Череда осенних театральных фестивалей традиционно начинается с «Территории». В этому году фестиваль проходил в начале октября и, помимо основных площадок – Театр Наций, Гоголь-центр и «Платформа» – захватил музейные пространства и КЦ «Москвич».
Программа для одной недели была довольно насыщенна, в нее вошли не только спектакли, выставки, перформансы, но и встречи с режиссерами, драматургами, актерами, мастер-классы и обсуждения постановок. Фестиваль-школа собрал студентов из России, СНГ и стран Ближнего Зарубежья, дав им возможность познакомиться с лучшими европейскими спектаклями. «Территория» единственный в стране театральный фестиваль-школа. Его главная цель – вдохновить творческую молодежь на активное участие в современном искусстве, поиск нового языка и новых форм. Зарубежная программа была представлена спектаклями из Бельгии, Германии, Греции и Норвегии.
Открыл фестиваль спектакль «Play» бельгийской компании «Истмэн». Мэтр современного танца Сиди Ларби Шеркауи и индийская танцовщица Шантала Шивалингаппа посвятили его легендарной Пине Бауш, которой принадлежала идея соединить двух танцовщиков вместе и в труппе которой танцевала Шивалингаппа.
«Play» – это большая игра, нескончаемая шахматная партия, куда вплетаются истории взаимоотношений Европы и Азии, и не случайно в оркестре музыканты из Японии, Индии, Бельгии, Польши. Начинающийся как диалог мужчины и женщины, он постепенно вбирает в себя и завоевание Великобританией Индии со смешением английской джиги и традиционных индийских танцев, и морскую стихию, и сюжеты опер. Эта постановка – попытка выстроить мостик между двумя разными мирами – Востоком и Западом. Мы видим, как в завораживающий, почти медитативный индийский танец грубо врывается национальная английская и шотландская музыка, как европеец насильно пытается подчинить индианку, как из ненависти возникает любовь, а рваные ритмы далекого острова смягчаются под воздействием обволакивающей мелодии востока, четкие, резкие движения приобретают легкость и округлость. Спектакль начинается с шахматной партии, которую разыгрывают Шантала Шиванлингаппа и Сиди Ларби Шеркауи, они сочиняют танец, который с шахматной доски переходит на сцену, превращаясь в любовную историю. История любви рассказывается то средствами традиционного индийского театра (актеры надеваю двусторонние маски, символизирующие Добро и Зло, женское и мужское начало), то при помощи танго, где мужчина пытается подчинить себе женщину.
Танец Шеркауи рождается как бы на глазах у зрителя, он нарочито не отточен, он возникает в процессе понимания и чувствования движения. Но в этой «неумелости» обманка, техническая выверенность, лишающая танец зрелищности. Танец Шанталы – это единение с природой, с древними богами, он изначально ярок и пластичен. Танцовщица похожа на хрупкую жрицу, совершающую ритуал. В финале танцовщица будет беседовать с залом о любви, понимании, умении прощать и принимать людей такими, какие они есть, о том, как быть счастливым. Быть счастливым просто – надо лишь открыть свое сердце и впустить в него радость.
«Raush» «Шаухшпильхаус» можно смело назвать спектаклем пластическим. Актеры придумывают спектакль здесь и сейчас, от того поначалу он кажется набором любопытных, занятных, страшных, невероятных пластических этюдов. Постепенно они обретают смысл и законченность. Актеры говорят с нами о самом важном и сокровенном – о любви, об одиночестве, о невозможности и нежелании понять друг друга.
«Raush» и о том, как мы разобщены и не нужны друг другу, как виртуальная жизнь заменяет реальную, как мы привыкаем общаться в сети и перестаем обращать внимание на тех, кто рядом. Короткие эпизоды о том, как меняется мир человека, какие странные, порой, уродливые формы принимает любовь, как страшно и больно признаваться себе в том, что в изменении мира, отчужденности и одиночестве виноват ты сам. Это отчаяяное желание преодолеть одиночество и боязнь людей, это поиск любви и страх перед чувством. «Raush» – это потеря контроля над собой, дурман, свойственные состоянию эйфории.
Спектакль без слов «Первая материя», поставленный Димитрисом Папаиоанну, – пластический эксперимент на вечную тему взаимоотношений творца и творения. В белом пространстве Белого Цеха на «Платформе», на подиуме стоит доска и белый хирургический стол. Человек в черном, бросая на подиум резиновые мешочки, имитирующие кусочки глины, медленно проходит вдоль стены сначала в одну сторону, а доска-планшет передвигается следом, потом он возвращается, собирая глиняные остатки.
Из-за деревянного планшета постепенно появляются руки, голова, ноги. Обнаженный актер (Михалис Теофанус) повторяет движения творца. Человек в черном (Димитрис Папаиоанну) проверяет материал на пластичность, пытаясь пролезть между ним и планшетом, упругость, стойкость. Он то и дело исправляет творение, то загоняя его в деревянную заготовку, то вытаскивая на авансцену, укладывает его на хирургический стол, отрезая руки, приставляя заново, улучшая фактуру. Все это напоминает игру. Но в какой-то момент творение настолько захватывает власть над автором, что выходит из-под контроля, начиная распоряжаться им, выворачивая ему руки, втискивая в определенные рамки. Но все же заигравшееся творение не может без творца. И несмотря на все обиды отец-творец приходит ему на помощь, отдавая свое тело для того, чтобы усовершенствовать «ребенка».
Черный человек берет на руки свое творение и осторожно кладет его на подиум, медленно поднимает и отдает свои руки, «прирастающие» к телу скульптуры, ставит скульптуру на два обрубка, оставшиеся от красивых ног и миллиметр за миллиметром сращивает их со своими. И они учатся ходить заново, вместе.
Ларс Ойно – продолжатель традиций «Театра жестокости» Антонена Арто – привез в Москву спектакль по забытому либретто Генриха Ибсена «Горная птица». Арто разрушал границы привычного театра, жестокость в его понимании – это разрушение индивидуальности, подчинение ее осознанной необходимости. Взяв за основу концепцию чувственного атлетизма, Ларс Ойно создает своего алхимического актера, способного воплощать на сцене идею.
На сцене – древняя норвежская деревня. Актеры, очень похожие на марионеток, передвигаются по сцене нарочито медленно, то и дело замирая на ходу, страшно вращая глазами и говоря неестественными голосами. Костюмы их абсолютно повторяют те наряды, которые носили древние норвежцы. Музыка и танцы тоже дань традиции.
Это история о чистой девушке, живущей в затерянной долине. Жители деревни боятся ее, потому что она живет в диалоге с природой и богами. Это история о любви, и о том, как условности влияют на человеческую жизнь. Есть тут и явное выступление против христианской церкви – представители божественной власти едва ли не самые страшные и неприятные персонажи спектакля. Они ходят в черных балахонах, громыхая крестом и кадилом, с их появлением все будто замирают, перестают видеть и слышать красоту природы, подчиняясь монотонному ритму молитвы.
Ларс Ойно сделал странный, тягучий, монотонный, но при этом ритмически и пластически выверенный и безумно красивый спектакль, в котором, однако, довольно трудно найти хотя бы одно привлекательное лицо.
Все спектакли, представленные на фестивале, – диалог со зрителем о толерантности, об умении уживаться с разными людьми, не похожими на тебя, умении находить точки соприкосновения, принимать чужую точку зрения и понимать тех, кто тебя окружает.
Фотографии Торнмода Линдгрена, Коена Бруса, Николаса Николопулоса
