ПОЭТИКА РАННЕЙ ДРАМАТУРГИИ АЛЕКСАНДРА БЛОКА. ЧАСТЬ 7

Саша Кравченко

Мы запускаем «театральный сериал» – каждый месяц новая история. Вторая часть связана с именем Александра Блока (в начале 7 августа 1921 года он ушел из жизни).  О его драматургии, отношениях с символизмом и драмой – рассказ выпускницы ГИТИСа Саши Кравченко. Две серии в неделю, «не переключайтесь».

Иллюстрация Н. Дмитриевского к пьесе А. Блока «Балаганчик»

Глава 6. Сказочные мотивы в пьесах Александра Блока

Сказка – особый народный жанр, делящийся на немалое количество поджанров, направленностей, видов. Фольклорные сказки и сказки художественные – два глобальных лагеря, но в контексте драматургии Александра Блока нельзя сравнивать его тексты с ними наверняка (сказочность Блока – это скорее про мистицизм), лишь предполагать, искать точки соприкосновений. Обратиться к самым ранним формам европейского, русского театров – ярмарочные и кукольные представления, скоморохи, комедия дель-арте. Бродячие сюжеты, герои которых – Петрушки, Арлекины, Пьеро, Коломбины – становились не просто масками или куклами, но архетипическими персонажами.

Сказка строится по определенным правилам. Сюжет – бытовой или чудесный, герои – обычные, волшебные, люди или животные, и ситуация – нравоучительная, комическая, невозможная. С классификациями сказок в своей работе «Морфология сказок» разбирается В. Пропп[1], сравнивающий систематизации Сперанского, Вундта, Волкова, Аарне, и приходит к выводу, что объективно разграничивать сказки весьма непросто. Имеется набор условных маркёров – чудесный супруг(а), чудесный помощник, три брата, загадки или задачи от короля или царя, etc. – которые встречаются в самых разных вариантах, могут быть собраны в любых вариациях, словно кубики с буквами. Сложность для Проппа кроется как раз в пересечении этих маркёров, в их смешении, однако же определены они довольно точно. Что, если попробовать применить их к вселенным Александра Блока, попробовать разобрать его пьесы по законам сказок: выявить авторские маркёры, проследить их сосуществование, развитие.

Равно как и в сказках, герои «лирической трилогии» Блока не имеют имен – а если и имеют (Пьеро, Коломбина), то они такие же усредненные и нарицательные, как Иван, дурак или царевич. Хронотоп происходящего оторван от реальности, любая из пьес Блока могла бы начинаться фразами, схожими с «В некотором царстве, в некотором государстве…» (особенно это подходит пьесе «Король на площади»), хоть и присутствуют современные поэту герои – мистики, наличие которых отсылает все же к началу 20 века. Все события в сказках стремительны, порой странны и арефлексивны: существовавшие изначально как устный жанр, сказки служили конкретной функции – поучительной, поскольку их нарративы изначально – жизненные кейсы, как сейчас бы называли их. Нет времени для психологизма, бурных чувств, правдоподобности, нужно быстрое решение ситуации. Если нужно Ивану-царевичу покормить волшебную птицу, чтобы та довезла его до невесты, то берет он с собой семнадцать бочек еды и семнадцать бочек питья, а как те кончатся – отрежет себе икры да скормит своему чудесному помощнику; понадобятся ему ноги обратно – птица спокойно их выплюнет. Если нужно пространству Балаганчика схлопнуться и раствориться, то «декорации взовьются вверх», сами по себе, оставив на голой сцене Автора и Пьеро.

Необычны отношения пьесы «Балаганчик» со сказочностью и реальностью. В основу легли традиционные персонажи комедии дель-арте: Арлекин и Пьеро сражаются за любовь Коломбины. Блок на костяке итальянского бродячего сюжета сталкивает героев с собственными реалиями – постоянно врывающийся в повествование автор настаивает, что действие должно происходить в Петербурге, однако же ирреальный, сказочный сюжет прорастает без его ведома, вне его власти.

В «Незнакомке», в Балаганчике, как и в сказках, появляются персонажи с характерными внешними чертами: Звездочет в голубом плаще, Арлекин с «серебристыми бубенцами» – яркий образ, на который реагирует. Очень важен драматургу цвет, становящийся отдельным персонажем, выводящий из героев их истинные мысли, чувства, желания. Черный Он и Она в розовом из «Балаганчика» – две влюбленные души, Голубой из «Незнакомки» – единственный, с кем общается Незнакомка, это чувственная проекция Поэта, который физически рядом со своей мечтой присутствовать не может.

По-настоящему сказочна ситуация в «Незнакомке». Девушка, которую зачем-то назвали герои испошлившимся именем Мэри, явилась в их городок с неба. Она – мерцающая упавшая звезда, которая в конце вернется на небосклон: чуда не произошло, счастливого конца, где все радостно и долго живут, не случилось. Мы знаем немало сказок о «заколдованных» девушках – Царевне-лягушке, Марье, что обращается в голубку, о Царевне-лебедь – и есть у них с Незнакомкой что-то общее. Всех этих девушек способна расколдовать, удержать рядом с мужчиной любовь, «снимающий чары поцелуй». И Незнакомка могла бы остаться – рядом с Голубым, или же рядом с предназначенным ей всеми канонами Поэтом. Вот только в мирах Блока этого счастливого конца не бывает: непостижимое должно остаться непостижимым, вечное и божественное нельзя приземлять[2]. Поэт хоть и слаб, он пытается собраться с силами, он ищет в себе возможности и намерения, смелость подойти, прикоснуться, сказать что-то. Он мечется, сомневается, сокрушается, но вот финальная сцена – в последний момент Поэт решается, Незнакомка стоит у окна. «Он делает несколько быстрых шагов в сторон Незнакомки», и – словно Автор, врывающийся к Коломбине и Пьеро – между ним и женщиной возникает Звездочет «в вицмундире». Оборван шанс. Поэт опоздал, упустил ее, свою желанную звезду, и автор не прощает ему этого, лишает его и всех прочих в комнате – толстопузов, обсуждающих сорта сыра и прочую ерунду – ее присутствия. И даже Звездочета, свое неявное воздействие на ход пьесы, забирает: только голубой искрящийся в свете звезды снег напомнит о его виц-мундире.

Интересно, что «Короля на Площади» в чем-то можно трактовать даже не как сказку (она вполне могла сюжетно сойти за адаптированную историю Братьев Гримм), но почти как христианскую притчу. Библейские мотивы, которые через несколько лет появятся в поэме Блока «Двенадцать, проступают и здесь, и тоже связаны они с темой революции. О персоналии Зодчего было рассказано в главе 5, и если коротко пересказать – он занимает в этой истории роль творца, у него есть дочь, приносящая себя в жертву, и есть сын, уже себя принесший. Реплика, в которой он говорит об этом, начинается фразой «Я послал вам сына моего возлюбленного, и вы убили его». Так точно могла бы звучать фраза Бога-отца, пославшего Иисуса на землю, если бы он решил обратиться к людям, и даже сам слог выбран такой, чтобы походил на инверсии церковных текстов. Зодчий, а особенно Дочь зодчего, были последними шансами этого народа на будущее, но они потонут в их ропоте, поглощенные стихией толпы под гул стихии-моря.

[1] Пропп В.Я. Морфология волшебной сказки. – М.: Лабиринт, 2001

[2] Болезненный схожий сюжет есть и в жизни самого Блока – его отношения с женой, Менделеевой, были омрачены его невозможностью относиться к ней не как к идеалу Вечной Женственности. Идеал не может подвергаться земным страстям, он неприкосновене: от этого страдали оба.

Author

Поделиться: