Первое, что бросается в глаза при входе в зал, – огромный деревянный перевернутый крест, делящий на две части черную вздыбленную сцену. А сама сцена, если присмотреться, испещрена рисунками: будто какой-то дизайнер примеривался, куда какую вещь поставить, да бросил. Пусто и холодно. Не для кого придумывать красоту. Так и остались на полу нарисованные дверцы шкафа, кроватки, стульчики…
Созданное Александром Лисянским пространство неживое и нежилое. Здесь каждое воспоминание невольно наталкивается на смерть: смерть Гриши (который бродит меж родных), смерть матушки (которая привиделась Раневской в саду), смерть дома и сада…
Все мечтают сохранить дом и сад, но никто не хочет жить в нем. Потому что в этом доме можно только умирать и вспоминать. Как на кладбище.
Раневская появляется будто из преисподней: открывается пол и перед нами скульптурная группа, ведомая хозяйкой дома. Она – изящная, элегантная, в развевающейся юбке, коричневой кожаной тужурке и кожаном кепи – задает темп движения. И все, включая Лопахина, этому темпу поддаются. Поддаются силе ее женского обаяния. Раневская Виктории Исаковой сочетает в себе, казалось бы, совершенно противоположные качества. Она изысканна и легка, и в то же время жестка. Она и только она правит бал в этом полумертвом доме. Вокруг нее вьются мужчины, ей они пытаются что-то доказать, обратить на себя ее внимание. И все терпят фиаско. В ее словах о доме и саде звучит скорее ирония. Но она и не представляет себя без этого места, точнее без воспоминаний о нем. Это некая точка отсчета и место, куда она могла бы вернуться ведь она так любит родину.
Владимир Мирзоев сразу отказывается от белоснежной красоты сада – ни в одной из картин нет его. Он существует в воспоминаниях, а вместо цветущих деревьев – капельницы, наполненные вишневым соком. Капельницы, которые ставят себе герои, чтобы погрузиться в тот дивный сон и будто бы вернуться в прекрасное время. Все, кроме Раневской, находятся во власти этого кроваво-красного сока вишни. Она ходит между ними, вглядываясь в бессмысленно-безмятежные лица. И ей страшно. Она живет в другом мире, в другом измерении и не нуждается в допинге. Единственный, на кого сок оказывает раздражающее действие – Лопахин. В какой-то момент его начинает «крутить», ему плохо от этой дозы прошлого.
Ермолай Лопахин у Александра Петрова – человек, выросший тут, но отчаянно ненавидящий этот дом. Он напоминает ему о том, кем были его предки и он сам не так давно. Его влечение к Раневской – любовь, смешанная с ненавистью и желанием подчинить и даже унизить. Но ее женственность и изящество как будто гасят жестокость в нем. Кажется, он, действительно, хочет им помочь. И, возможно, предлагает единственно правильный путь. Его Лопахин любуется собой в каждом жесте и слове, но готов подчиниться воле этой удивительной женщины. Ненадолго.
И в его разудалом: «Смотрите все, как хватит Ермолай Лопахин по вишневому саду» – не меньше боли, чем в их воспоминаниях. Он хочет убить эти воспоминания – их и свои. Хочет вырубить из своей памяти свое прошлое, где он дворовый мальчишка – потому так напорист он, так жаждет обратить ее внимание на себя. Мол, вот я какой деловой человек, Ермолай Лопахин.
Ощущение неизбежности катастрофы чувствуется во всем: в том, как ходит Епиходов (Сергей Миллер), повторяя одну и ту же траекторию; в том, как внезапно застывают герои, испуганно глядя вперед; в отчаянии, с которым Петя (Александр Дмитриев) учит Аню (Таисия Вилкова); во внезапно появляющихся призраках Гриши; надрывном голосе Шарлоты; безумном танце на берегу реки и бесконечно лопающейся струны.
Гаев (Максим Виторган) – дородный добродушный человек, строящий проекты спасения и ничего не делающий для спасения. Он на себя не надеется – на кого-то, кто придет и спасет: тетушку, мужа Ани…
К слову, его знаменитый монолог, обращенный к шкафу, тоже не выглядит очень уж забавным: он открывает «створки» шкафа, словно разрывает могилу. Прыжок – и он уже в могиле, и оттуда он, подобно принцу Гамлету, извлекающему череп Йорика из земли, достает одну пыльную книгу за другой.
Весь спектакль – непроходящий морок, страшный сон. Не случайно, именно на слове «сон» постоянно делают акцент персонажи, морок – в инфернальном синевато-фиолетовом свете, в надгробиях то и дело выезжающих из-за кулис, в бродящем по сцене Грише.
Все понимают неизбежность продажи сада и дома, но все продолжают надеяться на то, что все будет по-прежнему. Как это по-прежнему? Как при живой маме и Грише? Но так уже не будет никогда. Это тоже сон.
И Раневская приехала сюда не спасать сад, не жить тут, а просто в очередной раз проститься. Потому она, узнав о состоявшихся торгах, не пытается в чем-то убедить Лопахина, повлиять как-то на него. Получила деньги, отряхнула прошлое с подола легкого платья и отправилась разруливать проблемы «этого несносного человека». Теперь уже ничто не держит ее тут. И Гаев с облегчением говорит о том, что получил место в банке. Мол, уеду отсюда, делать тут нечего.
Они, наконец, расстались с умершим прошлым, так настойчиво тянувшим их в воспоминания. С тем прошлым, которые причиняло больше боли, чем счастья – не случайно все воспоминания связаны с умершими. Сон закончился. Принесет ли пробуждение им счастье и радость… Если б знать.
Фотографии Виктории Лебедевой
