«ТАРТЮФ» С ФРАНЦУЗСКИМ АКЦЕНТОМ

Елизавета Авдошина

Премьера по Мольеру, выпущенная под конец сезона вслед за «Вишневым садом» Владимира Мирзоева, продолжает репертуарную политику театра с упором на известную классику, чуть осовремененную, но без режиссерского радикализма, поданную демократично (на широкого зрителя), а преподнесенную чуть буржуазно (европеизированный лоск героев на сцене не даст обвинить в пыльной старине).

  Команда постановщиков собралась любопытная, что, возможно, и есть главный повод прийти на спектакль. Режиссер – приглашенная худруком Евгением Писаревым француженка Брижит Жак-Важман – ученица Антуана Витеза, крупнейшего режиссера французской сцены 60-80-х годов (также служил директором театра Одеон). В своем собственном театре тот регулярно ставил, к слову, не только национальную классику, но и русскую литературу. Подобно своему учителю Брижит – большой знаток французской драматургии XVII века. Поэтому выбор комедии Мольера для постановки в России – неудивителен. Хотя московскому зрителю Жак-Важман была известна ранее по экспериментальному спектаклю МХТ «Круги/сочинения» на пьесу современного драматурга Жоэля Помра.

  Соавторы Брижит Жак-Важман – Лариса Ломакина (сценография) и Наталья Каневская (костюмы). Вместе художницы уже работали над скандальным «Идеальным мужем» Константина Богомолова в МХТ.

  Лариса Ломакина выстраивает декорацию в своем узнаваемом лаконичном, неброском стиле: приглушенный пепельный тон фасада солидного особняка, дверь, ведущая внутрь, напоминает одновременно и вход в католический собор (звуки органа композитор Марк-Оливье Дюпен вкрапляет в музыкальное оформление наряду с композицией Muse – «Feeling Good»). Действие же происходит за столом на авансцене. Метафора хрупкости Дома – семейного убежища, который можно сдернуть с лица земли, как обычную занавеску с окна, воплощена здесь визуально. В финале семейство Оргона, прозревшее от обмана, застынет от ужаса перед обрушившимся фасадом-завесой (эффектно обнажившем кирпичный задник), который как пелена падет с глаз. 

  Представленная семья Оргона – современна и буржуазна, так что когда в финале Тартюф победно врывается с братками в дом, чтобы его обчистить, то смотрится он, переродившийся в нувориша, как «привет из российских 90-х».

  Сочетание современной формы и архаичного мольеровского текста не всегда дают нужный эффект, а зачастую и вступают в ментальный конфликт. Так, называя себя послушной папиной дочкой, не по нынешнему веку чтящей родительскую волю, Мариана (Анастасия Мытражик) по воле режиссера кидается в совсем не целомудренные объятия к жениху (Валер-Артем Ешкин), которого вот-вот отлучат от дома. Кстати, именно Анастасия Мытражик здесь стоит отдельного внимания. Дело в том, что актриса только-только пришла в театр имени Пушкина, в прошлом году выпустившись из знаменитой мастерской Олега Кудряшова, и уже получила несколько видных ролей. Однако тут впору говорить о неоправданности ожиданий. Ее кукольная, капризная Мариана оставляет в смятении — остается неприятное ощущение переигрывания, а может, и недоигравания. Как будто вчерашней студентке еще некомфортно и неловко на большой сцене серьезного театра.

  А вот актриса, за которой хочется неотрывно наблюдать в этом спектакле – это Вера Воронкова. Она ярко и талантливо играет оборотистую служанку Дорину, то нагловатую и надоедливую, то смешную, то жесткую и строгую, то мягкосердечную. Одно неизменно – всегда со своим мнением, которым спешит поделиться. Актриса из роли второго плана делает главный винтик комедии (как собственно и задумано в мольеровском театре). Она как пружина семейного мирка Оргона направляет, раскрывает, придумывает – и все из любви к хозяину. Но куда – тот ослеплен лжепреданностью домашнего Иуды!

  Пьеса Мольера, обличающая механизм религии в ее худшем изводе и построенная на истории лицемерного «монаха» Тартюфа, который показным благочестием хотел овладеть женой и состоянием хозяина дома, приютившего его, на сцене театра имени Пушкина сужается до любовной комедии с водевильными интригами. Свадьба дочери Оргона расстроена, служанка, как волшебный помощник, силится все исправить, злостный лицемер Тартюф в обход мужа домогается жены хозяина дома, та в свою очередь старается вывести его на чистую воду. А Оргон (точное исполнение Андрея Заводюка), если и погружает свою семью в ад призрением мошенника, то только в бытовой.

  Актерская, и скорее даже человеческая натура Владимира Жеребцова, исполнившего заглавную роль Тартюфа, увидена режиссером метко – лукавый характер, самолюбование. Тартюф здесь слаб физически, он изнеможенно падает от одного удара соперника, да и о духовной силе говорить не приходится. Это тот самый тип героя-любовника – миловидного и сексуального, с виду якобы скромного, а на деле напыщенно страстного (недаром одна из первых ролей в театре имени Пушкина у Жеребцова – шекспировский Ромео) и, возможно, чуть поглубже ничего из себя не представляющий, – чего и требует режиссерская концепция Брижит Жак-Важман.

  Тартюф в трактовке французского режиссера – молодой авантюрист. Владимир Жеребцов играет животную страсть, которая его ненароком поглотила («Но все же я мужчина,<…> не ангел бестелесный»), комически гипертрофированно. Хочет откусить сладкий и желанный плод (Эльмира — Екатерина Клочкова) и как зверь, открывает пасть, плотоядно ласкает ножки возлюбленной. Но все это, к сожалению, смотрится как затянутая, театрализованная прелюдия без продолжения в бульварной пьеске.

  «Новый» – молодой – возраст Тартюфа (обычно представляемого уродливым и старым) призван объяснить ранее не замеченные в пьесе вещи – становится очевидней необычайная привязанность главы семьи Оргона к Тартюфу, который теперь годится ему в сыновья. Хотя опять же, все эти довески к семейным отношениям, шитые на фрейдизме, мало что добавляют к философскому посылу текста.

  «Это чувственная пьеса», – заявляет Брижит Жак-Важман и по-французски все оправдывает чувствами и страстью. Тартюф в этом спектакле – жертва своих чувственных желаний, страсть к Эльмире и раскрывает его обман, Оргон поклоняется Тартюфу не потому что видит в нем нового Мессию, а потому что такого сына ему хочется видеть в собственном доме – благонравного, набожного, а не ощетинившегося, своенравного подростка (Клеант – Владимир Моташнев). 

  Но зритель театра имени Пушкина собственно и ждет от спектакля занимательного сюжета с любовными перипетиями. Да и жанр комедии здесь оправдывается. Типично комедийные персонажи сделаны из эпизодических ролей – г-жа Пернель Нины Марушиной – маразматическая старушенция, формулировки которой уже выучила вся семья, судебный пристав Александра Анисимова – трусоватый чиновник советского образца с зализанной лысиной и нелепыми очками.

  Сатира на социальные язвы здесь вроде даже и ни к чему. В противовес вспоминается недавний «Тартюф» в постановке немца Михаэля Тальхаймера (в Москве был показан нынешней осенью в рамках фестиваля «NET»), где комедия Мольера становилась трагифарсом с апокалиптическими мотивами. А с тем и вдвойне спектакль театра имени Пушкина кажется лайт-версией возможного осмысления мольеровского текста в отношении наших дней.

  Создатели спектакля между тем напоминают: «Комедия Мольера не утратила всю силу удара по обличению всевозможного вреда религии, когда она становится оружием в руках лжецов. Невероятно актуальная тема, которая касается сегодня всех!». Трудно не согласиться: за аргументами – рукой подать. Одна недавняя история по делу новосибирского «Тангейзера», когда православная общественность города вдруг проснулась для того, чтобы обвинить в еретических происках театрального режиссера, чего стоит. Или вот сценическая «выдумка» на схожую тему – в прошлом сезоне Кирилл Серебренников выпустил спектакль по современной пьесе Мариуса фон Майенбурга – драму об ужасе религиозного фанатизма и лжепророке. 

  Тема болит и нарывает, уже и кровоточит, но, оказывается, не всегда может вот так запросто открыться с театральных подмостков.

Фотографии Виктории Лебедевой

Author

Поделиться: