемный энтузиазм свойственен и сегодняшним молодым. Им интересно осваивать новое, но как только возникает необходимость углубиться в изучаемый предмет, им очень быстро становится скучно. А преодолевать скуку сознательными усилиями ради достижения настоящей большой цели они либо не умеют, либо не считают нужным. И тут, как мне кажется, есть о чем подумать и «детям», и «отцам».

 

«МНОГОУВАЖАЕМЫЙ» СТОЛ

 

Работу над романом Тургенев начал в Париже, но продвигалась она так тяжко и медленно, что Иван Сергеевич принял решение вернуться в родные пенаты – там вдохновение его никогда не покидало. В мае 1861 года он приехал в Спасское-Лутовиново и вскоре роман был завершен. За вдохновением в родовую усадьбу писателя отправились и создатели спектакля.

Идея принадлежала художнику Виктору Федотьеву, – вспоминает режиссер Александр Дмитриев. – Я поначалу отнесся к ней довольно скептически. Но потом вспомнил известную театральную легенду. Замечательный актер Игорь Ильинский никак не соглашался играть роль Акима в «Царстве тьмы». Не менее замечательный режиссер Борис Равенских, ставивший этот спектакль в Малом театре, уговаривал артиста очень долго, а тот – ни в какую. Наконец Борис Иванович, потеряв всякое терпение, пригрозил, что если Игорь Владимирович и дальше будет упорствовать, он поедет в Ясную поляну и над могилой Толстого проклянет строптивого артиста. Угроза подействовала, и роль Акима стала одной из лучших в творческой биографии Ильинского. А вспомнилась мне эта история потому, что Толстой несколько раз приезжал в Спасское к Тургеневу. И я подумал: а вдруг гений места Спасского-Лутовинова действительно поспособствует нам в наших исканиях. Добирались мы долго – метель бушевала такая, что ни земли, ни неба было не видать, чуть с дороги не сбились. А приехали – буря утихла, и такая красота пред нами предстала – глаз не оторвать. И мы решили, что это – добрый знак.

 

Поездка привела к тому, что в сценографию спектакля были включены некоторые интерьеры и пейзажи тургеневской усадьбы. Большая угольная гостиная в Спасском-Лутовинове стала прообразом гостиной в доме братьев Кирсановых, где впервые встречаются герои спектакля. Интерьеры были воспроизведены с максимально возможной для театра точностью.  

В свое время, когда в музее проводились реставрационные работы, — рассказывает художник Виктор Федотьев, – обои для большей части комнат заказывались по чудом сохранившимся образцам. Изготавливали их вручную по старинной технологии специальными валиками, на которых был вырезан соответствующий орнамент. Образец обоев из угольной гостиной сотрудники музея позволили нам скопировать. Конечно, обои для декорации мы валиками не раскатывали, а напечатали на современном принтере. Но с цветопробами пришлось повозиться: ведь наши обои должны были сохранить схожесть с оригиналом в мощном свете театральных прожекторов. Ну и основу для них выбирали попрочнее – ведь декорации собираются-разбираются несколько раз в месяц, а «стены комнаты» на каждом спектакле должны быть как новенькие.

Фото предоставлено пресс-службой

Под стать обоям сделали и обстановку гостиной. Изготовление мебели для театра – настоящее искусство, из рук мастеров выходят подлинные шедевры, несмотря на то, что для них не используются, как для настоящих вещей, ценные породы дерева. Трюмо, очень похожее на то, что стоит в Спасском, нашлось в необъятных запасниках театра. Все остальное было сделано специально для спектакля. Виктор Федотьев сделал эскизы и примерные замеры тех предметов обстановки, которые он хотел перенести на сцену, включая знаменитый стол, за которым Лев Николаевич играл в шахматы с Иваном Сергеевичем. Чертежи делались с расчетом не на реальную тургеневскую гостиную, а на декорацию, которая будет стоять на сцене, ведь все это должно органично восприниматься из зала. С помощью краски, лака и тонировки только что сделанному креслу или дивану возраст добавляется столь искусно, что у зрителя не возникает ни малейшего сомнения в том, что перед ним настоящая старинная мебель.

Есть у театральной мебели и еще один секрет, тщательно скрываемый от глаз публики – конструкция. У себя в квартире шкаф или стол мы переставляем редко, а их сценических «собратьев» вносят и выносят на каждом спектакле, который играется, как правило, несколько раз в месяц. Есть постановки, которые настолько любимы публикой, что живут в репертуаре десятилетиями, выдерживая по нескольку сотен представлений. Даже обожающие переезды люди, обычно меняют обиталище раз в несколько лет, а спектакль может съездить на гастроли пять-шесть раз за год, и мебель должна это выдержать без особого ущерба. Поэтому каркас даже самой изящной на вид этажерки, дополнительно укрепляют самыми разными способами – от специальных клеевых составов до обыкновенных шурупов.

На стене в декорации кирсановской гостиной висит картина «Мадонна с младенцем» в роскошной раме – копия той, что в Спасском. Но в отличие от «оригинала», она укреплена фанерным листом, на 5 мм выступающим за края рамы. Так что, если картину случайно уронят, удар на себя примет фанера, а не хрупкая бутафорская рама. «Мадонну», как и все остальные картины для этой сцены, не рисовали красками, а печатали на ткани: обычная живопись не выдерживает театрального света, да к тому же еще и бликует. С этим эффектом мы регулярно сталкиваемся в музеях, но там посетитель может найти точку, где бликов будет меньше. В театральном зале зритель такой возможности лишен, и бликующая картина может испортить ему все удовольствие от происходящего на сцене.

А вот задник (занавес, располагающийся позади декораций) и аванзанавес, создающий фон для сцены дуэли Базарова с Павлом Петровичем Кирсановым – написаны красками по холсту – во МХАТе им. Горького до сих пор верны этой старой театральной традиции. Изображенные на них пейзажи были подсмотрены художником в окрестностях тургеневской усадьбы. Сирень, которой вокруг Спасского видимо-невидимо, тоже «переселили» на мхатовскую сцену – она «расцвела» вокруг беседок, где происходят самые пылкие объяснения между героями спектакля.  

Уютный и гостеприимный домик стариков Базаровых очень похож на настоящий деревенский сруб. Обычно, для таких случаев стены рисуют специальными красками на холсте, но они, конечно же, не могут дать ощущения живого дерева. Поэтому родовое гнездо Евгения Базарова соорудили из тонких лиственничных досок, с помощью краски и морилки мхатовские мастера сотворили настоящее чудо – «дом» на сцене живет и дышит. Центральное место в старых зданиях всегда занимали печи. Та, что зритель видит на сцене скопирована с печки, что стоит в доме-музее Виктора Васнецова в Москве. Виктор Федотьев когда-то проходил там студенческую практику и это воплощение живительной силы дома произвело тогда на него очень сильное впечатление. Молодой художник сделал с нее несколько набросков – не ради оценки, просто на память. И вот спустя много лет они ему пригодились.

 ВСТРЕЧАЮТ ПО ОДЕЖКЕ

Театральный костюм – еще одно «обыкновенное» волшебство, создаваемое для спектакля. Зритель может не запомнить имени персонажа, не знать фамилии артиста, который играет эту роль, но, как правило, всегда может точно описать, во что герой или героиня были одеты. Разумеется, если костюмы создавал настоящий мастер.

Усадьба Анна Сергеевны Одинцовой представлялась художнику-постановщику Виктору Федотьеву эдаким ледяным дворцом, в котором обитает сильная, несгибаемая женщина. Поэтому он выбрал для этой сцены интенсивные оттенки синего и усилил эффект светильниками на стенах, мягкое свечение которых делало синий еще более холодным и льдистым. А саму гостиную сделал похожей на античный храм с устремленными ввысь белыми колоннами. В таком интерьере Анна Сергеевна действительно должна была казаться богиней, снизошедшей к простым смертным. Для этой сцены художник по костюмам Елена Ярочкина придумала ассиметричное – под стать характеру – перламутрово-жемчужное платье, которое сделало тургеневскую героиню похожей на диковинную бабочку.

Анна Сергеевна Одинцова, – признается Елена Ярочкина, – мне кажется одним из самых ярких женских образов у Тургенева, многослойным и многогранным. При других обстоятельствах она вполне могла бы получить судьбу Настасьи Филипповны Достоевского. Или, скажем, Маргариты Готье, знаменитой дамы с камелиями – не зря же, когда я придумывала это жемчужное платье, у меня в голове звучала вердиевская «Травиата». А платье, в котором она приезжает проститься с Базаровым, отчасти роднит ее с Анной Карениной. И тоже не случайно, поскольку для меня оно стало воплощением несбывшегося, невозможного для этой женщины счастья. А вот Фенечка, возлюбленная Николая Петровича, напротив – олицетворение счастья сбывшегося. Точнее – заслуженного. Нежное, ласковое, отзывчивое, почти ангелоподобное существо, к которому инстинктивно тянутся жаждущие душевного тепла и понимания герои романа. Первое платье – бело-голубое – делает ее похожей на расписанную под гжель игрушку – они ведь и вправду пока больше «утеха» для барина, чем великая любовь. Но чем ближе к финалу, тем осознаннее к ней отношение любимого мужчины, потому и выходит она во втором действии в палево-персиковом наряде, «продиктованном» самим Тургеневым, написавшем о Фенечке, что она «вошла в ту пору, когда молодая женщина распускается как летняя роза».

Театральный костюм – это всегда уравнение со многими неизвестными. В нем важен не только цвет, но и фактура ткани, ведь ему предстоит долгая и довольно напряженная жизнь в свете прожекторов, которые достаточно сильно меняют естественные цвета, да вдобавок быстро «старят» ткань. Костюм должен быть удобным и надевании и в носке, ведь зачастую у актера и его костюмера есть всего несколько секунд на переодевание. В такой ситуации «правильный» корсет зашнуровать не получится. А если героям предстоит бурное объяснение, то и «правильный» кринолин использовать не получится. Так что абсолютной исторической аутентичностью зачастую приходится жертвовать. Что ж, театр всегда был и остается великой иллюзией и великим волшебством. Приходите, убедитесь сами.

Author

Поделиться: