Мы запускаем «театральный сериал» – каждый месяц новая история. Четвертый сериал расскажет о том, как изменялась актерская школа Всеволода Мейерхольда и о трех главных актерах, работавших с Мастером. О Мейерхольде, Гарине, Бабановой, Ильинском и театре в эпоху соцреализма пишет выпускница ГИТИСа Ирина Ганзера. Две серии в неделю, «не переключайтесь».
Заключение. Три варианта жизненного и художественного пути.
Эраст Гарин, Мария Бабанова и Игорь Ильинский – три ярких, не похожих друг на друга крупных артиста, прошли свои очень разные творческие пути после гибели Мастера. Когда-то каждый из них пережил собственный сложный сюжет взаимоотношений с великим режиссёром, в котором события порой развивались едва ли не трагически и балансировали между взаимной любовью и отталкиванием. Однако все трое артистов будто получили от Мейерхольда особый художественный код, замешанный на занятиях биомеханникой, спортивной, атлетической форме, опытов эксцентрической школы и специфической характерности. В сочетании с особыми чертами каждого – странной фактуры, как у Гарина, лирической направленностью Бабановой и яркой комедийностью Ильинского – рождался феномен их актёрских индивидуальностей. Каждый из них вольно или невольно сохранял этот «код» в своих творениях до конца собственной жизни. Их актерская манера менялась под влиянием времени, возраста, отчасти трансформировалась под воздействием канонического сценического соцреализма. Но даже в старости эти артисты сохранили невероятную свободу лицедейства, своё владение умным телом, способность персонифицировать мысль.
Недолгий сценический путь после смерти Мейерхольда был уготован Эрасту Гарину. С торжеством нормативности и положительных героев в эпоху соцреализма были несовместимы странные, угловатые, чуть инородных гаринские образы. Его лучшие роли в театре остались неразрывно связаны с периодом в ГосТИМе. Опыты эксцентрики, во многом сформировавшие творческую индивидуальность Гарина, оказались не нужны и забыты в пространстве нового искусства. Специфическое актёрское дарование Гарина нашло оптимальное воплощение в комедийных ролях в кино и озвучивании мультфильмов. Необычные, странные персонажи больше не интересовали театральную публику, поэтому они перекочевали в детские киносказки. Мысленно и гласно Гарин всегда жил, оглядываясь на Мастера и оставаясь до последнего дня во внутреннем диалоге с ним.
Неровно складывалась судьба Марии Бабановой после разрыва с Мастером. Хотя в её карьере были настоящие большие удачи, как роль «Тани», где в первом акте образ героини был наполнен волшебной прелестью мейерхольдовской Стеллы. Здесь нашла продолжение лирическая тема юной Бабановой, трансфоровавшаяся к финалу спектакля в привычную драматичную, практическую, советскую героиню. В конце жизни, как и Ильинский, Бабанова сыграла последнюю, возрастную роль по законам традиционного психологического театра в идеальном ансамбле с мхатовскими артистами.
Самым плодотворным оказался путь Игоря Ильинского. Пожалуй, его способность быть артистом-хамелеоном, мастером перевоплощения сказалась и на его личной судьбе. Артист, который не был и не считал себя в полной мере учеником Мейерхольда, органичнее прочих смог соответствовать требованиям сценического соцреализма. Тем не менее, он постоянно обращался к опыту, полученного от Мастера: обогащал актерские роли эксцентрическим рисунком, как режиссёр пользовался его методом.
Более того, в определенном смысле он легитимизировал искусство Мейерхольда на сцене академического Малого театра, процитировав мизансцены из гостимовского «Леса» в своём спектакле, где он вновь сыграл Аркашку в мейерхольдовском актерском рисунке.
Яркая характерность, амплуа комика-простака пришлись кстати в сатирических кинообразах. Но тяготение к созданию крепких, локальных ролей, решеных не только пластически выразительно, но и психологически точно помогло актёру вписаться в академическую школу Малого театра. Это внутреннее стремление к сгущенному психологизму постепенно начинало преобладать, отодвигало комикование и старое амплуа в прошлое. В финале своего творческого пути он пришел к полному отказу от комедийности, переместившись в пространство трагедии.
Несмотря на разность человеческих и актёрских судеб, три художника всю жизнь находились в своеобразной «внутренней орбите» Мейерхольда: часто именно общее гостимовское прошлое подпитывало их творческие в скудные, безработные годы, а удачи делало масштабнее и значительнее.
Чрезвычайно интересно следить, как в живом творчестве артистов спустя несколько десятилетий проступают традиции Мейерхольда; внезапно находить параллели, сближения и конфликты в переплетении художественных трендов; соотносить с событиями в стране динамику меняющихся стилей. Автор хотел бы в дальнейшем продолжить изучение этих интереснейших процессов, особое внимание уделив проблемам актёрского искусства второй половины ХХ века.
