Как много можно рассказать при помощи пластики! Движением рук, шагами, взглядами, поворотом головы…. У литовского режиссера и хореографа Анжелики Холиной артисты говорят без слов. И не просто говорят – кричат, шепчут, зовут, умоляют, прощают. Язык танца – язык чувств, поистине интернациональный язык.
В постановках выпускницы Вильнюсской балетной школы и московского ГИТИСа Холиной переплетаются классический балет, современный танец и драматическое искусство. На ее творческом счету уже более двадцати спектаклей – в собственном театре A|CH в Вильнюсе, в других литовских и зарубежных театрах. Она работает и в Москве – с российскими драматическими артистами. Дебютом на московской сцене был «Берег женщин» в Театре им. Вахтангова (2008 г.). В этом году увидели свет еще два спектакля – «Анна Каренина» (Театр им. Вахтангова) и «Кармен» (Театр им. Пушкина).
Как рождаются спектакли с такой неповторимой эстетикой, чему может научить театр и почему важно говорить о чувствах – об этом и другом Анжелика Холина рассказала в интервью нашему изданию.
В этом году в Москве состоялись премьеры двух ваших спектаклей – «Анна Каренина» в театре им. Вахтангова и «Кармен» в театре им. Пушкина. Почему вы выбрали именно эти произведения, именно эти темы?
А может быть, темы выбрали меня? Я специально не задумываюсь, что ставить. Просто живу, чем-то занимаюсь, думаю, наблюдаю…. И в один день приходит мысль, что вот об этом можно было бы порассуждать. Я не мистифицирую этот процесс. Просто живу, и эти мысли приходят сами, но я всегда их жду. У меня много предложений из разных театров, но я никогда не спешу соглашаться. Я должна почувствовать, что именно эта идея на данный момент имеет возможность развития во мне самой.
В ваших спектаклях артистам приходится выражать свои мысли в танце и обходиться без слов. Сложно ли обучить хореографии драматического артиста?
Мне не сложно. Еще легче, если артист по природе своей – артист. И возможно здесь не стоит разделять артистов балета и драматических актеров. Если человек может вживаться в другую кожу, другую натуру, превратиться внутренне в другого человека, с ним легко. Такие артисты как инструмент, который нужно только настроить – сказать, чего я хочу.
Как вы выбираете актеров для своих спектаклей?
Выбор актера происходит с простого разговора. Мне не надо ничего проверять, просить, чтобы он сыграл или станцевал. Я люблю поговорить, почувствовать артиста, понять, чем он живет. Я предлагаю попробовать какую-нибудь сцену из спектакля и наблюдаю, как он себя в этом чувствует. Такие пробы — это экзамен, прежде всего, для меня. Я должна заинтересовать артиста, заразить его своей идеей.
На что обращаете внимание во время разговора?
На человека, на суть его. Какой он, чем он веет, сколько у него есть врожденной глубины, широты, что взгляд говорит. Это природа, от которой невозможно отказаться. Глаза человека говорят о том, что с ним можно испытать…. Я очень люблю, когда артист ко мне приходит вообще как белый лист. Мне не надо ничего из того, что он умеет. Мне нужен только он сам. Чем он больше сумеет отказаться от своего характера и от того, что он знает, тем лучше. Это не обязательно касается интеллектуальной информации. Вообще, я очень рада, что отличаю актеров по сути. Потому что сейчас очень многие идут в эту профессию, но неправильно понимают театр, думают, что можно через сцену стать знаменитым и популярным, заработать деньги, что все будет легко удаваться. Такие артисты, как бабочки, которые живут один день. Я их отличаю и не сужу их. Это естественно, что люди все разные. Мы все зависим от времени, в котором живем, и люди являются отражением этого времени.
Вообще если хочешь увидеть человека, надо на него смотреть. Это могут все, только не все думают, что это важно. Все же хотят себя показать, понравится, продать себя. Жалко, что в наше время все занимаются только собой, своей значимостью, внешностью, каким-то мифом о себе. Все это так пусто. Мне кажется, смысл жизни человека есть только в том, чтобы стать лучше. И театр – прекрасная лаборатория для этого.
Пластические данные артистов важны?
Для меня нет. Я в профессии давно, работала со многими артистами разных поколений, и у меня накопился опыт. Я просто считываю информацию с человека и могу многое про него понять: что он может, какой у него характер. Нам же не просто так дано именно такое тело. Оно всегда связано с внутренним сложением. Фактура очень много может сказать о характере. Я люблю считывать информацию и ее использовать, чтобы артисту открыть и показать его самого. Мне кажется, все люди умеют танцевать, просто не все знают об этом. Каждый танцует по-своему, но в этом и прелесть – в этой индивидуальной органике. Я от нее исхожу и очень люблю ставить конкретно на артистов. Чтобы их инструмент зазвучал, их тело зазвучало, я обязательно должна идти от их природы. От этого никуда не деться. Сцена – это то место, где видно все. Это единственное место, где нельзя врать. Здесь должно быть точное попадание во всем: в выборе актера, в предложенном ему рисунке, в движениях, которые его недостатки спрячут, а достоинства раскроют.
Какими качествами артисты должны обладать, чтобы вам с ними работалось легко?
От артистов я хочу только одного – чтобы они любили свою профессию. Больше мне ничего не надо. У меня есть свои тайны, как надо подходить к артисту. Для меня очень важна атмосфера, потому что история спектакля начинается не с его премьеры, a с первого дня, с разговора, с первой репетиции: все должно быть сразу хорошо, бесконфликтно. Конечно, я многое диктую на репетициях, потому что знаю, чего я хочу. Но чтобы артист раскрылся, к нему нужно по-человечески подойти, и согреть, и освободить от ответственности, от того как он видит себя, потому что часто это мнение – о самом себе – бывает слишком самокритично, или артист вообще не видит своих достоинств. Только тогда можно надеяться на результат, который мне нужен.
Неужели полностью удается избежать конфликтов?
Это мое основное условие работы в театре. Конфликтов не должно быть и не бывает. Это привилегия слабых.
Но как часто артисты настаивают на своем понимании роли…
У меня немножко другая специфика. Они здесь не могут смело себя проявить, для них это новый жанр. Они приходят и ждут, какие движения я покажу, что расскажу о сцене, о роли. Только когда они входят во вкус, скажем, уже на тридцатой репетиции и примерно ориентируются в том, что происходит, тогда они могут что-то предложить. Но мне это необязательно. Если я не знаю, даже в мелочах, чего я хочу, как же я могу ставить спектакль? Я не могу так, я должна все знать от и до.
А где вы находите артистов? Их кто-то рекомендует?
По-разному. Для меня нет особой разницы, с кем работать. Я всегда думаю, что есть случай. Для меня и для актера. Мы оказываемся в одно и то же время в одном месте, поговорим – и все, идем завтра репетировать. Чаще всего так и происходит. Или у меня возникает замысел спектакля, я звоню кому-то из артистов: «Ты можешь прийти на репетицию?» – «Не могу». Кому-то другому звоню: «Можешь прийти?» – «Могу» – «Хорошо, приходи».
Я ставлю и балеты, и драматические спектакли, и оперетту, и оперу. Часто бывает такой микс: артисты балета участвуют вместе с драматическими актерами. Но какого-то определенного принципа подбора у меня нет. Просто каждая тема требует своего выражения, и мне нужно найти тех, кто лучше на сегодняшний день мог бы эту тему выразить, создать нужные роли.
От чего вы изначально идете в постановках – от внешнего рисунка или от внутреннего наполнения?
От музыки. Чтобы приступить к постановке, сначала надо найти музыкальный материал, который бы отражал то, что мне нужно, его сложить, скомпоновать. Это самая интересная и самая сложная часть работы. В принципе я иду от каких-то картин в своей голове, часто абстрактных, но больше всего от музыки, которая ложится на эти картины. Потом, когда приходит актер, он вносит свою энергию, которую я обязательно учитываю. Самое важное – все эти компоненты свести в единое целое. И если в какой-то момент я чувствую, что могу уже отстраниться, что спектакль уже не под моим влиянием и может существовать сам, мы его выпускаем.
Я не могу всего объяснить, многое делаю просто интуитивно и этого не скрываю. Я не копаюсь в каких-то материалах. Все мои спектакли есть отражение меня самой. Для меня театр – возможность познания самой себя, и это самое интересное. А если моя работа интересна и другим, это очень радует.
Долго ставите один спектакль?
«Анну Каренину» ставила сорок пять дней, «Кармен» в общей сложности примерно столько же. Я не люблю ставить долго, люблю быстро. Потому что нельзя затирать тему. Я как-то чувствую, когда надо выпустить спектакль, чтобы и не переждать, и раньше не закончить работу. После премьеры я бываю на каждом спектакле, всегда репетирую, что-то меняю, что-то напоминаю артистам, слежу за качеством. Для меня это очень важно. Должно быть внимание к театру и артистам: это же все живое искусство! И мне очень интересно смотреть, как развивается спектакль и как артисты развивают роли. После премьеры спектакля в нем происходит много важных процессов.
Вы работаете в театрах в Вильнюсе и в Москве. Есть ли разница?
Я не ощущаю особый контраст. Москва для меня никогда не была чужим городом. Я здесь училась. Мой папа русский, и он тоже учился в Москве. Это все близкое и родное. И потом Литва долго была в Советском Союзе, я это время застала. Москва всегда была рядом, хотя бы по телевизору.
А зрители как-то различаются в России и Литве?
Люди везде одинаково чувствуют. Мы танцевали «Анну Каренину» в Турции, и мусульмане все поняли, реакции были абсолютно такие же, как в Москве и Вильнюсе. Так что не нужно думать, что где-то чувствуют больше, где-то меньше. Просто из трех миллионов людей во всей Литве только двести тысяч ходят в театры. Показал спектакль несколько раз, он еще не успел набрать обороты – и все, публика закончилась. Так что понятно, почему я здесь. Я хочу, чтобы спектакли жили.
Насколько важна для вас оценка ваших спектаклей публикой, критиками, коллегами? К чему мнению прислушиваетесь?
Статьи я не читаю. Зачем? Я сама себе судья, я все понимаю. Тем более я же не знаю этих авторов. Мне даже иногда бывает их немножко жалко. Я считаю, что мои спектакли для чувствительных людей. Но если человек не наделен восприимчивостью, как же я могу ожидать, что он почувствует передаваемую мысль, флюиды между артистами. Он смотрит и видит, что актриса подняла ногу, а актер сделал пируэт. Все. А для другого один только взгляд будет значить так много, что он заплачет, понимая, какие отношения между героями. Вообще пишущие должны быть осторожны с выражением мнения. Сейчас большинство хотят быть экстравагантными, стараются остро и смело высказаться. Но на самом деле получается глупо. Поэтому я давно не читаю статей.
Расскажите, пожалуйста, о своем театре в Литве.
У нас есть репертуар, но нет труппы. На каждый спектакль, как и в Москве, я собираю новых артистов. Но я работаю не только в своем театре, часто ставлю как приглашенный балетмейстер в разных театрах. В прошлом году я поставила в Национальном театре грандиозный балет на национальную тему, которым я очень горжусь внутренне. Это «Барбора Радвилайте». Любовь королей…. Такая литовская история Ромео и Джульетты. И мы – все те, кто работал над ним – доказали, что национальная тема имеет место быть. Я патриот своей страны, и для меня важно здесь работать.
Не собираетесь показать спектакль в Москве?
Этот спектакль слишком большой, в нем участвует вся национальная опера. Другие, наверное, хотела бы. Но я не стремлюсь в этой жизни успеть все. Сейчас я больше хочу ставить и чувствую, что для этого есть внутренние ресурсы. Это надо использовать. Было и так, что я вообще ничего не делала – лежала на море и все. Так я тоже люблю. Но сейчас у меня есть энергия, все легко получается, и я хочу использовать этот момент.
«Кармен» – независимый спектакль, он принадлежит моему A|CH театру, а сцену театра Пушкина мы только арендуем. Это антреприза, как говорят в Москве. Хотя часто такое название имеет оттенок чего-то не слишком качественного. Для меня это странно. В моем понимании театр – это большие вложения и большая ответственность. Мы же идем на сцену рассказывать людям о людях. Как же можно это делать средне? Должно быть качество. И «Кармен» – мощный, большой, дорогой спектакль.
Чаще всего антрепризы создают ради развлечения зрителей. Как вы относитесь к такому театру?
Я не люблю об этом думать и кого-то критиковать. Просто говорю, что надо понимать, что театр – это отражение нашего времени, и через то, что происходит в театре, можно понять, что происходит в нашей жизни. Пусть будет всякое. Всем хватит места под солнцем.
Как вы считаете, театр должен чему-то учить зрителя?
Обязательно. Для меня во всяком случае. Я люблю, когда режиссер понимает, почему он об этом говорит и что он этим хочет сказать. Это такая миссия: мы должны помочь людям стать лучше. Именно поэтому надо делать спектакли и только по этой причине. Если есть другая причина, то надо играть у себя на кухне, показывать спектакли маме.
А на ваш взгляд, о чем должен быть театр?
Театр должен рассказывать o людях и об их судьбах. Об отношениях между мужчиной и женщиной. Режиссер – такая профессия, когда ты должен опережать время. Не отражать, а опережать. У меня все спектакли о любви. Мы все переживаем очень большую нехватку любви. В этом тоже отчасти виновато время. Например, сейчас мальчиков и девочек учат, по сути, продавать себя, объясняют, как для этого надо выглядеть, что говорить, но не развивают их духовный мир, культуру общения между мужчиной и женщиной. Но в итоге, жить они будут не с картинкой, а с духом человека. На это внимание никто не обращает, поэтому столько сломанных отношений, судеб. Создают семью две «картинки», через время вылезает их собственное пустое «я», и общий домик рушится. Нас не учат ни общаться, ни любить, ни отдавать, ни понимать, что такое любовь. Я понимаю, трудно о чувствах говорить, но надо о них говорить! Может быть, человек со временем, с опытом может сам что-то понять, переоценить. Но чаще всего бывает уже поздно, просто поздно. Мы не умеем ни построить отношения, ни сохранить их, ни выразить любовь. Мы все очень закрытые. Мне кажется, это не хорошо по отношению к самому человеку.
В театре мы должны отражать отношения. В каждой пьесе, в каждом сюжете, который является классикой, есть мораль. И только классика актуальна, все остальное в современной литературе чаще всего только вариации или эксцентричные выходки. Мы и теперь существуем в схемах, которые описаны в классических сюжетах. И исход судеб людей будет всегда один и тот же. Все самому о себе можно предвидеть, понять, в какую из схем ты сам попал.
Неужели время не накладывает свой отпечаток на эти схемы?
Думаю, что нет. Все повторяется. У всех все одно и то же в жизни.
Сейчас у вас в планах «Отелло». Как и «Кармен», такой спектакль уже был в вашей режиссерской биографии. Почему вы решили взяться за него снова?
Мне жалко этого спектакля, он прошел только десять раз. В Литве за него я получила все возможные премии, мой Яго уехал работать в Китай, и жизнь спектакля закончилась, не начавшись.
Это будет совершенно новый спектакль или вы будете повторять прежний рисунок?
Я же меняюсь каждый год. Как я могу делать то же самое? Нет, не могу. Я чувствую, что тогда недоделала, недосказала. С этим жить трудно. Хочется отдать до конца дань этой теме и этому спектаклю. И потом я хочу исправить свои ошибки. Я это не называю повтором ни в коем случае, потому что это лично для меня не повтор.
Хотели бы вы перенести свои спектакли в кино, снять фильм?
Это совсем другая специфика. Я не пробовала, не знаю. Может быть, если бы я имела возможность больше побыть в этой кухне, я бы смогла ответить. Я работала только с американцами, мы делали два фильма с кинокомпанией «Warner Brothers». Там я ставила массовые танцевальные сцены. Но это не то же самое, что ставить самой.
На самом деле мои спектакли как кино. Я много внимания уделяю постановке света: через свет можно создаться много атмосферных моментов. И как в кино большое значение имеют крупные планы, игра актеров – очень субтильная, тонкая игра. Я это люблю, я выстраиваю даже взгляды, они должны быть точны. Важно, сколько времени актер будет смотреть, как, каким ракурсом. Mне нравится, что киношники любят мои спектакли.
Расскажите, как вы пришли в профессию.
Я не думаю, что я в нее пришла. Сколько себя помню, я всегда в ней существовала – в балете, в театре. С четырех лет начала заниматься в балетном кружке, и как-то плавно все переходило из одного в другое. Я всегда просто делала то, что умела, что чувствовала. И то, что это вылилось во что-то значимое, это счастье. Я чувствую себя очень счастливым человеком. Для меня это важно. И я каждый день думаю: «Как же все-таки все хорошо».
Беседовала Юлия Ионова
Фото предоставлены
Анжеликой Холиной
