УМНЕЕ, ЧЕМ КРОЛИКИ

  «Сказка – ложь», знаем, и даже то, что «в ней – намек», подтверждает ее осторожную иносказательность, недомолвки с обиняками. Так с пеленок, осваивая родной язык, попутно и к Эзопову привыкаем. Распрощавшись с букварем, прощаемся и с буквальностью: отныне говоря, подразумеваем. Мысль высказываемому слову нетождественна и нуждается в переводе. И богатство нашего языка в том, что у каждого слова много значений и оттенков, потому и не разумеем друг друга часто. Говорим на разных языках, изъясняясь на великом и могучем… А всему виной… сказки. Особенно народные, анонимные и потому «безответственные»: лгут, искажают, на чудо, а не на себя полагаться учат. Нет в них вопросов, одни ответы: на голод – скатерть самобранка, при опасности – шапка-невидимка, для передвижения – сапоги-скороходы,   на старость – молодильные яблоки и волшебная щука на все случаи жизни с печкой в придачу. И ежели герой в начале сказки дурак, то в конце – непременно царевич. Так и привыкаем с малолетства к чудесам, и даже с возрастом, убеждаясь – чудес не бывает – все равно частенько надеемся на них, иногда уповаем. Не из сказок ли берут начало многокилометровые очереди за чудотворным? Вера в чудо предшествует Вере и являет часть той самой Веры. Вера в чудо – для одних надежда, подмога, для других обнадеживание, иллюзорность – вредная вещь. Вот и выходит, что не так уж и безопасны сказки для читателей любого возраста: они соблазняют надеждой. Сказки без чудес – честнее, они, и научить, и приучить к жизни могут. А чудеса лучше всего оставить там, где и положено – в решете. Авось, одно и задержится, не проскочит. Пусть и самое обыкновенное.

  Сказку без чудес играют на Малой сцене МХТ им. А.П. Чехова. Здесь к взрослой «Сказке о том, что мы можем, а чего нет», добавилась другая – «Удивительное путешествие кролика Эдварда» в постановке Глеба Черепанова. Сказка с вымыслом, но без обмана, не для детей любого возраста, а просто для всех возрастов.

  «Кролик – это не только ценный мех», но и излюбленный персонаж: от Братца-кролика до Белого Кролика, от Багза Банни до Кролика Роджера. Кстати, режиссер последнего Роберт Земекис заявил о намерении экранизировать книгу американской писательницы Кейт ДиКамилло (придумавшей лопоухого мышонка Десперо), которая и легла в основу одноименного спектакля в МХТ. Книга и впрямь кинематографична: фарфоровый кролик Эдвард, подаренный девочке Абилин, любимый, но любящий только себя и свой гардероб, случайно оказавшись за бортом парохода, оказывается и за бортом привычной счастливой жизни. История об Эдварде – это сказка странствий, в которой и впрямь неисповедимы пути: суша и море, богатство и бедность, болезнь и здравие, неисчерпаемый лимит бед и несчастий и заслуженная, выстраданная радость. Многовато для сказки, в которой маловато сказочности. Кролику с человеческим именем оказалась уготована вполне человеческая жизнь. А в жизни ведь не всегда живут долго и счастливо. Вот и в спектакле нашлось место для слез по обе стороны рампы.

  В «присказке» спектакля радетельные капельдинеры пересаживают юных зрителей на удобные места, раздают специальные подушки на стулья и, вообще, особенно заботливы в день, когда зал Малой сцены заполняют маленькие зрители. В той же «присказке» – красочная программка спектакля. Красочная потому, что представляет собой коллаж Дениса Сазонова, составленный из знаменитых живописных полотен (здесь Базиль, Матисс, Уорхолл, Малевич, и др.). По этому коллажу-головоломке взрослым вполне можно повспоминать знакомые картины и для детей он будет полезен: его, напоминающего первые страницы старых букварей, будет интересно описать в словах. Впрочем, зрителей от печатных полотен отвлекает огромная картина-экран в раме на мольберте, вместо занавеса заслоняющая сцену. Картина не простая, с секретом: то и дело изображение оживает, шевелится, пока в одно мгновенье не оживет окончательно: пелена экрана спадет и на сцене в деталях будет воссоздана та же картина чаепития семьи девочки Абилин в прекрасной гостиной. Может быть потому, что в доме все так «картинно» девочке и скучно. Ее скуку нарушит подарок бабушки-мастерицы – фарфоровый кролик. На это произведение искусства заглядятся даже полотна, развешанные по стенам. Это будет не просто подарок ручной работы, но работы от сердца и с душой, поэтому кролик и выглядит «как живой». Для Абилин кролик Эдвард станет первой любовью и первой потерей, в то время как ее чопорные родители будут продолжать пить чай (американскую сказку в МХТ играют в английском стиле, может быть потому, что «крещение» и одиссея Эдварда случились по пути из США в Великобританию).

  Девочка Абилин (Яна Гладких) из состоятельной семьи, вот и на Эдварде, вытащенном из огромной коробки, тоже ощущается налет золотой пыли. Эдвард, – кроль-стиляга, наглый, ироничный и привередливый. Внутренний мир в фарфор не поместился, зато внешность – всем на зависть. Как и положено кролику со времен Льюиса Кэрролла, у Эдварда есть даже именные часы на цепочке. Постоянные поцелуи и объятия Абилин раздражают его – она мнет его костюм. Девочка, постоянно укладывает кролика рядом с собой в постель, а он возмущается, почему та так долго копошится: «В первый раз что ли? Не маленькая уже!». Эта «постельная сцена» чрезвычайно веселит взрослую публику. Кролику снятся сладкие сны о том, как он оживает, а его хозяйка, напротив, превращается в куклу, и он воздает ей по заслугам, т. е. мучает и тискает ее также как она его. А Абилин наверняка снятся кошмары после бабушкиной сказки о никого не любившей принцессе, превращенной в отвратительного бородавочника, зарезанного и поданного на ужин королю. «Ну, и сказочка!», –удивляется кролик и публика, – «Надуманный сюжет!», – дополняет он своим кукольным голосом. Но Абилин и вместе с ней всем детям поясняют, что не все сказки на свете заканчиваются хорошо. Да, и может ли быть счастливый финал у истории, в которой нет любви?

  «Ты меня разочаровал!», – эта роковая фраза как проклятие будет преследовать Эдварда. Произнесет ее его «мама» – бабушка Абилин (тонкая работа Полины Медведевой). Она видит сны и читает мысли своего творения, он же снисходителен к ней и ценит разве что ее вкус в одежде, сшитой для него. Эдвард, любовавшийся собственным отражением в окне, отвлекаясь лишь на звезды, и предположить не мог, что очень скоро ему предстоит изменить не только имя и гардероб, но и свою жизнь. Роль кролика мастерски исполняет Александр Молочников: его мимика, пластика, реакция на «детские неожиданности» (отдельные маленькие зрители иной раз норовят заговорить с кроликом, и тот моментально находит что сказать) – выше всяких похвал.

  Экскурсия по жизни продолжится и на свалке. Там Эдварда из груды мусора откопают Бродяга Эрнст (Алексей Варущенко) и его собака Люси (прекрасная работа Яны Гладких). «Кто я?» – обратиться нищий к публике и услышит в ответ детский неуверенный голос – «Человек!». Но ответ окажется неверным. Эрнст – король свалок, а значит король мира, ведь мир состоит из них. Новые товарищи приоденут Эдварда на свой лад, напялят ожерелье из консервных банок, подарят новое имя Мэлоун и возьмут с собой в странствия. Их роднит чувство потерянности: Эдварда потеряли, и они потерялись по жизни. «Мы все время в движении», – пояснит бродяга и добавит – «В никуда». Эрнст будет расставлять перед кроликом маленькие пустые бутылки из-под спиртного и по ним вспоминать имена своих троих то ли брошенных, то ли выдуманных детей. Живую музыку спектакля (Олег Васенин и Роман Никитин) дополнит протяжной вой собаки. Лишь глядя на звезды, все трое умолкнут, выискивая там, на небе то, что потеряли или не обрели в жизни.

  Но и это бесприютное существование будет для огрубевшего, обтрепавшегося Эдварда недолгим. Кролика, путешествующего в вагоне «зайцем», выкинет на дорогу злобный кондуктор. Подобранного старушкой его приспособят под чучело от ворон, буквально распнут на деревянной палке. Спасет его, выкрав, мальчик, который подарит его тяжело больной девочке Саре-Рут. Ее ровесники в зрительном зале узнают, что у девочки была всего одна игрушка, и ту сломал пьяный отец. С тех пор ей не с чем играть, ведь отец не хочет тратить деньги на игрушку для ребенка, который все равно умрет. В натянутом на сцене белом полотнище обнаруживаются выемки для головы и рук, белую как смерть видят зрители Сару-Рут (Ольга Литвинова). Для нее Эдвард становится Бубенчиком и превращается в марионетку, чтобы скрасить последние дни обреченного ребенка. Слышавший о смерти Эдвард вдруг сталкивается с ней лицом к лицу. Девочка перестает дышать, и смертную тишину обрывает лишь крик отчаявшегося, впервые полюбившего кого-то и впервые потерявшего кролика. Так в сердце Эдварда впервые пробуждается любовь. Несчастная, а потому сердце дало трещину.

  Далее герой окажется в кабаре и кукольном театре, в дыму, чаду, на потеху публике, бесстрастным и опрокинутым. Встретившаяся ему столетняя кукла и вовсе предложит ему опрокинуться с полки и покончить со страданиями. Но покончить с жизнью он не готов, он покончил только с любовью. Столетняя кукла (яркая роль Марии Зориной), деловито распевающая песню на мотив «My way» Фрэнка Синатры и боящаяся упустить круг света от софитов, служит не только пародией на актерское сословие, но и напоминает кролику роковые слова: «Ты меня разочаровал». Сдавшийся Эдвард, не вынесший потери и закрывший сердце для любви, не до конца осознал ее ценность. «Раскрой свое сердце», – зловеще произносит умудренная опытом кукла, наставляя ушастого юнца: жизнь без любви не имеет смысла. Может быть секрет ее долголетия как раз в том, что она, разменявшая множество хозяев, всегда находила то, за что их можно полюбить? В общем-то, рассудительная, заигранная и потому переигрывающая кукла могла бы сообщить еще много занятного, но голос помрежа объявил готовность для «как бы кукол для массовых сцен», и «героиня» поспешила за убегающим лучом света. Трудно в сто с лишним лет быть в центре внимания, но совсем без внимания еще труднее.

  «Как бы» куклы, как «как бы» люди, потому и рассказана эта история не кукольно и не по-детски, а человечно, с привязкой к сердцам, а не к возрасту. Впрочем, отдельные зрители могут припомнить и кукольное воплощение сюжета про кролика Эдварда: спектакль челябинского театра кукол получил две «Золотые маски» за лучшие работы режиссера и художника. В том спектакле история рассказывалась при помощи марионеточных, планшетных и тростевых кукол, в спектакле же МХТ все куклы оказываются очеловеченными. Здесь белую коробку сцены расцвечивают видеопроекциями и видеоартом, пантомимой и акробатикой, экспериментируют с театром теней и подражают черно-белому немому кино. Здесь звучит слово (дивный, задающий настроение перевод Ольги Варшавер), звучат музыка и все актерские работы («и каждый не одну играет роль»). К двум детским хитам театра («Белоснежка и семь гномов» и «Конек-Горбунок») добавился третий удачный и удавшийся спектакль. В нем, быть может, недостает плавности, но это не недостаток, просто режиссер предлагает зрителям листать спектакль как книгу, сопровождая публику от одной страницы – фрагмента к другой, от картины к картине. Все страницы и картины здесь дописаны, но не все равноценны: какие-то явно затянуты (например, свето-музыкальная сцена в кабаре), а на каких-то, напротив, захотелось бы задержаться подольше (эпизоды в кукольном магазине).

  Эдвард переживет многое и многих, будет прощаться с людьми, не имея возможности сказать им «прощай». Однажды и сам чуть не распрощается с жизнью. И окажется на полпути туда, где встречаются все мечты, воспоминания, все ушедшие и оторвавшиеся от земли. На светопреДставление кабаре, в котором чах Эдвард, отзовется белый яркий свет. Тот свет. Но побитый жизнью кролик, кажется, преодолел собственную хрупкость. Его проломленную молотком голову склеят в игрушечных дел мастерской: «– У меня еще сердце было сломано. Вы его починили? – Не будем о грустном». Второе рождение не принесет ему радости, но новое расставание: мальчик (Алексей Красненков), принесший его в мастерскую, не имея возможности заплатить за ремонт, вынужден будет отказаться от него, во имя его (Эдварда) жизни. Что для одних потеря, то для других потенциальное приобретение: приобрести фарфорового кролика, однако, не захотят. Игрушку переведут на витрину уцененных кукол, под яркой табличкой «SALE», где будет бесстрастно болтаться отчаявшийся кролик с опущенной головой. «Меня уже нет, есть только внешняя оболочка», – будет думать он и уже не ждать никого и ничего, не в пример другим обитателям магазина. Этот кукольный дом очень напоминает детский дом: здесь все ждут, что кто-то придет за ними. Будут приходить и проходить годы, покупатели, моды и все мимо. Только звезды будут сиять по-прежнему, ничего не освещая и маня. Но в один серый дождливый вечер в магазин войдет дама и обратится к кролику: «–Эдвард?» и через паузу, в которой уместится их разлука длиною в жизнь, услышит: «Это я». Так кролик обретет свои имя, голос (уже не кукольный) и дом. И будут скользить на экране два силуэта под дождем, и долгий путь домой окажется дорогой к себе. И не удастся сдержать слезы.

  В финале знакомую картину чаепития из начала спектакля дополнят все другие персонажи истории. Все, кто любил Эдварда, соберутся за одним столом: они, ставшие его воспоминаниями, никогда не оставят его. Да и Эдвард, наполненный теперь не звонким пустым фарфором, а любовью, не забудет их. «– А что он умеет? – Да ничего он не умеет», – так говорили о кролике в начале этой «сказки». Теперь же он без сомнения умеет любить и быть любимым. Он скрасил жизнь многих, облегчил последние дни умирающей, стал отдушиной и счастливым воспоминанием, дарил надежду. Разве же это мало для фарфоровой игрушки? Финал со слезами на глазах (впрочем, плачут исключительно взрослые, дети же радуются «как дети») – это все-таки счастливый финал. А как иначе? Ведь в нем, в отличие от страшной сказки про принцессу-бородавочника из спектакля, просыпается любовь.

  Может быть потому, что «Удивительное путешествие кролика Эдварда» – сказка заморская, она вызывает неоднозначную реакцию нашей взрослой аудитории. Находятся и те, кто сокрушается (или возмущается), что детей такими сказками, повествующими о «горе да слезах», лишают детства. Но неужели счастливое детство непременно означает неведение? Зная о существовании страданий, человек больше ценит моменты счастья и радости, дорожит ими, не пресыщаясь. Не лучше ли познакомить детей с Эдвардом пораньше, дабы те не повторили его ошибок? Сказка Кейт ДиКамилло – это не история игрушек, но метафора нашей жизни. В отличие от русских сказок эта история учит тому, что не все в жизни безнадежно, но надеяться нужно не на чудо, а просто надеяться. Учит тому, что испытать счастье и потерять его все же лучше, чем совсем его не испытывать. Учит, что рядом со счастьем непременно шагает беда, потому оно и не может быть абсолютным. Дети, как видно по реакции зала, урок усваивают, а зрителям постарше не помешало бы повторить пройденное. Учиться ведь никогда не поздно.

Фотографии Екатерины Цветковой