О ДЕТЯХ И ШУТАХ

admin

Московский театр «Эрмитаж» открыл новый юбилейный сезон спектаклем «Лир. Король». Постановка Михаила Левитина в пространстве Сергея Бархина.

  Открыв театральной Москве Даниила Хармса, Юрия Коваля, обэриутов, показав, насколько сценичными могут быть стихи Маяковского, превратив повести Маркеса и Домбровского в глубокие, лиричные спектакли, Михаил Левитин сейчас идет по пути классики: на сцене появляются признанные театральные авторы Чехов, Гольдони, Шварц. И вот – в репертуаре Эрмитажа появился Шекспир.

  Режиссер вкратце объяснил это так: «Мы с Михаилом Филипповым (исполнитель роли короля Лира – прим.ред.) в возрасте короля Лира». И если король, смотря на карту королевства, охватывает взглядом свое прошлое, то Михаил Левитин представил публике спектакль, в котором, как на карте, прочерчен путь театра. Постановка становится биполярной – для публики обычной и для тех, кто понимает, знает Эрмитаж. В этой шкатулке с секретом лежит много памятных вещей, любимых, понятных и включающих воспоминания. Мелькнет среди шекспировской трагедии белая овца Хармса, нежность и беззащитность Эрендиры, старенькая шляпа Бога, рыцарские доспехи из «Пира во время чччумы», да и вся сцена, раскрашенная в яркие цвета, словно затянута зеленым плащом печальной Мэри… Одним словом, «Весь этот край обширный, С прохладой рек и пестротой лугов, С полями и тенистыми лесами…» – Театр Эрмитаж.

  Что бы там не писал Лев Николаевич Толстой о пьесе «Король Лир» (а отзывался он о трагедии весьма нелицеприятно), перед просмотром спектакля я размышляла вовсе не о качестве шекспировского текста. Мысли занимал вопрос: как соединятся на сцене способность театра Эрмитаж говорить просто о важном и довольно тяжеловесные, временами откровенно безобразные, события пьесы?

  По классическим законам школы клоунов, отработанных Левитиным еще в спектакле «Хармс! Чармс! Шардам!», каждый образ спектакля, за исключением, пожалуй, короля, доведен в своих качествах до крайности. Взяв за основу одну-две черты характера, режиссер показывает их словно через увеличительное стекло.

  Едва войдя в зал, зритель уже начинает смотреть спектакль: в кресле, застеленном желтой тканью (словно намекающей на золото трона) сидит король Лир. Возле его ног примостилась Корделия. Им не до кого нет дела, они тихо беседуют. Ни дележа королевства, ни семейных склок даже в мыслях нет. Корделия (Валентина Ляпина) очень органично смотрится в своем трогательном платье на фоне ярких декораций, которые напоминают скорее комнату подростка, нежели королевский дворец. Полное ощущение – отец зашел к дочери узнать, как дела в школе, вот-вот дневник проверит…

  Любимая дочь короля еще совсем девочка, коса и огромные чистые глаза, в руках кукла с игрушечной короной – молчаливая наивность, детская честность. Тут даже не возникает вопроса, почему на вопрос отца о чувствах она только улыбнется и покачает головой. Не умеет по-другому, не доступна ей пока лесть и фальшь взрослого мира. Режиссер почти полностью лишает героиню слов – Корделия наблюдает за происходящим, комментирует изредка, а шекспировский текст будет произносить лишь во втором действии, когда король окажется на ее территории во французском лагере. Да и тогда не оставит ее детскость: не королева, а так – девочка, играющая в принцессу.

  Старшие дочери короля Гонерилья (Дарья Белоусова) и Регана (Ирина Богданова) существуют словно на грани нервного срыва: что еще придумает взбалмошный король, не изменит ли в последний момент свое решение? И какими-то дикими становятся глаза, и гримасы искажают красивые лица. По большому счету, текст тоже становится неважен – на лицах героинь, как нарисованные маски клоунов, застыли одни и те же чувства: циничность, зависть, ненависть. Даже угодливое заискивание перед отцом не меняют их – улыбка еще больше подчеркивает все безобразие происходящего.

  Многого я ожидала от роли Шута, ведь по законам школы клоунов Левитина, должно было получиться нечто феноменальное. Но действительность превзошла ожидания. Шут общается в основном с помощью музыки, так как исполняет эту роль Золотой тромбон Европы Элиас Файнгерш. Шутам позволено было то, чего не могли позволить себе многие придворные – говорить правду. В Эрмитаже шут не просто говорит, он в прямом смысле трубит обо всем.

  Кому же достанется роль шутов, открывающих глаза королю, если сам шут превращается практически в метафору? Функцию эту режиссер доверяет двум вельможным графам: Кенту (Алексей Шулин) и Глостеру (Александр Пожаров). Они первыми появляются на сцене и вовсе не с текстом Шекспира, а с рассуждениями о пьесе. Тут вспомнят и Толстого, и озвучат «глас народа» устами Шуры Каретного, да и вообще: как мы вляпались в этого Шекспира?! Подобные выходы из образов ждут публику на протяжении всего спектакля. Они не только разряжают обстановку, но и лишний раз подчеркивают особую эстетику театра. Не может «Лир» у Левитина быть другим.

  Доведены до крайних своих проявлений и сыновья графа Глостера (Эдмунд – Станислав Сухарев и Эдгар – Евгений Фроленков). Свои рассуждения о чести, бесчестии и сыновнем долге они активно подкрепляют палочными ударами, представляя на сцене отточенный восточный бой. На лицах – нарисованный грим театра Кабуки, широкие штаны в шотландскую клетку напоминают японскую одежду. Да и где еще искать честь в превосходной степени, как не в Японии?

  В спектакле в прямом смысле слова короля играет свита – и сумасшествие монарха сыграно Михаилом Филипповым спокойно, без надрыва. А окружающие своей реакцией, действиями создадут полную картину. Король становится солнцем, вокруг которого вращаются планеты. При этом в нем нет ни властности, ни пафосного величия.

  Финал трагедии Шекспира, сыгранный по традициям школы клоунов, тоже отличается от привычной развязки. Режиссер обрывает действие там, где считает нужным. На первый взгляд создается впечатление, что он полностью поверил словам Толстого о том, что «драма эта неряшливо и дурно составлена и ничего кроме отвращения, недоумения и скуки вызывать не может» и решил прекратить эту канитель. Но остановка эта неслучайна – сюжет завершится именно там, где должен. И забываются смерти героев, желание возмездия, а гармоничным оказывается возврат к сцене, с которой все началось. Отец и дочь, улыбки и радость. Левитину важен момент счастья. И Бог с ним, как и кто умер – было прощение и примирение. Остальное – неважно. А на поклонах все герои пустятся в пляс под задорную мелодию, которую сыграет на тромбоне шут. А как вы хотели? Здесь же школа клоунов!

Фотографии Кристины Бабаевой,
специально для «Театрон»

Author

Поделиться: