Мы запускаем «театральный сериал» – каждый месяц новая история. Новый год – новый сериал. На этот раз ирландский. И посвящен он драматургии Уильяма Батлера Йейтса, о которой рассказывает Сидорук Егор.
Глава 3. Пришествие героев: Шонахан и Дейрдре
Со всей доступной ему энергией высказав устами Шонахана мысли об устройстве общества и роли поэта в нём, Йейтс вновь остался непонятым. Очевидно, ирландскую публику того времени могла воодушевить только ничем не прикрытая политическая агитация. Закончив длившуюся несколько лет работу над первой драмой из цикла о Кухулине («На берегу Байле», 1904) Йейтс посвятил свою следующую пьесу – «Дейрдре» – теме любви. Но основной тон творчества не меняется: в словах главной героини, хоть она и говорит, казалось бы, только о личных проблемах, слышится столь же яростный протест против пошлости, разъедающей мир, словно проказа. Между Дейрдре и графиней Кэтлин такая же разница, как между Шонаханом, занявшим активную гражданскую позицию, и Айлилем, пытавшимся спрятаться от страданий у берегов лесного озера.
Согласно преданию, Дейрдре вырастила лесная ведьма, происхождение ребёнка окутано тайной. Однажды на их хижину набрёл во время охоты король и решил, что прекрасная девочка непременно должна стать его женой. Однако когда начались приготовления к свадьбе, невеста убежала из дворца с полюбившимся ей молодым воином Найси, не пожелав выходить замуж за состарившегося к тому времени Конхобара. Семь лет они скитались за пределами страны, опасаясь гнева ревнивца. И вот монарх пригласил беглецов ко двору сам, уверяя, что вражда забыта. Но обещания оказались ложными, влюблённые попадают в засаду и юноша погибает. Вероломство правителя на много лет погружает страну в омут междоусобных войн. В легендах судьба Дейрдре после смерти её возлюбленного обычно уходит на второй план, уступая место описанию социальных катаклизмов. В одной версии говорится, что женщина умерла от тоски вскоре после насильного замужества, в другой – что она покончила с собой возле тела Найси, но в главном все источники сходятся – Дейрдре не собиралась мириться со своим подневольным положением, сильно тосковала и долго после смерти своей второй половинки не прожила.
Насыщенная страстями и перипетиями история давала очень благодатный материал для сценической обработки и часто привлекала внимание ирландских драматургов. Кроме Йейтса к ней обращались Джордж Рассел, писавший под псевдонимом А.Е., («Дейрдре», 1902) и Джон Миллингтон Синг («Дейрдре – дочь печалей», 1909, не окончена). Миф о Дейрдре примечателен ещё и тем, что является одной из вариаций блуждающего сюжета, оставившего след в культуре многих европейских народов (самые яркие примеры – «Илиада» и сказание о Тристане и Изольде[1]). Подтверждение вечной актуальности и широкой распространённости данной фабулы можно найти не только среди литературных памятников античности и средневековья, но и у иностранных современников Йейтса. Метерлинк при создании пьесы «Пелеас и Мелисанда» (1892), несомненно, черпал вдохновение из того же источника. Ситуация, когда одну историю берутся рассказывать два совершенно разных по характеру дарования и видению мира автора, открывает интересные возможности для анализа творчества обоих писателей. Соблюдая хронологический принцип в повествовании, обратимся сначала к бельгийской драме.
Уже седеющий король Голо находит плачущую Мелисанду в лесу, приводит во дворец и делает своей супругой. Между ней и младшим братом правителя Пелеасом возникает взаимное влечение, но их запретная любовь рождает лишь тоскливое ощущение непреодолимости одиночества. Пламя страсти у Метерлинка похоже не на огромный костёр, обжигающий всех, кто осмелился подойти близко, а на трепещущий, пугливый огонь тонкой свечи, роняющей восковые слёзы. Этой паре не суждено познать утоление сердечной жажды, они слишком слабы для дерзкого побега и мужественной смерти. Когда обманутый муж убивает Пелеаса, Мелисанда убегает от ещё не остывшего тела возлюбленного с криками: «Ах, как я малодушна!» Дремучий лес, в котором начинается и заканчивается действие – образ принципиальной непознаваемости мироздания, грозное напоминание о том, что люди могут обустроить с помощью законов и объяснить с помощью наук лишь малую часть известного им пространства.
Важно отметить, что Дейрдре и Мелисанда приходят в мир из царства природы. Их особое, «потустороннее», с точки зрения общества, происхождение подчёркивается без введения в текст фантастических элементов. Правда, Метерлинк и Йейтс, используя одинаковый художественный приём, создают абсолютно противоположные характеры. Мелисанда – воплощение хрупкой красоты. Её горькие рыдания в ответ на расспросы о прошлом становятся наиболее экспрессивным способом выражения жизненной позиции драматурга, воспринимающего человеческое существование в виде непрерывного потока страданий. Бельгийский символист рассматривает трагизм бытия пассивно как некое неотъемлемое качество, которое можно только зафиксировать и исследовать, но не преодолеть, поэтому его персонажи погибают без сопротивления. Они покорно бредут по тропе судьбы, лишь иногда растерянно и печально озираясь вокруг. Ирландские влюблённые, которым тоже довелось испить полную чашу лишений и невзгод, ведут себя совершенно иначе.
Йейтс, безусловно, столь же ясно осознававший, что каждый из обитателей этого мира плывёт по океану скорби, не стал вводить печаль в композицию пьесы так прямолинейно, как это сделано у Метерлинка. Он создаёт определённую дистанцию между событиями и эмоциональной реакцией на них с помощью небольшой группы персонажей, напоминающей по сюжетной функции хор в древнегреческой трагедии – трёх музыкантш. Их печальные песни передают предчувствие конца, витающее в воздухе, отражая душевное состояние главной героини, у которой нет ни сил, ни времени на слёзы. В трагизме «Дейрдре» почти отсутствуют ноты созерцательности и сентиментальности, преобладающее в пьесе настроение – это суровая напряжённость, постоянная готовность к отчаянной борьбе за духовные ценности. Ощущение обречённости героев нагнетает не только замкнутость пространства и закатный час, на который приходится действие, но и цикличность истории (в разговорах периодически всплывает, словно настойчивое, но уже бессмысленное предупреждение, воспоминание о короле по имени Лугах Редстрайп, который был предательски убит вместе с супругой в этом же доме).
Для Вселенной нет ничего нового в уничтожении прекрасной молодости, Конхобар отнюдь не Каин, не первоисточник зла, а лишь один из длинной череды его орудий. Беда в том, что далеко не все, вплоть до наступления развязки, видят истинную природу этого человека и готовы из самых чистых побуждений встать под знамёна монарха, восхваляя его достоинства и поступки. Например, старик Фергус, считающий себя не только преданным слугой, но и близким другом короля, неустанно убеждавший, что для блага страны необходимо простить влюблённых и позволить им вернуться домой. Теперь верный союзник беглецов пришёл в заброшенную лесную хижину, чтобы встретить дорогих гостей. Беседуя с музыкантшами в ожидании их прихода, он горячо отстаивает веру в слово, данное повелителем. Однажды, в беседе проскальзывает довольно любопытное замечание: прося спеть о былых временах, воин добавляет «их лучше бы не помнить». Эта фраза, будто бы совершенно случайно вырвавшаяся наружу, много говорит об отношении Йейтса к миру, показанному в пьесе. Здесь автор смотрит на ирландский эпос глазами персонажа – опытного солдата, непосредственного участника событий, описанных в легендах – и видит вместо храбрецов, совершающих многочисленные подвиги, лишь хвастливых вояк, постоянно дерущихся друг с другом за жалкий клочок земли или стадо.
Упустив Дейрдре, Конхобар решил направить свою ярость на поле битвы и, воспользовавшись слабостью соседей, обескровленных постоянными распрями, объединить страну. За время его правления почти бесследно растворились те моральные нормы, на которых были воспитаны Фергус и Найси. В обществе теперь неукоснительно соблюдается лишь один закон: желание верховного правителя подчинить или уничтожить всех, кто пытается заявить о своём праве на свободу. Справедливость перестала быть главной добродетелью для того, кто умеет держать в руках оружие. Безнадёжно устаревшая в условиях жизни, диктуемых «железным веком», идея вассальной верности застилает глаза героям пьесы, искажая реальность и толкая на опрометчивые поступки.
Впрочем, их пылкое стремление выдать желаемое за действительное в обоих случаях вполне можно понять. Фергус всей душой радуется примирению враждующих сторон. Поверить в способность Конхобара к предательству в такой важный, переломный момент равносильно отказу от надежды принести родной стране покой и отдых от постоянных сражений. А Найси хочет вернуться на службу к королю, которому он всегда, даже после дерзкого побега, оставался верен. Принятие решения о возвращении в Ирландию явно принадлежит юноше, сильно уставшему от скитаний на чужбине и внутренней борьбы между чувством долга и любовью. Выросшая вне общества, в избушке лесной отшельницы, (мужчины не стесняются говорить о «дикарском» воспитании девушки, снисходительно относясь к её импульсивности и опасениям,) Дейрдре имеет серьёзное преимущество перед возлюбленным — представления о чести, являющиеся для Найси болевой точкой, причиной мучительной раздвоенности, не мешают его жене ясно мыслить.
Это сильная натура, полностью посвятившая себя единственному близкому человеку. Обдумывая создавшееся положение, она гораздо больше доверяет голосу сердца и собственному горькому жизненному опыту, чем обещаниям Конхобара. Более трезвый, проницательный взгляд на ситуацию позволяет женщине непредвзято отнестись к словам музыкантши о приготовлениях к свадебному пиру, идущих во дворце, и внять осторожным предупреждениям задолго до того, как Найси увидит неоспоримые доказательства засады. Забота о добром имени и общепринятых нормах поведения, которыми столь дорожат в социуме, не имеет для лесной красавицы никакого значения, поэтому она даже пытается обманом принудить Найси к возвращению на корабль, возбудив в нём ревность к королю. Но молодой человек остаётся глух к её прямым и завуалированным мольбам до тех пор, пока не становится слишком поздно.
Самоотверженная, полная отдача любви придаёт решимости сражаться за правду чувства даже в такой ситуации, когда другой утратил бы всякую волю к сопротивлению и склонился перед силой противника. Осознав, что супруга убили за её спиной, Дейрдре сохраняет достаточно выдержки, чтобы пуститься на хитрость и получить возможность для самоубийства. Король, умело манипулировавший честностью и доверчивостью своих подданных, чтобы заманить ненавистного соперника в западню, теперь сам оказывается пойманным в ловушку. Дейрдре находит его слабое место и начинает умело играть на мужском самолюбии. Действуя то лаской, то грубоватой лестью, которую поймёт только зачерствевшая душа убийцы, то прямой насмешкой, оказавшаяся в полном одиночестве перед лицом опасности героиня смело доводит партию до конца и убеждает своего врага, что её необходимо допустить к телу Найси, чтобы совершить обряд прощания с умершим. Конхобар уступает бешеному напору, и женщина удаляется за полог, а музыкантши затягивают плач по покойникам, причём одна из них постоянно одёргивает другую, уговаривая петь тише. Они опасаются, как бы король не расслышал слова и не раскрыл обман раньше времени. Смысл развернувшейся перед их глазами сцены ясен для певиц, потому что Дейрдре, почувствовав приближение трагического конца, силой отобрала нож у корифея хора сразу после того, как Найси выбежал из дома, наивно надеясь на честный поединок с Конхобаром.
[1]Первые романы об этой любовной паре появились во Франции XII века. Краткий обзор истории различных литературных фиксаций легенды смотрите в кн.: Легенда о Тристане и Изольде / Сост. А. Д. Михайлов. – М.: Наука, 1976 – С. 5–8
