С Данилой и Павлом Рассомахиными мы встретились в кафе театра ЦДР после спектакля Владимира Панкова «Кеды», где Павел играет одну из главных ролей, а его брат выступает в роли альтер-эго героя. Говорить с ними легко и трудно одновременно – они как будто боятся не успеть сказать что-то важное и поэтому чуть торопятся, то и дело дополняют сказанное друг другом, так что уже начинает казаться, что это один человек… О том, что такое эстрада, как они попали в театр Владимира Панкова и легко ли быть двойняшками, как говорится, из первых уст…
Данила. Зависит от ситуации. Можем быть оба активными, иногда брат берет инициативу в руки, иногда я.
Павел. Если говорить о персонажах, то кто ближе. Хотя можем быть разными.
Данила. На самом деле, мы разные. Если в диапазон задач попадает Паша, то он делает, а я поддерживаю. Если мой диапазон, то я , а он помогает.
Какой темперамент ближе?
Данила. Я, скорее всего, сангвиник. Аналитичный и позитивный. Но четко определить сложно, все типы перемешаны, но ближе сангвиник.
Говорят, у близнецов есть особая связь, а у двойняшек?
Павел. Телепатии у нас нет, честно. И это хорошо.
Данила. Я не хочу знать твои мысли.
Павел. И я не хочу знать твои мысли.
Данила. На самом, деле мы разные. Во всем. Во взглядах, во вкусах. Я читаю и смотрю одно, он – другое. Потом происходит взаимообмен.
Павел. Это помогает разделять зоны копания. (смеется) Дает какой-то совместный рост. Все равно смотрим в одну сторону, просто видим с разных ракурсов.
Данила. Я, может, более романтичный. Паша – больше приземленный и рациональный.
Павел. Характеры у нас разные. Брату, например, лучше встать попозже, но поспать побольше и побежать. Мне лучше просто спокойно прийти, я не люблю суету. Если например одна и та же сумма, брату лучше объем, а мне – вкус.
Данила. Неправда. Я не ем, что попало.
Павел. Да-да, ты тоже любишь хорошую еду. (Смеются)
Поступить трудно было?
Данила. На самом деле, нам наше сходство даже помогло поступить, я так понимаю. Среди огромного количества поступающих трудно выделить талантливых людей. Первое, что отмечают, какую-то яркую черту.
Павел. Бац, а рядом с тобой большая изюминка такая. (улыбается)
Данила. Да-да. У кого-то рыжие волосы, у кого-то высокий голос, а мы одинаковые, и это помогало нас выделить среди всех. Но не все, конечно, хотели брать. Где-то специально делили, где-то специально отметали, говорили: «Ребята, вы молодцы, но сами выбирайте, кто на третий тур придет».
Павел. «Или приходите, когда все отсеются, появятся места. Потому что мы двоих одинаковых не можем взять».
Но на факультет эстрады все-таки взяли. Чем он отличается от других актерских в ГИТИСе?
Данила. Для меня формат эстрады – это всегда номер. Та же драматургия, те же составляющие, что и в спектакле, но это спринт. Надо очень быстро что-то успеть сделать, минут за пять, не больше. Я могу ошибиться, но я скажу по-своему. У Владимира Панкова в каком-то смысле эстрада всегда присутствует. Зрители часто выходят и говорят: «Хороший концерт». Это такое построение – номерная структура. Сейчас очень многие спектакли напоминают эстрадный концерт – не целый спектакль, а несколько клипов. Часто даже в сценарии пишут: «Номер такой-то». Мне кажется, эстрада сейчас актуальна. Это всегда каскад номеров и установка на эффект.
Павел. Ты очень много говоришь.
Данила. Особенность эстрады – это номер, это короткая дистанция, яркость. По большому счету, на актерском и на эстраде учат одному и тому же, просто по-разному расставлены акценты. Но на нашем факультете ещё нас научили очень важной вещи – самоиронии. Артист должен относиться к себе с юмором.
Павел. Нам не страшно быть смешными, яркими. Мне кажется, мы смелее что-то делаем и поэтому дальше идем.
Познакомились мы на фестивале сценического фехтования «Серебряная шпага». А как вы туда попали? На эстраде ведь не было фехтования?
Павел. Мы до этого интересовались фехтованием. Мастерили деревянные мечи у себя в деревне.
Данила. Доспехи из линолеума. (Смеется)
Павел. Потом мы продвинулись в эволюции доспехов и на линолеум прицепили жесть.
Данила. А мы всех звали сражаться.
Павел. Но что-то с нами драться никто не хотел, и мы сражались друг с другом.
Данила. На самом деле, я узнал про этот фестиваль на 1 курсе, нам показывали видео, педагоги рассказывали про него, для нас это была мечта. Мы не думали, что победим. Просто хотели поучаствовать.
Павел. Мы попросили нашего педагога Олега Анатольевича Волынцева, чтобы он нам что-нибудь показал. Он предложил прийти на занятия курса музыкального театра. Мы пришли на пару занятий, посмотрели, неловко постояли в углу и ушли. В первый год не получилось принять участие, а на следующий мы подали заявку. Это как раз первый международный фестиваль был. Мы пришли, а вокруг – Щепка, Щука, МХАТ, французы, высокие итальянцы в исторических костюмах. И мы – два хоббита с тренировочными шпагами. Факультет эстрады. Я не принижаю наш факультет, я горжусь тем, что учился там.
Данила. Неважно – где, важно – с кем. Наш мастер, Валерий Борисович Гаркалин в нас очень много вложил.
Павел. Это, собственно, он пригласил на курс Владимира Панкова. Он к нам пришел на 3 курсе и начал с нами делать спектакль «Машина». Сначала это была заявка. А потом ее взяли в «Гоголь-центр», и мы там ее играли. Потом был «Двор», «Кто боится Вирджинии Вульф», и многое другое.
Театр Панкова вам близок?
Данила. Дай я объясню. Мы вдвоем учились на эстраде. Естественно, специфика музыкального театра была нам близка. В каком-то смысле мы были к этому готовы. И нам интересно – это высокий уровень, тут надо и хорошо двигаться, и петь, и танцевать, и энергетически существовать. И это очень мощный тренинг проверяет твой актерский диапазон.
Павел. Дело не в самой практике, а в человеке. Здесь очень важно не над чем работать, а за кем идти. Владимир Панков заряжает своей энергией. Это режиссер, который в тебя верит. Всегда страшно делать большой прыжок, кажется, что не сможешь. А он говорит: «Ты перепрыгнешь!» И как-то его словами проникаешься, и прыгаешь. Он видит в нас то, что мы сами не углядели.
Музыка в спектаклях Панкова вам помогает или мешает?
Данила. Иногда помогает, иногда мешает. Иногда очень помогает в настроение войти, сразу создается музыкальная атмосфера. Ты можешь в нее впасть, можешь войти с ней в контрапункт. Владимир Николаевич с этим много играет.
Павел. Музыка здесь является параллельным персонажем. Ты вместе с ним должен существовать. Это дополнительный объект внимания.
Данила. Так же, как с персонажем-человеком: он, бывает, раздражает, помогает, а бывает вообще его нет.
Павел. И ты его ждешь. Здесь очень много всяких деталей.
В ЦДР много лабораторий. Что они дают вам?
Павел. Да, у нас как раз сейчас идет хореографическая лаборатория «Процесс. Сказка». По формату это похоже на импровизацию. Сейчас мы будем собирать отрывки в общий показ. Не всегда знаешь, к чему ты дойдешь. Но тебе дают кнопки, рычаги и варьировать их можно как угодно.
Данила. Это помогает перебороть штампы, пробовать новое, искать.
Павел. Есть, например, предложение синтезировать балетных с актерами, и музыкантами. Чтобы актеры драматические существовали в танцевальной парадигме. Из серии смешаем все ингредиенты и посмотрим, что выйдет. Это интересно. В этом прелесть лаборатории.
Текстовая составляющая там есть?
Данила. Где-то возникает, где-то нет. С нами работают молодые хореографы, которые хотят что-то попробовать. Они сами выбирают историю – сказку или что-то из личного опыта. Пробуют создать что-то свое. Все мы варимся в этом. Всегда получается какой-то необычный результат. И все заходят с разных сторон. Мы сделали пять или шесть показов, и ни один хореограф не повторился в процессе.
У вас ведь есть еще проекты в Театре Наций, это и «Цирк» и «Женитьба»… И у Грымова вы работали.
Павел. Нам повезло, такой калейдоскоп личностей пройти. До поступления сюда, в театр ЦДР, мы много где были. У всех совершенно разные взгляды на то, что происходит. Но разочарований нет ни в ком.
Данила. Наоборот, хочется ко всем с благодарностью относиться, так совпадает, что каждый дает что-то свое, интересное.
Как вы в спектакле Максима Диденко существуете?
Павел. Мы насчитали – там объектов внимания у актера штук 8. Надо существовать в кадре, работать с камерой, звуком, голос у тебя, там крутится сцена, переворачивается все. И надо все это удерживать сиюминутно, постоянно.
Данила. С одной стороны – во всем минимализм, но очень сложная партитура. У каждого режиссера своя партитура. Это очень интересно попробовать. В «Цирке» все друг другу помогают, настроение чувствуют, там атмосфера создается не благодаря музыке или декорациям, а благодаря свету. Мне сложно объяснить это словами, но ощущенчески я понимаю про что это. Медленное существование, которое нам задавали, помогает почувствовать систему мира, этот синий мир. Только пройдя спектакль от начала до конца, мы ощутили его, поняли.
Павел. Дай я добавлю. Всегда возникает у разных режиссеров, с которыми мы работали, атмосфера, ощущение внутреннее, и мы изнутри начинаем чувствовать спектакль, мир, в который нас погружают. И там нужно выжить, грубо говоря. И это такой интересный вызов. Всегда идешь в новый лес.
Как вы в «Женитьбе» оказались?
Данила. Филипп Григорьян вел у нас мастер-класс. На 3 курсе…
Павел. На 3 курсе у нас было по месяцу от каждого режиссера.
Данила. Каждый приходил со своей системой и учил нас.
Павел. Филипп Григорьян увидел нас и предложил поучаствовать в спектакле.
Данила. Это было забавно. Мы узнали, что это «Женитьба» Гоголя, спросили, кого играем.
– Приходите, я расскажу, – ответил Филипп. Пришли. И оказалось, что Паша будет помощником Феклы, а я – женой Кочкарева. Два персонажа, которых вообще нет в пьесе. Потом выяснилось, что Паша ходит в золотом и на каблуках, а жена должна быть с бородой (потом убрали). А после узнали и что кишки у кого-то вываливаются на сцене… Нас к этому не готовили. (Смеется)
Павел. Это один из первых спектаклей, который нас научил тому, что правил нет. И это очень хорошо. Это сбило некоторую спесь по поводу того, что мы что-то умеем и знаем. И в «Цирке», и в «Женитьбе» первое, что нам предлагали, клоунада. Это не проблема, но хочется чего-то большего. В «Цирке» изначально предполагалось, что между всеми сценами будут шутки. Потом решили сделать собакам головы. Не знаю, может, потому что мы так плохо работали. (Смеется) Было очень много наработок, но вошло не все.
Данила. На самом деле, чем больше проработка, тем красивее вырастает цветок. Одним словом, нас учили, что есть простые правила, но оказалось, что правил никаких нет. Мы вышли, открыли двери, и поняли, что не везде, далеко не везде, все строится по правилам. А с «Женитьбой» произошла такая вещь… Сначала мы не очень понимали, в чем юмор. А недавно все сошлось – совпало с политической ситуацией, выборами – и спектакль выстрелил. Что ни шутка – все в ситуацию.
Павел. Складывается ощущение, что Григорьян все это предвидел просто. Мы поняли какой-то другой смысл. И спектакль сложился у нас в голове.
Данила. У каждого спектакля своя зона воздействия. Бывет, что уже теряет актуальность, а бывает возвращается неожиданно. Так было и с «Женитьбой».
Когда понимаешь друг друга с полуслова, это мешает в работе?
Данила. Мешает. Не нам, а тем, кто нас слушает.
Павел. Я его понимаю, но он уводит в сторону зачастую. Я-то понимаю, что он хочет сказать. И говорю: «Дай я скажу за тебя».
Данила. Как сейчас, спасибо. Это не потому, что мы двойняшки, а просто проживи с человеком столько лет бок о бок, мне кажется каждый научится понимать с полуслова.
Часто ли в театре и в кино используют ваше сходство?
Данила. Очень часто.
Павел. Очень часто хотят.
Данила. Нас начали потихонечку различать.
Павел. Как правило, приходим на кастинг вдвоем, но в итоге выбирают кого-то одного. Кто по характеру подходит. Они у нас очень сильно отличаются. И это меняет и пластику, и физику, и все.
Данила. Трактовка персонажа своя. Каждый делает его иначе.
Павел. На самом деле, скажу по секрету, у нас не получается быть синхронными. Надо очень потрудиться, чтобы быть похожими.
У Данилы ведь есть опыт в съемках фильма без слов. Как это существовать в кадре молча на протяжении полутора часов?
Павел. Главное, чтобы это не превратилось в концепцию и пафос. Это больше была работа режиссера и оператора. А молчать ему не привыкать.
Данила. Накануне отъезда я говорил с Гаркалиным.
– Валерий Борисович, меня приглашают сниматься, я уезжаю.
– Так, говори внятно.
– А фильм без слов.
– Ну, тогда я не беспокоюсь.
Павел. Дай я скажу за тебя. Просто меняется немного форма выражения. Можно говорить словами, можно петь, можно плясать, то же самое мы пускаем эмоцию через пластику, другие ощущения. Ты затыкаешь рот, но при этом пытаешься находить другие способы выражения.
Данила. Я пытался работать даже не от задачи. Потому что кино такое поэтическое получилось, там очень много вкладывали в атмосферу. И режиссер, и оператор. Я тоже пытался идти от атмосферы и от чувства. Пытался как-то это ощущать. Там помогала атмосфера самой степи, атмосфера, созданная художником, выстроенный кадр, там есть слова, но они просто не высказанные.
А что в ближайших планах?
Павел. Вы сейчас застали этап, когда много зачинов. Говорить о чем-то рано, все в процессе. Мы хотим предложить свои работы, одна из них пластическая. Будет проект в театре Наций – ставит Денис Бокурадзе – в стиле «дель арте». И у Панкова много идей, но пока все это держится в тайне. Мы сами в предвкушении какой-то волны, не знаю захлестнет она нас или потопит, но ждем с нетерпением.
Фотографии Иры Полярной, Олеси Хороших
и из сети Интернет
