Причин того, что фестиваля могло не случиться, было немало. Во-первых, «где». За последний сезон Театр.doc, где вот уже десятилетие проводится фестиваль молодой драматургии, сменил две локации.
По политическим и цензурным причинам прошлой зимой московские власти под предлогом технических неурядиц разорвали с театром договор аренды на подвальное помещение в Трехпрудном переулке, где Док располагался с момента основания в 2002 году. После чего театр на «народные средства» с помощью волонтеров и сочувствующих для организации новой сценической площадки поднял из руин флигель особняка XVIII века в районе Старой Басманной на площади Разгуляй, и даже успел там с марта по май сыграть несколько премьер, после чего вновь лишился помещения. «Новейший Док» находится теперь около Покровки в Малом Казенном переулке, где и открыла московский фестивальный сезон 26-я по счету «Любимовка». В большой просторный зал нынешнего Дока зрителей вместилось в два раза больше прежнего, но хвост из очереди на улице оставался чуть ли не каждую читку: в связи с печальными перипетиями в судьбе Дока вновь поднялась волна интереса.
Во-вторых, «на что». Все-таки разгар кризиса. К слову, тема нашла зеркальное отражение в новых текстах, например, в мистической драме «Крысы или тренинг для успешных людей» Сергея Бунзи. Но организаторы традиционно не изменяют принципов: на «Любимовку» вход по-прежнему свободный. И по-прежнему фестиваль проходит под эгидой спонсора. Благотворительный фонд Михаила Прохорова, поддерживающий культурные инициативы, позволяет «Любимовке» достойно принимать в Москве драматургов на время проведения фестиваля, устраивать для них образовательные семинары и расширять возможности коммуникации со зрителями. В частности, уникальные в своей неповторимости читки пьес теперь профессионально записываются на видео. А для самых заядлых зрителей уже второй год фестиваль делает спецпроект «Психоночь», когда в режиме читок нон-стоп в ночном Центре Мейерхольда их погружают в драм-транс. В этом же году силами авторов-волонтеров фестиваль перенял общефестивальную традицию внутреннего СМИ: в новостной ленте на сайте фестиваля выкладываются интервью с драматургами, расшифровки обсуждений, аналитические заметки о текстах/читках.
Примерно каждый третий драматург на вопрос, почему он не прислал еще первую свою пьесу (из трех за пять лет написанных) на фестиваль, отвечает, «считал, что «Любимовка» – это слишком круто». Между тем, каждый год ридеры фестиваля прочитывают около пятисот пьес, отбирая из них в шорт-лист около двадцати для основного конкурса, к которым в программу фестивальных читок присоединяются еще и внеконкурсные тексты. Это пьесы «классиков новой драмы» (оксюморонное выражение давно стало общепринятым) Ивана Вырыпаева, Вячеслава Дурненкова, Валерия Печейкина, Павла Пряжко, Юрия Клавдиева, Дмитрия Богославского, Ярославы Пулинович, по текстам которых стабильно ставят спектакли в российских театрах.
«Любимовка-2015» могла похвастаться не только известными именами проверенных авторов, продолжающих неустанно писать новые пьесы и отдавать право первого представления фестивалю (Иван Вырыпаев, например, давно не только драматург, но и художественный руководитель московского театра «Практика»; или Ярослава Пулинович – теперь одна из деятелей новообразованного Центра современной драматургии в Екатеринбурге), но и маститыми актерами, поучаствовавшими в фестивальных читках.
Анна Чиповская и Светлана Ходченкова воплотили ускользающие, хрупкие и прозрачные почти до стеклянного звона образы пьесы Павла Пряжко с жестким и кровавым названием «Пушечное мясо». Полудокументальная пьеса дебютантки Елены Шабалиной «Невеста» состоялась благодаря невероятно точному актерскому кастингу режиссера Олеси Невмержицкой – романтического героя-дальнобойщика, проживающего внутреннюю драму смерти любимой девушки, блестяще прочитал Александр Яценко, нежный к миру и строгий к себе. Читку украсили также Яна Сексте и Яна Есипович (цвет русского арт-хауса), которым текста досталось буквально по паре реплик.
«Любимовка» бывает разной – взрывной, когда каждый новый текст выстреливает, как бомба замедленного действия или, как в нынешнем году, – истощенной идейно и художественно. Такое сложилось общее впечатление за исключением нескольких проблесков. Сложно сказать насколько это творческий скачок на понижение в пределах нормы, а насколько символический намек на исчерпанность жанра. Все-таки пьеса – это, если говорить о реакции на время, литературный жанр быстрого реагирования, зачастую массово возрождающийся периодами (так, драматургический расцвет случился в 60-е, 80-е, а затем в нулевые).
В нынешнем году одной из лидирующих тем стала религиозная (вспомнить одну только взбудораженность «православных активистов» за последнее время), как в прошлом была тема Украины и Майдана. Конфликт истинного и ложного в вере и даже сюжетный уход в противостояние христианства и язычества, которое живо в нас до сих пор, в постапокалиптической пьесе «Новый свет» Михаила Башкирова, напоминающей о том, что история циклична и после краха мировой империи мы вновь придем (уже пришли?) к временам спасения чудом.
Но если взять бумажку и в левом столбике написать минусы услышанных текстов, а в правом плюсы, то выяснится одна простая закономерность. Чтобы стать успехом автора, пьеса не обязана затрагивать политическую тематику или пограничную проблематику сексуальных меньшинств, для начала она должна быть «хорошо сделанной». Таких в этом году можно по пальцам пересчитать.
Художественная форма. Одна из – «Антитеррор» Андрея Васильева. Пьеса о том, как страх разъедает сознание человека, как террор из внешнего события превращается во внутреннюю истерику испуганного инстинкта самосохранения и, что еще страшней, становится способом существования и принципом организации жизни, семьи.
Автор придумывает идейную композицию: пары (и в этом есть даже некий библейский подтекст) – парень и девушка, мужчина и женщина (поколение родителей), мальчик и девочка (поколение детей) – примеряют на себя этот образ страха. И мы наблюдаем, как преломляется их реакция. Молодая девушка вгоняет мужа в тупик рассуждениями о возможной гибели еще не родившегося ребенка, мужчина приходит к умозрительному насилию в процессе выстраивания логической цепочки о том, как он будет защищать и воспитывать того, кто еще даже на свет не появился, а в конце появляются их не рожденные дети, они и произносят финальный монолог. Дети – образ надежды на лучшую, светлую жизнь. Но хеппи-энда нет. Родятся ли дети, преодолев тотальный страх родителей, да и хотят ли они сюда? Вопрос повисает в воздухе…
ДЕВОЧКА Значит мы никогда не будем жить?…
МАЛЬЧИК Я не знаю.
ДЕВОЧКА Грустно.
МАЛЬЧИК Мне нет.
Художественный язык. Кажется, о том, что пьеса – это не сценарий, а литературное произведение, стали забывать. И первый сигнал – невнимание авторов к творимому языку. Ведь даже документальный слепок языковой реальности – это работа автора.
В этом смысле пьеса Валерия Печейкина «Боженька» являет собой образец языковой продуманности. В антиутопичной комедии, адресованной автором «детям и взросленьким», на замысел работает все, вплоть до уменьшительно-ласкательного суффикса, который из буквы вырастает до художественного приема. «Бога нет, а Боженька был всегда», – говорит герой пьесы Мышонок, возомнивший себя царем лесного братства.
Излюбленный жанр драматурга Печейкина – сатира, избранная метафора – экскременты (впервые опробованная, кажется, еще в пьесе «Россия, вперед» 2011 года), объект обличения – религиозное и гражданское фарисейство, которое, оказывается, живее всех живых.
В «Боженьке» на «детском» сюжете анималистической сказки драматург выстраивает модель государства: в лесочке живут зверятки – белочка, зайчик, медвежонок и другие. Все подчиняются деспотичному Мышонку, который следит, чтобы никто не наделал «каку» и «делишки». Героем, призванным взорвать «идиллическую» утопию, назначается котенок. Кстати нечто похожее – по аллегории – представил на прошлогодней «Любимовке» Юрий Клавдиев пьесой «Тявкай и рычи» в духе animal fantasy, где сюжет был завязан на войне между армией зверей, змей и пауков.
С помощью бурлеска Печейкин выстроил пародию на завравшееся общество, где возвышенная тема интимных взаимоотношений с Богом излагается буффонным провокационным языком. Где одно понятие подменяется другим – драматург крамольно «разрешает» персонажам называть молитву «какой», а любовь – «делишками». Из чего и рождается единственно верный образ вывернутой наизнанку и обесценивающей все и вся нашей современности.
Фотографии из группы фестиваля «Любимовка»
