В ПАМЯТЬ О МАРКЕ ЗАХАРОВЕ

Анастасия Павлова

«Однажды один рецензент обозвал Ленком «субкультурой». Мне это очень понравилось. Потом другой умный человек с хорошим образованием объяснил мне, что ничего радостного в этом слове нет. Но оно мне все равно продолжает нравиться. Так со мною случается. Теоретически и лексически я понимаю ущербность этого понятия, но затаенная радость при этом остается. Будем считать это не глупостью, а режиссерским своеобразием».

Из книги Марка Захарова «Ленком – мой дом»

 

ОЛЕГ ЯНКОВСКИЙ, АКТЕР

«Были времена, когда Марк Анатольевич шутил и нас, ведущих актеров, называл мэтрами. А мы, конечно же, – его. Потом шутки закончились, а новых не придумали. Но я так до конца и не знаю, не смогу объяснить, как все-таки создается настоящий, становящийся культурным явлением театр. Ведь можно собрать под одной крышей этакую сборную команду очень хороших актеров – а театра не получится. Значит, так угодно было Господу Богу, чтобы с приходом Захарова совершенно обвальный театр стал самым посещаемым. Думаю, что он и сам-то не очень понимал, чего ему тогда хотелось, его вела какая-то чудесная сила. Пригласил Леонова, Пельтцер, Чурикову, меня, нашел в ГИТИСе Абдулова, поручил Караченцову в «Тиле» первую его «поющую» роль – а ведь мог и кому-то другому, поставил музыкальный спектакль по поэме Андрея Вознесенского – да еще с участием рок-группы… Многие вещи на грани интуиции, прямо из космоса».

 

АННА БОЛЬШОВА, АКТРИСА

«Как же больно…. Любимый Мастер!… Марк Анатольевич!… Спасибо Вам за всё!…»

 

КИРИЛЛ СЕРЕБРЕННИКОВ, РЕЖИССЕР

«Ехали в лифте после съёмки — молчали. Каждый думал о своем. Во время интервью я так и не смог ему задать какие-то вопросы, которые вертелись на языке… Каково это жить, когда все твои – умерли: твой драматург, твой художник, твои актеры… Чувствует он себя одиноким? Каково это почувствовать в молодости пресс государства, запрет спектаклей? Что это дало: привычку или рефлекс выживания? Когда и почему он выбрал не быть гонимым, а быть любимым? Что даёт ему эта номенклатурная «любовь» государства и настоящая — публики? Чувствует ли он им цену? Не задал я эти вопросы… Мы просто бродили по пустому театру, болтали… Марк Анатольич был напряжён, ждал подвоха… И улыбнулся только, когда съёмка закончилась. Я назвал фильм «Путешествие». Сегодня его земное путешествие окончилось, и начинается другое… Спасибо вам, Марк Анатольевич. Благодаря вам я многое понял. Не про театр, а про жизнь…»

 

ЕВГЕНИЙ ПИСАРЕВ, РЕЖИССЕР

«Марк Захаров… Вечная память… Спасибо за всё, Учитель. Вас там встречает мощная компания».

«ОПТИМИСТИЧЕСКАЯ ТРАГЕДИЯ». Это впечатление на всю жизнь. Записи спектакля нет. Только этот маленький отрывок. Так получилось, что это первый спектакль Марка Захарова, который я увидел живьем. Не считая Проснись и пой. Но его смотрел в несознательном возрасте, когда фамилия режиссера не имеет никакого значения.
Там была совершенно фантастическая декорация Олега Шейнциса. То ли скалы, то ли волны. Какая-то груда, нависшая над людьми. Каждый раз, бывая потом в Ленкоме, я не понимал каким образом это все помещалось в небольшой, вообщем-то, сценической коробке.

Марк Анатольевич рассказывал мне, что знаменитые повторы текста он впервые опробовал в «ДОХОДНОМ МЕСТЕ». Родилось это от появившихся тогда повторов гола в телетрансляции матчей. Иногда в рапиде. Артисты сопротивлялись, особенно Пельтцер, подхватил один Миронов. И это очень легло на состояние Жадова.
А улыбку в финале , говорил, подсмотрел у Смоктуновского. И после пафосного монолога попросил Андрея улыбнуться, как бы извиняясь перед людьми, что занял их время своими внутренними метаниями.
Спектакль, родивший гений Захарова быстро сняли. Нашел фрагмент финального монолога Жадова с концерта Миронова в Тбилиси. Как грустно это сегодня звучит. И улыбка в конце…»

 

НИНА КАРПОВА, КРИТИК

«Мы росли и взрослели на «Тиле», «Звезде и смерти…», «Трех девушках в голубом». Всё было пересмотрено по многу-многу раз. Театр им. Ленинского комсомола был «придворным» в прямом смысле, я жила в соседнем доме и мое окно выходило на лавочку, где курили молодые, но уже известные артисты. Они громко и откровенно обсуждали репетиции и спектакли, как строг и талантлив их режиссер, как с ним интересно…

Мне Марк Анатольевич всегда казался замкнутым, сдержанным. До одного застолья – поминок по Ефремову. В фонде Станиславского собрался очень узкий круг. Вспоминали, рассказывали, говорили о творчестве, о магии Олега Николаевича, шутили. Захаров вел стол, был в ударе, и вдруг спросил меня, зажатую до дрожи в коленях, почему я не ношу украшений. И объяснил, что у него на курсе студент с серьгой, и из-за этой серьги долго не получалось его полюбить. На вопрос – а любить-то студента зачем – он просто ответил – я не могу учить и репетировать, если не влюблен в артиста или студента, у меня тогда ничего не получается… Я должен их чувствовать и быть с ними нежным.

Наши, сатировские актеры, с которыми он поставил пять спектаклей, любили его всю жизнь. По-моему, он их тоже…

Светлая вам память, Марк Анатольевич…»

 

ВЯЧЕСЛАВ ДУРНЕНКОВ, ДРАМАТУРГ

«Ну что тут скажешь. Он действительно в генах, в крови. И если юмор это инверсия разума, то мой юмор от него. «Голова – предмет темный, исследованию не подлежит». И ведь постоянное влияние! Недавно разговаривал с режиссером по поводу инсценировки, говорю: это не в лоб, а как он со Свифтом. И сразу стало понятно. То есть он еще и метод.
Ужасно все это грустно. Спасибо за все».

АЛЛА ШЕНДЕРОВА, КРИТИК

«Еду в Сапсане. Вижу новость: умер Марк Захаров, фото не грузится. Ничего не грузится. Пусть так. Запомню этот день. Страница перевернулась.

Марк Анатольевич, RIP»

ОЛЬГА ЕГОШИНА, КРИТИК
«Сейчас все вспоминают спектакли Захарова, фильмы Захарова. А я вспоминаю как пришла на интервью по случаю очередного юбилея Ленкома. Поговорили для газеты (ссылку даю). Он репетировал «Женитьбу» и уже практически на пороге мы начали обсуждать пьесу Гоголя. И часа полтора, перебивая друг друга и перехватывая цитаты, — просто говорили о гоголевских персонажах как говорят о знакомых людях. Например, почему Кочкарев так хочет женить Подколесина? Хочет осчастливить? Но разве сам счастлив в браке? Ведь нет. Возможно, вся его фантастическая энергия от того, что домой идти не хочется. А Подколесину не хочется уходить из своего дома, где он тихо счастлив… В самом Марке Анатольевиче легко можно было угадать неугомонного Кочкарева — только Кочкарева, у которого все ладится и складывается, замысла осуществляются и бравурный туш звучит. Но и домосед и мечтатель Подколесин в нем тоже жил. Ему было хорошо в его театре-доме, который он сам построил. И который невозможно себе представить без хозяина».

АНТОН ЯКОВЛЕВ, РЕЖИССЕР

«Ещё один Художник… Почти все они уже ушли туда. Хотелось бы сказать, что на смену всегда приходят другие, но, на самом деле — нет, не приходят. Остается пустота, и заполнит она скоро почти все, как плесень. Радость только в том, что ты застал тот театр, то кино, о котором сегодня можно только ностальгически вспоминать. Спасибо за это. Все Мюнхгаузены попадают на небо».

АНДРЕЙ ДРОЗНИН, ПЕДАГОГ ПО СЦЕНИЧЕСКОМУ ДВИЖЕНИЮ
«Дорогой Марк Анатольевич! Я до конца своих дней буду благодарен Вам за то, что Вы позвали меня в работу над спектаклем «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты» и за последовавший в результате год человеческой радости и профессионального счастья работать с Вами. Вы – океан, тайфун, атомный реактор творчества! И Вы удивительной чистоты и мудрости человек. Но ещё большая благодарность Вам за всё, что Вы подарили МИЛЛИОНАМ людей своими удивительно человечными спектаклями и фильмами! Светлая память! Царствие Вам небесное!

«Жестокие игры», «Тиль», «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», «Вор», «Иванов», «Синие кони на красной траве», «Диктатура совести», «Юнона и Авось», «Три девушки в голубом», «Оптимистическая трагедия» – это волшебная часть жизни! Вечная память Мастеру!»

 

ЕВГЕНИЯ ШЕРМЕНЕВА

«Вместе с Марком Захаровым ушло многое. Дерзость и юмор, музыка и отвага, невероятная труппа, которую он собрал. Труппа, которая умела все. Театр, который не боялся ничего».

 

АННА СТЕПАНОВА, КРИТИК, ПЕДАГОГ

«Горе. Он создал одну из лучших трупп в стране, рядом были прекрасные Горин и Шейнцис. Он был хитер и свободен, лукав и искренен. В советское время его спектакли давали мне счастье свободы, открытого театрального торжества. Всю жизнь вспоминаю, как после прогона «Юноны и Авось» я вышла на солнечную улицу и не могла уйти от театра. Как билось сердце в театральном эпилоге «Жестоких игр». Да вот прямо сейчас обрывки спектаклей, встроенных в мою жизнь, всплывают перед глазами, и у себя в голове я отчетливо их вижу.

Низкий поклон, Марк Анатольевич, вечная и благодарная память!»

 

ДМИТРИЙ КРЫЛОВ, ТЕЛЕВЕДУЩИЙ

«Марк Анатольевич, вчера Ваш близкий друг и товарищ по цеху Шура Ширвиндт у Ивана Андреевича Урганта вспоминал Ваши совместные розыгрыши. Вам бы понравилось. А я вспомнил Ваш розыгрыш, связанный со мной и свои встречи с Вами. Я брал несколько раз интервью у Вас для своего «Телескопа» и никогда не получал отказа. В последнем, помниться, даже осмелился слегка спародировать Вашу манеру при разговоре заводить глаза под потолок и не смотреть на собеседника. В кадре сидели два человека, беседовали, но оба смотрели куда-то мимо друг друга. Кажется, вы тогда оценили шутку и продолжали откликаться на мои просьбы о контрамарке. Как-то при нашей встрече я посетовал, что меня измучил мой ночной кошмар, когда мне снится, что я выхожу на сцену в спектакле и забываю текст роли, и чаще всего это происходит на сцене Ленкома. Вы сочувственно выслушали меня, смотря мимо и сказали, что попытаетесь помочь мне. На следующий день на проходной театра на доске с документами появился приказ о моём увольнении из театра за неоднократное неисполнении мною служебных обязанностей. Служащие театра были в недоумении. Однако приказ провисел целый день.

Марк Анатольевич, спасибо Вам за то, что наша жизнь без Ваших спектаклей и телефильмов была бы заметно скуднее. Они часть нашей культуры, они стали частью нашей души. Нам будет очень Вас не хватать. Грише и Евгению Павловичу кланяйтесь, скажите, что мы их помним и любим».

 

ГЛЕБ ЧЕРЕПАНОВ, РЕЖИССЕР

«Сегодня я весь день репетировал спектакль «Тиль»!
По пьесе, которую Григорий Горин написал для Марка Захарова. Создавшего на её основе свой легендарный спектакль!
И вот в перерыве репетиции актёр, проходя мимо, сказал:
– Захаров умер!..
Дальше я почти до ночи был в театре! И думал об этом человеке. Повезло быть с ним знакомым, общаться!
Когда я впервые поступал на режиссуру, набирал именно Захаров. Именно он был… моим первым зрителем. Так получается!
Я сделал тогда свою первую режиссёрскую работу – по «Грозе» Островского. Такую тему дал нам Захаров! Это был совершенно шизофренический и отвязный этюд. Все педагоги курса молчали, не зная как следует к этому относиться. И после паузы Захаров вдруг сказал:
– Продолжайте! Вы – один из наших фаворитов. Только расслабляться не надо!
Он первым оценил мои попытки стать режиссёром. И – оценил вот так! Я это помню. С благодарностью!
Потом прошло много лет. И Антон Шагин, с которым мы хотели поработать, привёл меня в «Ленком».
Захаров встретил меня по своему обыкновению по имени-отчеству, которое он откуда-то уже знал (так он называл всех – от уборщицы до президента):
– Глеб Сергеевич, чем могу быть полезен?
Дирекция очень лоббировала комедию, что-нибудь весёлое!
Я дежурно кивал, говорил что надо подумать над названием!
Тут вдруг молчавший Захаров, внимательно смотревший на меня, говорит:
– Глеб Сергеевич, а Вы-то сам что хотите поставить?
И я нагло, при этом не надеясь на успех, произношу:
– «Фауста»! Только не Гёте, а Кристофера Марло, самую первую пьесу о Фаусте!
Захаров совершенно неожиданно отвечает:
– Отлично! «Фауст» – это то что надо! Когда сможете приступить?

На следующий день он объявил на сборе труппы что молодой, но многообещающий режиссёр Черепанов поставит у нас «средневековую классику»!
Потом мы встречались ещё несколько раз, в его кабинете. И это были пусть краткие, но очень интересные беседы! Позже всё стало переноситься, у меня возникла другая занятость, у «Ленкома» тоже, и история эта, к сожалению, рассосалась!

Вообще, мне кажется, на всех нас, людей театра, Захаров повлиял очень сильно! Моё отношение к театру, ощущение театральности во многом сформировано его спектаклями.

Я люблю такой театр! И даже не хочу скрывать. Яркий, шумный, почти буффонный, эмоциональный, открытый к зрителю, страстный, удивляющий, бросающий из горячего в холодное, гротесковый, ироничный, приподнимающий над бытом и ведущий вверх.

Всё это мы впитали от Захарова!
Несмотря на любые веяния и течения, он не устарел! И не устареет никогда! Потому что это и есть — Театр! В чистом виде! Любящий тебя и любимый тобой!

Первая любовь – она же навсегда!

Спасибо, Марк Анатольевич! За моё детство и моё сегодня! За то что построили свой театр и воспитали целые поколения своих «детей», учеников — не всегда прямых, но верных! За талантливую и интересную Жизнь!

А мы будем и дальше улыбаться, господа! Улыбаться!»

 

Author

Поделиться: