БЕЗУМИЕ ФИГАРО БЫЛО ПРЕДРЕШЕНО

Роман Шабанов

Воскресенье. Хороший день для вечернего спектакля. В этот день перевели часы, что уже станет причиной «не с той ноги», опозданий или, напротив, раннего прихода, во время которого кто-то из человеческой расы подхватит насморк. То есть безумие было предрешено.

  Что мы знали о спектакле в Вахтанговском? Страшная реклама робота с красным языком пугала нас на протяжении летнего и начала осеннего сезонов. Конечно, алый кровавый язык – это, прежде всего, текст неумирающей комедии, которую в нашем случае решили немного отравить почти гоблинским переводом в лице главного переводчика Суханова.

  Режиссер Владимир Мирзоев, человек с большой буквы взял на роль безумного (именно он, а не устои, и не окружение тому виной) графа поручика брутальных ролей с большой буквы месье Суханова. Безумие – вот что во главе. Не Писаревская «Свадьба», где красота и помпоны в ушах. Здесь царит самое настоящее палаточное (номер 6 или 50) безумие, с которого, конечно же, уходят люди. Зрители хотят, ой как хотят смотреть на это со стороны, но недолго. Кому-то хватает самого начала и только самые крепкие сидят до выхода актеров и цветочного поклонения им. 

  «В палате – ничего лишнего» – провозгласили режиссер и его поддержали художник Анастасия Бугаева.  Ни колющих, ни режущих, ни тяжелых предметов. Легкие стулья, тройные стены, все то, что не может быть травмоопасным.

  Фигаро и Сюзанна, облаченные в спортивные наряды (джинсы, майка), играют в кошки-мышки, но какие-то дикарские кошки-мышки. Это танец дикарей. Конечно, они танцоры. И каждым движением норовят показать, что они не идут, а совершают па или фуэте, а то и тройное сальто-мортале. Последнее мы скорее подразумеваем, ведь как ни крути, но для уровня Фреда Астера и Джинджер Роджерс нужно тренироваться у станка две жизни. «Ты испытываешь мое терпение», – говорит Фигаро, снимая футболку, тем самым совершая работу сотней мышц. Она отвечает ему тем же. Фигаро реально целует Сюзанну и не прочь, не дожидаясь кровати, изучить еще один элемент танца на полу.

  Базилио – учитель пения, реальный кот Базилио с лисой Алисой, Марселиной, у которой приступ на приступе. Приступ старости. Она пьет успокоительное стакан за стаканом. Доктор, понимая, что он не совсем та скрипка для Марселины, прописывает ей выйти замуж за Фигаро, который куда больше походит на претендента. У него такая скрипка, он постоянно в каком-то движении. А что нужно постаревшей женщине – молодой и резвый, за которым пусть погонишься и не догонишь, но точно погонишься.  

  В следующей сцене с Керубино, Сюзанна – Ума Турман. В кимоно. Резка и порочна. Одновременно раздеваются. Такое ощущение, что все друг с другом спят. «Это же ее африканский лифчик», – кричит паж. «Бурагозо! Бурагозо!» Слова не вымараны, они трижды переведены. На наш, на понятный. Может быть, даже чересчур. 

  Кресла нет! Есть стул с дыркой в спине, столы со створками и стены. И прячутся герои за стену, которая напоминает двойной чизбургер с тройной котлетой.

  Приход графа – событие. Сперва появляется лестница-трап. На вершине сам граф  Суханов. Взлохмаченный; на голове сконцентрировано все царившее безумие. Аля Эйнштейн. Хромает, как доктор Хаус. Ведет – как урка, сплевывает шелуху от семечек в руку Фигаро, поет лирический блатняк, отдаленно напоминающий крик-боль Армстронга. «Убила ты во мне все доброе и светлое». Но это обращено к супружнице Розине, которую граф по-свойски зовет Зина. А для Сюзи (так по-свойски он кличет свою служанку) у него подарок – золотая подвязка. На бедрах, да на своих. «Проявляй свою власть!» – зловеще говорит он, заметив ботинки пажа. «Спрятаться некуда, везде народ».  Игра в безумие с залом – типичный утренник в детском саду. «А мы все равно видим!»

  Адвокат пробирается по стенке, как паук. Безумный, который всего боится. Он и поет о своем страхе. Никак он не ожидал здесь встретить свой самый большой кошмар. Теперь становится понятно, что граф Суханов вовсе не один из них, он здесь главный – за врача. Главврач, который пользуется тем, что его окружение безумно. Очень удобно. Ему просто сделать из служанки средство утешения, а из мешающих ему фигур – солдат. А таких немало. Сколько препятствий на пути к простой шалости. Но убрать-то их нужно. Шалость важнее.   

  Керубино поет, как Высоцкий, и прячется в платье Розины. Страшно? «Задерите ему рукава», – приказывает граф. Грохот барабанов – это его стук в дверь. Вам мало? Граф ругается на немецком, зажимая молоток между ног. «Ключ дала!», – приказывает он своей жене. Еще? Садовника (классический мхатовский) он мучает под контрабас. То есть вершит безумие. Только ради одного…

  Во втором действии появляется туша оленя, трофей, который делит граф. «Раньше ты мне все говорил» – жалуется он Фигаро. Главврач понимает, что пациент что-то от него скрывает и показательно, что бывает с теми, кто его не слушается. Но у Фигаро всегда есть шанс, так как Сюзанна в какой-то степени производная от него.

  Суд карикатурен. Фанерная кафедра плюс лестница, приставленная не там. Найденный мальчик Эммануэль сопровождается французской классикой. На этом месте хочется зевнуть, если бы не следующая сцена с предчувствием адюльтера. 

  «Как стемнеет, приходи в Александровский сад».  У графа течет слюна и если бы Мирзоев снимал кино, то мы смогли рассмотреть все более детально. 

  Сад. Базилио водит – как в картине Брейгеля, где слепых ведет слепой. Действительно темно. У народа (мужской ее части) появляются огромные рога. Только сейчас замечаешь огромный ворох свисающих камней (яиц, сморщенного  винограда?). Он спустится, дождавшись, пока две девушки в красном – одинаковые, как две куклы с одним ценником в магазине не поиграют с графом Сухановым в кошки-мышки. Танец дикарей.

  Вердикт – смотреть, потому что безумие всегда интересно. Об этом еще сам Чехов говорил. Не только через «номер шестого». Был еще «Черный монах». И дядя Ваня. А у Бомарше чаще всего вкладывали в безумие суету, но всегда забывали про смирительные рубашки и разноцветные таблетки в пластиковых стаканчиках. Никто не хочет идти в театр на свадьбу, но все не прочь попасть на безумие. 

  Воскресенье. Хороший день для безумия. Или спектакль про то самое.

Фотографии Анны Коваевой
специально для «Театрона»

Author

Поделиться: