СЕРГЕЙ ФЕДОТОВ: «Я ПРОТИВ ОСОВРЕМЕНИВАНИЯ КЛАССИКИ»

admin

В Государственном литературно-мемориальном музее-заповеднике А.П. Чехова «Мелихово» с 21 по 28 мая пройдет Международный театральный фестиваль «Мелиховская весна-2016». В этом году наряду со спектаклями по чеховским произведениям на фестивале будет представлена новая программа – «В гостях у А.П. Чехова».

   Ее организаторы предположили, что в Мелихово вполне могли приезжать писатели – современники Антона Павловича. И, в частности, Максим Горький, который в одном из писем Чехову писал: «…Я хотел бы объясниться Вам в искренней, беззаветной любви, кою питаю к Вам со времен младых ногтей моих, я хотел бы выразить восторг перед удивительным талантом Вашим…». Эту программу на фестивале представит известный пермский театр «У Моста».

  Авторский театр «У Моста», созданный в 1988 году Сергеем Федотовым, буквально взорвал театральную ситуацию Перми яркими, нестандартными спектаклями. Первоначально свое имя театр получил благодаря соседству с Камским мостом, но постепенно словосочетание театр «У Моста» становится знаком, выражающим его художественную концепцию. Постановки Федотова являются по сути дела мостом между реальным и потусторонним, бытовым и мистическим, сознательным и интуитивным. Исключительность художественного метода театра «У Моста» в том, что он  направлен на развитие традиций русского психологического театра, обогащенного открытиями школ Михаила Чехова и Ежи Гротовского, то есть системами, направленными  на развитие психофизики актера, его способности работать с внутренней энергией и своим подсознанием. Театр «У Моста» – единственный в мире мистический театр, чемпион Индийской театральной Олимпиады, участник 130 международных фестивалей, входящий по рейтингу журнала Forbes в десятку лучших театров России. Гастролировал в Индии, Египте, Австрии, Германии, Польше, Чехии, Болгарии, Боснии и Герцеговине и в других странах. Театр «У Моста» является первооткрывателем для российского зрителя ирландского драматурга Мартина МакДонаха. На сцене этого театра поставлены семь пьес драматурга. Сергей Федотов – заслуженный артист РФ, заслуженный деятель искусств РФ, Лауреат Национальной премии Чехии. В 2010 году его спектакль «Калека с Инишмана» стал лауреатом национальной театральной премии «Золотая Маска», получив специальный приз жюри.

   В этой публикации нет возможности подробно разбирать спектакли Сергея Федотова, поверяя алгеброй гармонию. Скажу лишь, что они меня не просто потрясают, но и озадачивают. Я не понимаю, какими способами он создает магию театра, раздвигая, как Воланд, границы пространства или, наоборот, сужая его до таких масштабов, что становится трудно дышать! Смотрю на его актеров и не вижу никакой игры, «выступательности», приспособлений и уловок. Но при этом понимаю, что это все же изумительная, виртуозная, отточенная и выстроенная режиссером до пальчика игра, колдовское перевоплощение! Здесь нет никаких особых режиссерских новаций и «фиг в кармане», нет «чернухи и порнухи», все выдержано в традициях русского психологического театра. Но эта психология доведена до какого-то высшего порядка, такой грани, когда растворяется четвертая стена, и ты буквально физически чувствуешь, как судьбы его героев медленно вползают в твою душу, возвышают ее или разрывают на части. Казалось бы, «что нам Гекуба?» – маленькие, униженные и оскорбленные люди, населяющие  тесную и душную ночлежку?! Ан нет: в каждом из них, говорит нам без всякого назидания Сергей Федотов, живет свой Гамлет, Лир, Акакий Акаиевич, Дездемона, Несчастливцев… Но при этом – и Счастливцев, и Фальстаф, и Епиходов. Я не пойму, как его актрисы – застенчивые, гипертрофированно скромные, в самом хорошем смысле слова провинциальные девочки – вдруг в мановение ока превращаются на сцене в загадочных статных красавиц, излучающих какой-то волшебный свет и испепеляющий огонь страсти, заставляя зрителей любого пола хлюпать носами и вытирать слезы!? Помню, как один мой друг американец после федотовской «Чайки» на Мелиховском фестивале не мог поверить, что «вот эта простая девочка в джинсах, которая едет с нами в автобусе, – та самая загадочная и одухотворенная Нина Заречная!» А у меня до сих пор в ушах стоит стон потрясающей девушки, играющей Настю в горьковском «На дне»: «Разве вы можете понимать… либовь? Настоящую либовь? А у меня была она… настоящая!» И в этом ее возгласе – крик души всех несчастных, недолюбленных женщин мира… Не укладывается у меня в голове, как едва «оперившийся» юный мальчишечка-артист на сцене приобретает повадки «волка» – прожженного уголовника, орудующего финкой не хуже любого вора «в законе»!? Поражаюсь и тому, как тихий, интеллигентный, рассудительный мужчина становится жутким одноруким маньяком-зверем, способным разорвать в клочья любого, кто стоит на его пути, или гаером – королем ночлежки?! И это вовсе не преувеличение: со многими актерами театра «У Моста» я общался лично и, глядя в их добрые и внимательные глаза, никак не мог поверить, что полчаса назад содрогался от ужаса или гнева, глядя на них из зрительного зала. Наверное, в начале прошлого века такое же потрясение испытывали зрители Художественного театра, понимая, что становятся свидетелями какой-то новой эпохи в театральном искусстве.

  Не буду говорить, что театр Сергея Федотова – это новая эпоха. И не потому, что боюсь сглазить. Просто стесняюсь высоких слов. Но то, что знакомство с этим театром многое во мне перевернуло – это факт. И виновник этого переворота  – Сергей Федотов, у которого, по его же словам, кроме театра в жизни нет больше ничего. Он, конечно, «сумасшедший», неистовый человек, который готов на все ради благополучия созданного им удивительного «учреждения культуры», которое без всякого преувеличения можно назвать семьей. А его руководителя – любящим отцом этого большого разношерстного семейства. Хотя порой строгим и жестким. Надо видеть, какой отцовской гордостью светятся его глаза, когда ты начинаешь хвалить его «выкормышей», которых он буквально выточил, вылепил, как Пигмалион.

  Добавить к сказанному могу лишь то, что Сергей – очень мощный и гордый мужик. Как говорят на Руси, упертый. Уж если чего решил, то так тому и быть! Задумал театр и создал! Решил провести фестиваль пьес обожаемого им Мартина Мак-Донаха, и-таки провел! Да как: вся Пермь стояла на своих «соленых ушах»! И потратил на этот фестиваль пять миллионов честно заработанных театром рублей! Кстати, этой осенью в Перми, несмотря на экономический кризис, состоится второй по счету фестиваль, посвященный знаменитому ирландцу. Недавно я в пылу полемики в Фэйсбуке обратил внимание Сергея на то, что при таких масштабах и уровне его театра давно уже пора строить новое большое здание. Но, мол, наверное, слабо… Сергей не на шутку ощетинился: «А вот ужо поглядим!» Чую: через несколько лет нам предстоит гулять на новоселье! Наверное, у Сергея Федотова есть свой особый поверенный на небесах, который удесятеряет его силы и оберегает от неудач. Я не суеверный, но все же скажу: «тьфу-тьфу»! И буду надеяться, что Господь поможет ему и в дальнейшей жизни.

    Театральный критик Марина Тимашева рассказывает своих впечатлениях о спектакле «На дне»: «Как только входишь в зал, и видишь до начала спектакля то, что предложено художником, – а художник этот все тот же Федотов, – понимаешь, что подробная ремарка Горького, описывающая ночлежку, воспроизведена с абсолютным тщанием. Декорация эта,  я бы сказала: натуралистическая. Досконально воспроизведена предметная среда. Достоверная среда, ансамбль, подробный разбор…  Поймала себя на том, что обычно можно найти аналог тому или другому, даже хорошему, спектаклю (этот чем-то похож на спектакль Любимова, тот – Някрошюса), а  театру Федотова  «двойников» не  подобрать. Ни на кого не похож. Совершенно самостоятельное явление. Уникальное».

 Готовясь к  «Мелиховской весне», я попросил Сергея Федотова ответить на несколько вопросов. Разговор, однако, вышел далеко за пределы тематики фестиваля и участия в нем театра «У Моста».

  Сергей Павлович, давайте прежде всего поговорим о ваших истоках, о том, кто вас надоумил заняться театром. Может быть, это были папа с мамой? 

  Вообще-то впрямую никто на меня не влиял. Отец мой, инженер-строитель, научил меня строить. С пятого-шестого класса брал меня на стройку, и я с ним работал. Благодарен ему за то, что он научил меня быть строителем и все делать своими руками. Мама была инженером на швейной фабрике – проектировщиком костюмов, и благодаря ей я получил возможность видеть, как делаются лекала, а потом и костюмы. Так что они люди не театральные, но изначально дали мне очень хорошую подготовку. А если говорить о более давней истории, так сказать о творческих корнях, то в нашем роду был великий русский художник Павел Андреевич Федотов, который написал «Сватовство майора», «Анкор, еще анкор». Его картины сейчас оживают в моих спектаклях. Они очень близки к  цветовой гамме картин моего великого родственника. Спектакли мои очень жанровые,  реалистичные, подробные.

  Как и когда вы ощутили, что должны заниматься театром?

  Я очень рано понял, что хочу быть в театре. Сам этого не помню, но мама рассказывала, что когда мне было четыре года, я в садике получил роль зайца-дворника. Сыграл ее на каком-то утреннике, пришел домой и заявил: «Мама, я буду артистом!» И после этого я уже не хотел никогда быть ни космонавтом, ни трактористом, ни генералом, ни летчиком. И целенаправленно шел к своей цели. В пятом-шестом классе занимался в театральной студии недалеко от дома. Помню, играл кота, и этот спектакль снимали на телевидение. Так что такие очень важные для меня в жизни вещи открываются интуитивно, мистически. Я очень давно поверил, что существует параллельный мир.

  Обычно слово мистика ассоциируется с мраком и чем-то инфернальным. А вы назвали свой театр мистическим. Как это понимать? 

  Могу с вами поспорить. Мистика это не значит темнота, подземелье и ад. По ту сторону есть и светлое, и темное. И светлые силы борются с темными, и это все мистика. У меня в жизни был случай, когда я чуть не сгорел на пожаре. Тогда я увидел ангела. И он мне сказал: «Ты должен броситься на землю и кататься». Я так и сделал и сбил пламя. И потом в жизни мне всегда приходили знаки, и эти знаки подсказывали, как себя вести. Моя мама была религиозная женщина. Она меня водила в церковь на исповедь. Я верующий человек. И очень часто вижу разные знамения. Поэтому мой театр не может быть инфернальным, дьявольским. Мистическим он назван потому, что мы имеем связь с тем миром. Мы связаны с темным миром, но никогда с ним не заигрываем. Но мы связаны прежде всего со светлым миром, и все наши спектакли о Боге, о Свете.

  Давайте вернемся к исследованию биографии и черт характера руководителя театра. Вы вполне могли бы успешно существовать в центре – в Питере или в Москве. Но выбрали Пермь. Почему?

   Я работал и в Петербурге, и в Москве. И даже в Чехии, где за 15 лет поставил 15 спектаклей, 10 из которых – в Праге. А в 2004 году получил Национальную премию Чехии. И стал впервые за всю историю Чехии единственным иностранным режиссером, удостоившимся такого звания. Спектакль «Собачье сердце», который я поставил в городе Острава, по результатам компьютерного опроса пятидесяти театральных критиков был признан лучшим спектаклем года в Чехии в 2004 году. Чешские критики пишут, что ваш покорный слуга входит в пятерку лучших режиссеров Чехии. Меня называют там «Рембрандтом чешской сцены» и «магом чешского театра». Это мне очень приятно, значит, такие магические спектакли я ставлю не только в театре «У Моста». Вообще, Чехия для меня вторая родина.

  Но вернемся к моему вопросу: почему вы все же выбрали Пермь?

   Когда я в 1978 году еще только поступил в Пермский институт искусств на режиссерское отделение, то стал создавать группу, свой будущий первый театр. Изучил опыт создания разных театров мира, в том числе театра Гротовского, и, конечно же, Мильтиниса. Меня тогда поразило, что маленький городок Паневежис стал центром Европейского театра, и туда стали приезжать театральные люди со всего мира. И я понял, что хочу в Перми сделать Паневежис. А я человек амбициозный: если что-то задумываю, то обязательно добиваюсь! И я понял, что настоящий театр – это театр единомышленников, театр команды людей, которые любят театр и любят друг друга. И такую команду можно создать только в провинции. Я работал со многими столичными актерами и в Москве, и в Питере, и в Чехии. Уверен: с ними невозможно создать семью. А театр «У Моста» – это театр-дом, театр-семья! И могу сейчас сказать, что я в Перми создал, не побоюсь этого слова, один из лучших в мире театров.

  Сергей Павлович, я был свидетелем того, как вы живете одним домом, и как все ваши актеры и сотрудники преданы вам, а вы им. Но возникает вопрос по поводу вашего выражения «единомышленники». Могут ли быть единомышленниками девушка 22-х лет и опытнейший режиссер, заслуженный артист? Мне кажется, что актер может быть только последователем, исполнителем воли лидера. Я не прав?

    Абсолютно не правы! Когда я создавал свой театр, то понимал, что он будет альтернативен многим другим театрам. Я изучил опыт «Современника» и понял, что создать театр единомышленников – это не просто возможно, но и необходимо. Вы видели, как дружны наши актеры, как они уважают, любят друг друга. Но это не секта. Мы не только приглашаем тех людей, которые могли бы стать единомышленниками. Театр «У Моста» – это одновременно и театр-лаборатория, и репертуарный театр. И как театр-лаборатория, он ведет образование, воспитание артистов. Причем мы не проповедуем только один метод театра «У Моста». Мы вовсе не отметаем все остальные. Мы смотрим все премьеры, на фестивали никогда не ездим на один день, только ради своего выступления. Мы хотим видеть все спектакли для расширения актерского кругозора. И каждый спектакль на фестивале мы обсуждаем. Бывает, что до двух-трех часов ночи. Поэтому каждый актер в нашем театре – это  личность,  автор своей роли. Я никогда не подавляю их своим видением их ролей. Мне не интересно, когда актер выполняет только мое задание, мой рисунок. Я каждый раз жестко обсуждаю и критикую каждый сыгранный спектакль. Любой из них мы обязательно репетируем, даже если он, как наша легендарная «Панночка», идет уже 25 лет.

   Как происходило становление театра «У Моста»?

  Первую группу артистов я собрал «с улицы»,  никто из них не имел профессионального образования. Но первый же спектакль «Мандат» по пьесе Николая Эрдмана произвел взрыв в Перми и в округе. Подобное наблюдалось и после второго спектакля «Панночка» по пьесе Нины Садур, но уже не только в Перми. На первых гастролях в Питере «Панночку» сняли на ТВ и показали по центральным каналам. Мы стали ездить на гастроли, и везде нас ждал успех. Дома мы четыре года арендовали зал во дворце культуры телефонного завода. Потом в 1992 году получили свое нынешнее потрясающее здание. В нем несколько зрительных и один репетиционный зал, много других помещений. Но впоследствии мне пришлось все же реформировать театр, собирать новую команду.

  По какой причине?

  Дело в том, что я всегда стараюсь следовать совету Станиславского, который говорил: «Режиссер должен сделать так, чтобы актер считал, что это он придумал шутку». Для меня моя режиссерская задача состояла в том, чтобы «умереть в артисте». Я строил свою работу так, что невольно подводил  актеров к подобным мыслям, и они стали думать, что сами сочиняют спектакли. Через четыре года после создания театра мои артисты заявили: «А причем тут режиссер, это же мы все делаем!» Поэтому и пришлось пойти на реформирование. Когда театр перешел в новое здание, я пригласил на работу новых людей, которые имели театральное образование.

  Могли бы вы рассказать, что представляет собой творческая основа, базис вашего театра и какова методика работы с актерами?

    Все, что мы делаем, это исконно русский психологический театр, театр актера, театр человеческой души. Но мой режиссерский стиль дополняет эту основу гротеском, магией и мистикой. Причем во всех моих спектаклях режиссерский рисунок очень жесткий, мощный каркас, и поэтому они идут очень долго. А что касается метода, то он уникален тем, что мы, как театр-лаборатория, постоянно работаем над развитием психотехники артиста. В театре «У Моста» каждый день проходят тренинги по речи, по вокалу, по пластике, по мастерству актера. Я веду тренинги по системе Михаила Чехова. Эта театральная система дает возможность взращивать артиста. Причем мы разрабатываем не только внешнюю психотехнику, но и внутреннюю. Это система, в которой актер должен подойти к себе, освободиться, заговорить своим голосом и выработать свое личное мнение. И наши артисты растут невероятно! Придя в театр, ничего по сути дела не умея, они через месяц, два, три уже играют главные роли. Наши артисты способны на такое, что мало кто в мире умеет. Наша система направлена на то, чтобы разработать психофизику актера, научить его «излучать». Но мы научились получать обратную энергию от зала. Поэтому наши спектакли имеют такую мощную энергетику, атмосферу. Все направлено на то, чтобы актер был личностью. Мне не интересно, когда они выполняют только мои распоряжения и указания. Я им говорю, что надо творить, и они творят. И происходит подключение к космосу. Это тоже система Михаила Чехова.

  Кто еще кроме Михаила Александровича повлиял на вас, как режиссера?

  Из тех, с которыми общаться не пришлось, это Станиславский и Гротовский. А у Анатолия Васильевича Эфроса посчастливилось  присутствовать на репетициях пяти или шести его спектаклей. Он всегда пускал на репетиции. И именно тогда я понял, какой театр хочу создать. Эфрос всегда практиковал режиссерские показы, причем показывал потрясающе. Но актеры, повторяя эти показы, никогда его не копировали. Волков оставался Волковым, Яковлева – Яковлевой. Я научился у Эфроса показывать. Все говорят, что я  гениальный артист. И я играю на репетициях в своем спектакле все роли, но никто из моих артистов меня никогда не копирует. А по поводу образования Эфрос говорил, что надо набрать курс и с самого первого дня ставить со студентами спектакль. И в каждом семестре должна быть новая постановка. Так вот, я понял, что одновременно ставя спектакль и делая тренинг по Михаилу Чехову, можно научиться летать в космос, можно прийти к своему подсознанию и научить актера излучать, медитировать и «летать». Я каждый год провожу в СТД в центре «На Страстном» мастер-классы, тренинги по системе Михаила Чехова. Артисты на него съезжаются из всей России даже из-за рубежа. За три дня они начинают излучать. А потом мне говорят: «Мы весь год жили этой энергией, мы излучали, вы нас зарядили!»

 По какому принципу вы берете в театр новых актеров? Вы сразу распознаете в них талант или только потом в процессе работы создаете из них яркие индивидуальности, как Пигмалион? 

   Это трудный вопрос. Конечно же, я пытаюсь угадать таких людей. Но каждый год в начале сезона я принимаю практически всех, кто хочет попробовать и научиться. Беру их в стажерскую группу и говорю: «Пожалуйста, пробуйте, варитесь, учитесь, работайте в тренингах!» Только в работе можно понять, насколько у человека глубокое нутро, насколько он может быть бойцом. Ведь актер должен быть бойцом! Кроме того, надо понять, насколько человек способен открыть свое подсознание. Сразу понять ничего невозможно. Иногда видишь, что те люди, которые себя ярко проявили при показе, через два-три месяца исчерпывают себя. И дальше не развиваются. Но чаще они приходят, ничего не умея. Наши театральные институты в провинции очень плохо готовят актеров. Только московские и питерские имеют традиции и дают какую-то школу. А ведь школа – это главное. Многие из пришедших отсеиваются, и я не вижу в этом никакого трагизма. Человек попробовал, у него не получилось. Он говорит: «Ой, это не по мне, я не могу каждый день работать по 8-9 часов». Многие люди, которые раньше успели поработать в другом театре и там приходили на работу 2-3 раза в неделю, у нас не выдерживали. А те, которые выдерживают, это, конечно, золотой багаж.

  Сергей Павлович, но ведь им (да и вам тоже!) надо восстанавливаться, черпать где-то силы для того, чтобы излучать тот самый свет, о котором вы говорили. Но как это возможно, если они работают по 8-9 часов в день, а вы – по 12?!

  Я считаю, что за ночь восстановить силы после восьмичасовой работы вполне реально. Мы обязательно ходим на все премьеры всех театров в Перми. В такие дни я снимаю репетицию, освобождаю всех, кто не занят в спектакле, и договариваюсь с коллегами из других театров. На фестивали мы приезжаем не только на свое выступление, а минимум на три-четыре дня, чтобы посмотреть спектакли других театров. И смотрим практически все, что бывает на фестивале. Я лично научился аккумулировать и восстанавливать силы, смотря спектакли других режиссеров.

  Но как ни странно, чаще плохие спектакли дают мне большую зарядку, чем хорошие. В таких случаях я получаю энергию, чтобы сделать этот спектакль самому. Кроме того, я научился набирать энергию из космоса, как делают дервиши. И научил этому актеров. Благодаря этой системе, мы играем в месяц 50-60 спектаклей. И поэтому много зарабатываем. Во многих театрах актеры получают гроши, а наши артисты  – до 60 тысяч рублей! А к юбилею театра некоторые из них получили от театра подарки – автомашины! Поэтому им нет необходимости бегать, прыгать, искать какие-то «шабашки», они в своем театре хорошо зарабатывают.

  Теперь о вашем любимом драматурге, которого ваш театр по общему признанию ставит лучше всех – Мартине МакДонахе. Почему он вас в свое время так заинтересовал?

  Он меня не заинтересовал. Он меня обжог!  Ошеломил!  Взорвал!  Удивил и потряс! Открытием новой правды, которую я подозревал, предчувствовал, искал и не находил. Я как будто нашел родного брата, потерянного в детстве. Все то, что он писал, я где-то уже видел, где-то далеко, в другой жизни. А Ирландия стала для меня родиной, где я никогда не был. Когда я поставил «Сиротливый запад», я как будто напился живой воды. Будто открыл для себя какие-то новые знания, очень важные для людей. И я должен эти жизненно важные знания передать людям. Как бы вакцину от жестокости. 

  Судя по всему, он не отпускает вас и сейчас, хотя вы поставили все его пьесы?

  Сейчас уже не все. Недавно в Лондоне состоялась премьера его новой пьесы «Палачи». Естественно, что я должен поставить ее первым в России. Все ждут. МакДонах меня не отпускает ни на шаг. Каждый день я вижу новые знаки, которые прилетают из телевизора, интернета, просто из воздуха. Я уже не могу жить без него. Причем МакДонах учит меня ставить русских классиков: Достоевского, Горького и других.

  В октябре состоится уже второй фестиваль спектаклей по пьесам этого драматурга. Вы лично тратите на него огромные силы и материальные ресурсы. Почему этот фестиваль так важен для вас?

  Я  должен ДОКАЗАТЬ миру, что МакДонах – гуманист. Все его пьесы – во имя доброты, во имя людей! Очень многие в нем видят только черную комедию. А во многих постановках «чернуха» просто зашкаливает. Я должен доказать, что это не так. МакДонах – гений! А гений и злодейство – две вещи несовместные.

  Иногда от недоброжелателей приходится слышать, что Сергей Федотов – режиссер только одного автора – МакДонаха. Но это ведь неправда?

  Конечно, неправда. И всегда слышать такое очень обидно. Первые 15 лет театр «У Моста» был театром Гоголя. Все говорили: «Мистический театр «У Моста» поставил всего Гоголя!» Потом мы поставили три спектакля по Булгакову. И вот десять лет назад мы поставили МакДонаха, и все стали говорить, что мы театр МакДонаха. Действительно, никто в России не может лучше поставить этого автора, чем театр «У Моста». Но все же «У Моста» – это не театр одного МакДонаха. Наш мистический театр – это театр Гоголя, Булгакова, Чехова, МакДонаха. А теперь и Горького: мы поставили «На дне».

  Вы сами подвели нашу беседу к тому спектаклю, с которым вы приедете на фестиваль «Мелиховская весна-2016». Как создавался это спектакль?

  Это первая постановка Максима Горького для нашего театра. Считается, что «На дне» – это школьная программа. Но «У Моста» стер этот флер, который висит над пьесой, и играет ее как жесткую, неожиданную и оригинальную, какой ее никто не знает. Это спектакль для взрослых. Пьеса «На дне» про сегодняшний день. Она актуальна и сегодня, когда все те же болезни и проблемы общества происходят в гипертрофированном виде. Именно в современном мире актеры нашли необходимые образы для персонажей. Посещение пермских ночлежек было обязательной частью работы над ролью. В спектакле использованы натуральные, живые запахи пельменей, рыбы, черного хлеба, водки, лука, растопленного воска, керосиновой лампы. Все по-настоящему. Это помогло нам окунуться очень глубоко в стихию Горького.  В качестве декораций в спектакле использованы по-настоящему старые вещи, чтобы максимально передать дух того времени. Все вещи со своей историей, некогда бывшие в обиходе: от столов и шкафов до гармони и рукомойника.

  В отличие от большинства современных режиссеров вы никогда не стараетесь осовременить классику. «На дне» выглядит у вас абсолютно первозданно: так эту пьесу могли играть в начале века и в МХТ, и в Малом театре. На дворе царствует постмодернизм, а у вас со сцены слышится запах рогожки и лучка… Не боитесь ли, что вас обвинят в архаизме?

  Я категорически против постмодернизма и, в частности, осовременивания классики. Наш театр организовывался как театр классики. И мы за 27 лет поставили большое количество классических произведений. Причем, как я уже говорил, наш классический театр имеет в своей основе русскую психологическую школу. И надеюсь, что наши спектакли стали еще одним подтверждением того, что русский психологический театр может в наше время считаться авангардом. Мы за годы существования театра побывали больше чем на 130 фестивалях. И нас с самой первой поездки стали называть авангардным театром. Я удивлялся и говорил коллегам: «Какой же это авангард? Это традиции русского психологического театра!» А один режиссер мне ответил, что наш театр стал авангардным, потому что большинство театров разучилось на сцене жить, созидать живой процесс, создавать образы. И, начиная с «Панночки», которая была поставлена в самом начале нашего пути, мы придерживаемся стиля психологического театра, в котором обязательно присутствует наша авторская «прививка», элемент  мистического театра. В каждой пьесе, которую я ставлю, я нахожу инфернальные миры. Они присутствуют и у Горького. Но самое главное, в этой пьесе выписаны невероятно интересные характеры,  потрясающие  истории жизни людей.

  Мы начали репетировать и поняли: то, что нам рассказывали в школе про этих героев, это настоящий примитивизм. Нам вдалбливали, что эта пьеса вскрывает «нарывы» общества, что Сатин – социальный герой, а Лука – толстовец, проповедующий непротивление.  Нам отбили желание  прочитать Горького иначе! А мы решили прочитать пьесу более внимательно и обнаружили там бездну интересного и нового. И, надеюсь, открыли в ней что-то ранее неведомое. Для меня самое главное, чтобы мы в своих спектаклях, в том числе в «На дне», пытались изучить то, что написал автор, внедрялись в самую суть его гениальной пьесы. Только внимательнейшим образом  вчитавшись в пьесу, ты понимаешь, какая это глыба! И то, что Горький никакой не пролетарский писатель. И даже наоборот, –антикоммунистический! Он в этой пьесе написал про невероятную ценность жизни маленького человека. Если режиссер внимательно читает автора, слышит его, он может стать конгениальным драматургу. А многие режиссеры сейчас переписывают автора, дополняют его, видимо, предполагая, что они могут улучшить произведение.

  В чем отличие вашей трактовки пьесы Горького от прежних? 

  Мне кажется, мы нашли свой ключ к этой пьесе. Все ее герои хотят счастья, забавы, балагурства. И мы обнаружили в пьесе много юмора. Поэтому на нашем спектакле зрители часто смеются и аплодируют по ходу действия. Герои спектакля не нытики, не депрессивные личности, они бурлят! И поэтому в зале возникает такая энергия. Балагурство, актерство  проявляется даже в такой, казалось бы, мрачной фигуре как Сатин.

  Ваш спектакль изумительно выстроен, каждая роль выверена до пальчика. Это ваш метод?

  Мне всегда говорят о доскональном режиссерском рисунке, о скрупулезной простройке спектакля. Но должен сказать, что мы всегда сочиняем наши спектакли вместе с актерами. Спектакль – это общее дело. Я от каждого актера всегда жду предложений, мы делаем наброски, этюды, которые потом идут в общую «кашу». Вот, например, Илья Бабошин, играющий Бубнова,  сам придумал себе внешние детали образа: горб, очки (его персонаж практически слепой). Интересно, что на каждом спектакле он ставит на окошко в ночлежке клетку с хомячком, которую никто из зрителей не видит. Он его всегда возит на гастроли и кормит.

 Здесь к беседе подключаются некоторые актеры театра.

    Вопросы к ведущему артисту театра Владимиру Ильину, играющему роль Сатина.

  Владимир, мне говорили, что Сергей Федотов на площадке деспот!

В И: Ну, это и правильно! В нашей работе должна быть жесткая дисциплина. Но Сергей Павлович всегда ждет, чтобы мы предлагали ему свое видение ролей. У него жесткий режиссерский рисунок, но мы имеем миллион возможностей для импровизации. В спектакле есть «вешки», которые мы должны, как спортсмены-лыжники на трассе, обязательно пройти. А в свободном плавании ты можешь творить!

  Владимир, вы обладаете мощной актерской харизмой, причем, у вас редкое по нынешним временам амплуа трагика. Но в спектакле «На дне» ваш Сатин – гаер и забавник. Не претила ли вашей актерской природе такая режиссерская трактовка роли?

В И: Нет. Я благодарен Сергею Павловичу, в том числе, и за то, что он мне дает возможность сыграть разные, не похожие друг на друга роли. Но самое главное, что он создает для нас возможность на спектакле «полететь».

  Вы очень опытный артист. Неужели за годы работы не возникало уныния, вопросов о смысле того, что вы делаете?

   В И:  26 лет назад, когда в Перми театральные студии росли как грибы, мне повезло зайти в ту, которая как выяснилось, стала для меня судьбой. Эту студию создал Сергей Павлович Федотов. И она потом стала театром «У Моста». Конечно, бывало трудно, что-то не получалось и приходили разные невеселые мысли. Но я говорил себе, что должен сделать это! Пробовал и получалось! А иногда брал Сергея Павловича за грудки, даже если его не было рядом, и просил: «Помоги мне, Мастер!» И он помогал! Кстати, одна из его заповедей – играть на грани фола. «Не надо быть сумасшедшим, но играть надо почти сумасшедшего».

   С Ф: Если я вижу, что актер повторяется, то говорю: «Стоп! Ты уже это играл там-то! Ты не имеешь права повторяться!» Да, я, наверное, деспот. Но только имея в виду дисциплину и рабочую, и творческую. Каждый день актер должен заниматься тренингом. Главный секрет театра «У Моста» в том, что мы создаем поле, в котором актер попадает в свое подсознание. И начинает творить, причем, каждый раз заново. Ему запрещено идти по уже апробированному рисунку. Этот рисунок нужно «вздыбливать»! И когда актеры попадают в это поле, они начинают вести себя так, как даже сами не предполагали! Наверное, такое состояние можно назвать своеобразным трансом. И этот транс в свою очередь гипнотизирует зал. И еще немаловажно то, что я всегда стараюсь дать актерам роли на сопротивление. Они всегда получают роли, прямо противоположные тем, что уже играли. Мы каждый спектакль играем на грани. Мы знаем, что может быть провал. И вот уже 27 лет каждая премьера для нас – это бой! И благодаря Богу, мы всегда побеждаем.

      Вопрос к Василию Скиданову, играющему Актера.

  Василий, ваша роль очень интересна и трогательна. У вашего Актера, как и у тысяч других его товарищей по несчастью, не удалась судьба, он спился, Может быть, в том числе, потому, что ему не досталась роль Гамлета. Поэтому ваш персонаж очень узнаваем и пронзителен. Как вы работали над этой ролью?

  В С: Сергей Павлович уже сказал: когда создается другое поле, ты в нем существуешь как другой человек, а не как ты сам. И ты – это уже не ты. Тобой руководит персонаж, который совершает поступки, которые не совершил бы ты сам. Одна из черт нашего театра – это умение нашего художественного руководителя ставить автора.

  С Ф: Прорабатывая эту роль, мы вдруг обратили внимание на то, что Актер играл в Гамлете могильщика. И поняли, что он – маленький актер, неудачник. Но у него в душе осталось желание сыграть Гамлета.

Вопрос к Анастасии Перовой, играющей Василису.

  Анастасия, глядя на вашу героиню, которую обычно красят только одной краской и изображают злобной и коварной, я почему-то в глубине души почувствовал к ней сострадание, увидел ее трагедию. Пытались ли вы каким-то образом внутренне ее оправдать?

  А П: Я с этого и начала работу над ролью. Всегда хочется понять героя, о чем он думает, почему страдает и переживает.

  С Ф: Мы пытались противопоставить двух красавиц-сестер: Наташу – «ангела во плоти» со страшной трагической судьбой – в исполнении Насти Муратовой и статную, но подлую Василису, которую играет Настя Перова. Но и в ней тоже есть трагедия. И она по-своему несчастна. У Горького много интересных параллелей. Например, размышляя о судьбе Василисы, ты понимаешь, что и она могла остаться на панели, если бы не вышла замуж за богача.

  Вопрос всем участникам беседы.  

  Какое место занимает театр «У Моста» в вашей жизни?

  Никита Петров, играющий Ваську Пепла: Раньше, когда я работал в другом театре, я не ощущал такого состояния, когда актер «властвует» над залом. На втором году работы в театре «У Моста» я стал ощущать это поле, которое умеет создать Сергей Павлович.  Главное, услышать режиссера и настроиться на его волну.

  Анастасия Перова: Театр для меня – это возможность сказать что-то зрителю, возможность общения. Это волшебный мир, в котором ты всегда в поиске.

  Василий Скиданов: Театр – это моя семья, моя работа, мой мир и моя жизнь.

  Владимир Ильин: Театр для меня – это не профессия, не актерство, а диагноз. Я заболел и не хочу выздоравливать.

  Сергей Федотов: Для меня театр – это очень сложное понятие. У меня нет своей личной жизни. У меня 27 лет не было выходных. И не было никаких других дел. Я каждый день – в театре «У Моста». У меня получилось реализовать идею Л.А. Сулержицкого о «театре-доме».  Это мой дом. И для меня невероятное счастье, что все мои тридцать артистов – это мои дети. И чаще я для них делаю больше, чем для своих родных детей. Поэтому, наверное, и происходят такие чудеса, как на тех спектаклях, которые вы видели.

С мистическим соприкоснулся Павел Подкладов
Автор благодарит Александру Демчеву
за помощь в подготовке текста
Фото с сайта театра «У Моста».

Author

Поделиться: