В ПАМЯТЬ О ЛЮБИМОВЕ

  «Перебирая наши даты…» – Ю.П. Любимову – 96, из них 80 в творчестве, в истории, в Театре. За цифрами – слова, слова, слова — благодарности, восторга и далее по восходящей. Откровенностью платили за откровения. От слов взахлеб до «нет слов». Любимов молчания не хранил. Молчание нарушал. Были рядом и люди слова – Б.Можаев, Ф.Абрамов, Ю.Трифонов, А.Вознесенский… Их имена выводили на афишах, их слова выводили на авансцену. А закулисный путь был долог, петлял, столоначальники то и дело возвращали слова туда, откуда те пришли, – «в стол».

  Спектакли снимали. Потом стали снимать на камеру. Было много слов обезличенных, говорящих с протокольных, пронумерованных листов, слов безымянных, но имеющих власть говорить «от имени…». Не сбереженных лиц («Берегите ваши лица») столько же сколько слов не сдержанных. И тех, что говорят сгоряча, и тех, о которых, пообещав, – забывают. Были и слова в глаза и за глаза, и последние те, что подлее, по иронии, часто оказывались честнее сказанных «и глазом не моргнув». Любимов боролся за слова не ради красных и высоких слов. За их право быть услышанными, за право зрителей слышать. Спектакли, обращенные в зал, были разговором с каждым зрителем, а не с «коллективом». Вот и мерцали в темноте зала, то зеленый фонарик режиссера, то блестящие глаза зрителей. Театр, говорят, лечит. Если так, то Любимов – хирург, «мне часто приходится делать людям больно, чтобы потом им жилось хорошо», — говорил один киношный доктор. Любимов – онколог, всю жизнь борющийся с метастазами нарастающего мрака. Что такое «тьма пришедшая» режиссер знал и когда ставил «Мастера и Маргариту» в 1977 и «Бесов» в 2012… Любимов – офтальмолог. Всю жизнь борется с людской слепотой, расширяет поле зрения. Любимов вылечил не одно поколение от немоты и глухоты, сбив замки запретов с тем, фамилий и названий. Все называл своими именами, свое имя ставил там, где безопаснее было бы прикрыться псевдонимом, прикрывал своим именем и талантом многих. А сколько имен выпестовал! Иных уж нет, и людей, и спектаклей. Только аплодисменты живы и не ослабевают, следуют за Мастером, где бы тот не оказался. Талант, преодолевший множество барьеров, теперь и вовсе не знает границ. Но 80 лет творческой деятельности – повод не для разговора о прошлом. Одна премьера сменить другую спешит «дав ночи полчаса». Любимов не дремлет.

   …А «Таганке» исполнилось бы пятьдесят. Жаль, театр не дожил до юбилея. Но дабы «день взятия Бастилии не прошел впустую» — «на брачный стол пошел пирог поминный»…  На «Таганке» (кавычки после ухода Ю.П. Любимова из театра приобрели особый смысл) в день юбилея выстроились во фрунт. «Таганский фронт» — «поэтическое представление с полетами и откровениями новой поэзии» – так назвали юбилейное действо, которое сразу же включили в репертуар. Комментарии к столь исчерпывающими определению жанра излишне. Любят у нас и представлять, и летать, и откровенничать. Чего только на театре не бывает! «Одним бароном больше, одним меньше – не все ли равно? Пускай! Все равно!»

  В Театре им. Евг. Вахтангова тем временем, а точнее несколькими часами ранее, открыли Международную конференцию «Юрий Любимов в отечественном и мировом театре». Торжественную, но не праздную. Организаторы фестиваля – Международная конфедерация театральных союзов и Международный театральный фестиваль им. А.П. Чехова — пригласили деятелей театра Франции, Японии, Греции, Италии, Израиля. Мир ведь до сих пор благодарен Советам за высылку режиссера. Выступали и ведущие исследователи нашей страны. Специалисты из разных сфер науки (филологи, литературоведы, искусствоведы), ведь спектакли Любимова никогда не были узкотеатральными событиями. Перечень докладчиков длинный, конференция растянулась на много часов, только вот скучать не пришлось никому. Анатолий Васильев, Тадаси Судзуки, Теодорос Терзопулос, Арье Левин, Владимир Мартынов и множество других. Говорили о Мастере и о себе, лишний раз демонстрируя, что театр Любимова это разговор один на один со зрителем. Не с публикой, а именно со зрителем. «Массовиков» всегда хватало и хватает. Вспоминали, сопоставляли, анализировали…. Уж сколько, кажется, написано и сказано, а до последней точки далеко.

  Мне довелось держать слово на этой Конференции. Конечно, оказалась самой юной участницей, но одарена диалогами с Мастером и его спектаклями. Многое, я это уже сегодня понимаю, в моей жизни сотрется и уже стирается, но это никогда. Не отнять, не вытеснить, не заржавеет. Когда получила приглашение выступить, подумала, что это большая честь. Но оказалось, что это и большое счастье. Эту тему пока не раскрою. Приберегу. А расшифровка моего выступление такова… Впрочем, кое-что додумалось и дописалось. Само собой, мной самой.

  «В силу возраста я не видела легендарных спектаклей Юрия Петровича Любимова на «Таганке». Помните у Жванецкого была такая фраза: «В каком году ты родилась, девочка? Самое интересное ты уже пропустила». Вот и я всегда так себя чувствовала и чувствую, когда слышу воспоминания о спектаклях Театра на Таганке. Мои родные не пропускали ни одного спектакля. Пробивались, прорывались, как за глотком свободы стремились на спектакли Мастера. Сейчас о 60-х, об излете оттепели говорят как о времени расцвета, по крайней мере, театра, и на этом фоне как-то забывается, что оттепель это теплая погода поры зимней, когда все новые начинания воспринимались с прохладцей, а то и замораживались. Ох, как нелегко было Любимову. Таланту в нашей стране, словно нарочно, многое НЕ прощается. Его гнобят, а не привечают. Земля полна талантами, но их в землю и втаптывают… Мне от той «Таганки»… Хотя собственно нет той или этой. «Таганка» всегда будет одна и ее даты жизни, к сожалению, уже сегодня можно торжественно-печально выгравировать. Дата рождения приход Юрия Любимова в театр, дата смерти театра – уход Юрия Петровича из него. Стены целы и спектакли играют, но это уже другой театр, главное не путать и не паразитировать на славном прошлом. Карета прошлого – плохой транспорт. Но и сравнивать «Таганку» и театр под тем же названием на том же месте тоже нельзя, рано, ибо чтобы сравнивать, нужно быть на равных. А кто может позволить себе сегодня встать рядом с Мастером? Так вот мне от легендарных спектаклях Юрия Любимова остались лишь редкие сохранившиеся записи, воспоминания очевидцев, статьи критиков. Какое-то время я чувствовала себя обездоленной. Потом поняла – это заблуждение. История театра пишется, и, несмотря на то, что Юрий Петрович уже давно и несомненно вошел в нее, он же и продолжает ее писать.

  Актеры, работающие с Любимовым, умеют держать паузу, а их режиссер — нет. Что не сезон – спектакль. Что не спектакль – событие. Но только не такое событие, которое замещается другими премьерами, скандалами, интригами, расследованиями. Долгоиграющее. Мы в стенах Вахтанговского театра, где, в общем-то, все для Юрия Петровича и начиналось. Здесь играют «Бесов», которых я, например, смотрела трижды и буду смотреть еще. Не отпускают спектакли Любимова…

  А вообще, меня преследует одна фраза Юрия Петровича. Когда я смотрю спектакль, из партера, близко к сцене, то нередко бывает так, что актер что-то говорит, а в зале начинают перешептываться: «Что он сказал? Непонятно». А за это время он еще что-то сказал… И в эти моменты я всегда вспоминаю фразу: «Согласные тоже звучат». Слух Любимова уникален. Абсолютная музыкальность видна (слышна) во всех спектаклях. «Бесы», которые обрели форму концертного исполнения, играют как по нотам. Какофонии быть не может при таком Дирижере. В спектаклях Любимова музыка никогда не бывает только фоном. Вот и в «Бесах» музыка Игоря Стравинского и Владимира Мартынова действующее лицо спектакля. Актеры пребывают в постоянном диалоге с тониками и доминантами, сверяют интонации с избранной тональностью, кажется, даже хихикают по нотам. Звук, речь, голоса – ключевые элементы этого насквозь пронизанного музыкой спектакля. Сценическая речь в нем поразительно чиста и понятна. Ничто не режет слух. На сцене и над ней установлены специальные микрофоны и любая фальшь, ошибочная интонация, неловкое дрожание голоса вопят. Вернее, вопили бы, ибо вымуштрованные режиссером с абсолютным слухом актеры, то ли благоговея, то ли боясь Мастера, не смеют ошибиться. Никогда не забуду как, обернувшись, увидела Юрия Петровича дирижирующего финальной музыкальной темой спектакля.

  Я очень люблю финальную сцену «Бесов», вернее финальную ноту темы «Бесов», обращенную в зрительный зал. Одинокая она упорно звучит, прерываясь, как SOS, как предсмертный пульс, как угасающая надежда. Как жалобный вопрос и догадка: «Сбились мы, что делать нам?/ В поле бес нас водит видно / Да кружит по сторонам». Часы, отсчитывавшие ход времени в первом акте, во втором акте встают. То ли пришло время, то ли истекло. Как обычно «каждый выбирает для себя».

  Для меня ключевым в творчестве Любимова является именно этот его абсолютный слух. Собственно его театр, на мой взгляд, прежде всего поэтический. Может быть, потому что Юрий Петрович родился в 1917 году, когда А.Блок призывал слушать музыку революции, и так наслушался, что хватает на всю жизнь. Время исказило, переставило буквы и поэтическое стало называться политическим. Но о каком бы авторе не шла речь, будь то Брехт или Вознесенский, Шекспир или Достоевский для каждого Любимов находил и находит свой особый ритм. Вот почему нельзя просто сказать: «я посмотрел спектакль Любимова», нужно обязательно добавить «и послушал».

  Любимов, конечно, человек-эпоха в не лучшую из эпох. Роль личности Мастера в истории, оказалась лучше истории как таковой. Режиссер, актер, педагог, лауреат, реформатор – для портрета мало. Он «Добрый человек из Сезуана» и «Герой нашего времени», Мольер и Сганарель, человек, знающий как обратиться с «Послушайте!» и вопросить «Что делать?», понимающий, кому «Сказки» рассказывать, а когда «Бесов» изгонять.

  Начала со Жванецкого, им же и закончу. «Когда фамилия становится должностью, вакансия будет вечной».

   Спасибо Вам, Юрий Петрович!

Фото с сайта Театра на Таганке
и театра имени Вахтангова,
а также Анны Коваевой