ПОЭТИКА РАННЕЙ ДРАМАТУРГИИ АЛЕКСАНДРА БЛОКА. ЧАСТЬ 3

Саша Кравченко

Мы запускаем «театральный сериал» – каждый месяц новая история. Вторая часть связана с именем Александра Блока (в начале 7 августа 1921 года он ушел из жизни).  О его драматургии, отношениях с символизмом и драмой – рассказ выпускницы ГИТИСа Саши Кравченко. Две серии в неделю, «не переключайтесь».

Ранняя драматургия Блока. «Лирическая трилогия»

«Итак, русские драматурги не владеют
настоящей техникой драмы.»
А. Блок, статья «О драме»

Первая русская революция 1905 года произвела удручающее впечатление на всю передовую русскую интеллигенцию, в том числе и на Блока. Крах надежд, которые возла­гал на революцию поэт, заставил его пересмотреть свое мировоззрение, заставил искать новые жизненные позиции, а в творчестве – новые темы, язык, героев, эстетику. В со­знании поэта все больше чувствовалось ощущение конца жизни и времени, появилось требовательное желание обновления.

Обращение к театру тоже явилось для Блока в какой-то мере попыткой обновления собственного художественного мировосприя­тия и мироотражения. Могущество лирики представлялось ему уже не столь всеобъемлющим и всепобеждающим, как казалось раньше. Поэт все яснее осознавал необходимость преодоления «лирической уединенности». Лирический герой его стихов уже не мог оставаться лишь «переживателем» внутриличностных ката­строф. Поэту требовался иной, более действенный герой, выра­жающий его новые внутренние устремления.

В статье «О театре»[1] в 1908 г. поэт пишет, что русский театр «переживает далеко не праздничные дни» из-за «обманчивой прелести чеховщины»[2], «полного одряхления императорских театров»[3], не признает «исканий театра Комиссаржевской»[4] – того самого, где Мейерхольд поставил его «Балаганчик», однако стоит заметить, что статья написана после ухода Мейерхольда из театра на Офицерской. Такую картину видит Блок в театральном искусстве и выражает стремление участвовать в решении проблем современного театра.

Всеволод Мейерхольд

Лирическая трилогия Блока появляется еще до его теоретических осмыслений театра – в 1906 году. Одну за другой, он пишет свои пьесы, и наконец три из них складываются в особую экосистему, в «лирическую трилогию», куда входят «Балаганчик», «Король на площади» и «Незнакомка». Позже будут написаны «Песня судьбы» и «Роза и крест».

«Лирический герой Блока – художник, или, что точнее – сплав художника и того, что можно назвать типичным современным человеком буржуазно-интеллигентского круга. В таком качестве он, этот лирический герой, двойствен и трагичен. Как художник, он помнит о «мирах иных» и стремится воплотить их образ в искусстве. Но как типичный современный человек, герой Блока не может воплотить свою мечту в условиях окружающей его действительности; в своих попытках сделать это он неизбежно обречен на поражение.»[5]

Так охарактеризовывает Блока-героя Т.М.Родина в своей книге «Александр Блок и русский театр начала XX века». Но важно отметить, что лирический герой Блока –непосредственно действующее лицо пьесы. Так, к примеру, в «Балаганчик» лирическим голосом Блока говорит именно Пьеро, а не возмущенный создатель истории, Автор. Пьеро – это персонаж, на интуитивном уровне понимающий, расшифровывающий послания окружающей его вселенной и подчиняющийся только ей и ее законам. Мир Пьеро, Коломбины, мистиков, созданное Автором пространство, которое перестает ему подчиняться и вырабатывает свои законы, свою эстетику и свой сюжет, не собираются идти на поводу у хозяина: Автор не властен более над этой вселенной. Можно даже углядеть в этом религиозно-теургические аллюзии – мир, где Бог-Создатель рассинхронизирован со своими творениями, и те стараются жить своим путем.

Именно Пьеро знает, что приближается Коломбина, не Смерть. Ни Автору, ни мистикам не дано таких знаний – они памфлет на символистов-мистиков, Блок высмеивает их веру в «высшие материи». Неидеальный, в чем-то карикатурный, Пьеро способен, словно художник в широком понимании этого слова, улавливать легчайшие сигналы своей вселенной, реагировать на них, читать их. Именно таким предстает идеальный герой, «его», Блока герой в пьесе «Балаганчик», иронично описывающей модные веяния эпохи.

«Карикатурно неудачливый Пьеро в «Балаганчике», нравственно слабый поэт в «Короле на площади» и другой Поэт, размечтавшийся, захмелевший и прозевавший свою мечту в «Незнакомке», — все это как бы разные стороны души одного человека…»[6] – пишет Блок в предисловии к сборнику «Лирические драмы».

Важно присутствие мистиков в этой пьесе не только из-за блоковской сатиры – идет четкое разделение образов. Есть Пьеро, уникальный, способный на сверхъестественную рефлексию, и есть группа «профессионалов» по взаимодействию с потусторонними мирами – в реальности такими, разумеется, не являющимися. Таким образом проступает тема особости, неповторимого дара в сравнении с массовостью, популярностью, транжиристостью темы. Ведь, как никак, это время – пик моды на мистицизм и спиритизм. Блок прописывает этих героев как массовку, с неприязнью даже – они находятся в своей особой зоне-резервации у рампы, они обезличены и пронумерованы – даже нет имен, в то время как у Пьеро, хоть это и известное уже практически нарицательное имя, есть и личность, и чувство, и история.

В драме «Король на площади» Блок первый и единственный раз пытается как раз-таки развить эту тему «массовой обезличенности» и в форме развернутой аллегории изобразить современное движение революционных масс: «теперь в драме Блока выступает социально-историческая тема, тема власти и народа, тема старого мира и революции, тема искусства и его места в жизни»[7]. В известной мере драма перекликается со стихотворением «Митинг», написанным в 1905 г.

…Но те, внизу, не понимали
Ни чисел, ни имён,
И знаком долга и печали
Никто не заклеймён.
(«Митинг»)[8]

Тема Власти, дряхлеющей, умирающей и перерождающейся тема придворного шутовства – неявная, но красивая аллюзия на «Балаганчик» — люди без лиц, но с номерами, герои без имен, но с ролями – Шут, Король, Зодчий. Все по правилам многозначительного символизма, но и есть в этом некая попытка взгляда сверху на окружающую поэта действительность. Он словно бы для себя хочет обозреть, зафиксировать и сформулировать происходящее в действительности. Текст пьесы эмоционален, ритмичен, действия описываются недетально, обрывками фраз героев – Родина определяет это термином «мелькание эпизодов». И снова Лирический герой, существующий словно бы поодаль – Поэт, чьи метания и страдания, размышления совпадают в блоковскими. Этот герой, как и драматург, болезненно воспринимает происходящую революцию и не готов принять ее – не готов до конца остаться с народом. Этот слом, эта перемена его идеалов и желаний дублирует состояние самого Блока, разочаровавшегося в революции, в которую он свято верил.

«Поэт пассивно мечтает о свободе – он не знает пути к ней. Важна, однако, отчетливо звучащая в драме мысль о том, что Поэт – голос народа. Невозможность для Поэта быть до конца с народом (каким он здесь нарисован) предрешает его трагедию.»[9]

Последняя пьеса «лирической трилогии» – «Незнакомка». От социальных тем прошлых текстов Блок обращается к темам личные, стараясь не привлекать давящую реальность к святой для него теме вечно женственной Незнакомки.

Очень чувственно и подробно рассказывает Т. М. Родина о специфике этой пьесы и отличии ее от двух предыдущих в своей книге «Александр Блок и русский театр начала XX века»[10]. «Незнакомка» состоит из трех картин-видений, между которыми перемещаются герои. Т. Родина разделяет видения на бытовые – первое и третье – и на «главное по смыслу своему «видение» (в нем падает звезда и появляется Незнакомка), где астрально-романтический, балаганный и бытовой планы смешиваются». Между видениями и пространствами кочуют герои, а все происходящее в пьесе – словно сон, расплывающийся, в чем-то алогичный, опять безымянный.

Иллюстрация к пьесе «Незнакомка»

Неслучайно появляются эпиграфы из Достоевского. Это лишь еще одно подтверждение теории, что Блоку становится интересна человечность, человеческая личность и ее видоизменения, преломления и балансирования на границах символистского иллюзорного двоемирия. Сам Достоевский писал, что человек «двоится вечно» и непременно при этом страдает. Единственный выход по мнению русского писателя – «найти себе исход в какой-нибудь новой, посторонней деятельности, способной дать пищу духу, утолить его жажду»[11]. Дав этот совет, Достоевский тут же сокрушается: «Но каково тем, у которых нет такого исхода, такой готовой дея­тельности, которая всегда их выручает и уносит далеко от тех без­выходных вопросов, которые иногда чрезвычайно мучительно становятся перед сознанием и сердцем, и как бы дразня и томя их, настоятельно требуют разрешения».[12]

Первая цитата из «Идиота»[13] в эпиграфе к «Незнакомке» – это слова, в которых передано Достоевским впечатление, возникшее у князя Мышкина от портрета Настасьи Филипповны, случайно увиденного им сразу по приезде в Петербург. Вторая – отрывок разговора Настасьи Филипповны с князем Мышкиным при первой их встрече. Она удивляется, что тот узнал ее, хоть до этого никогда не видел; Мышкину же кажется, что он ее видел где-то (о портрете он забыл в тот момент совершенно), а где видел – не знает: «может быть, во сне…». Занятно коррелирует этот мотив «узнанности» с названием пьесы – «Незнакомка» – и ее действием, где героиня так и остается непостижимой. Словно бы образ ее всем или даже самому Блоку и его лирическому герою знаком, понятен и близок. Важно, что Звездочет во Втором видении назовет ее Марией: «…тихое ее назову / Именем дальним / Именем, нежащим слух: / «Мария» – да будет имя ее». Мария – как Магдолина, Мария – как мать Иисуса, возвышенные, одухотворенные женщины-идеалы. Но герои пьес окрестят Незнакомку именем Мэри, затрепанным и шаблонным. Мэри – не Мария. Мария – небесная, Мэри – земная, Мария – божественная, Мэри – реальная. Мария – звезда, Мэри – человек. Снова двойственность противоположностей.

 

[1] Блок А. А. О театре. – 1908 [Электронный ресурс]: DUGWARD.RU. – Режим доступа: http://dugward.ru/library/blok/blok_o_teatre.html

[2] Там же

[3] Там же

[4] Там же

[5] Родина Т.М. Александр Блок и русский театр начала XX века. – М.: Наука, 1972. — 126 с.

[6] «Мистикам свойственно кощунственное непонимание живой жизни, отвлеченность и в этом смысле — разрушительность» — Родина Т.М. Александр Блок и русский театр начала XX века. – М.: Наука, 1972. — 137 с.

[7] Федоров А.В. Ал. Блок — драматург. — Л.: ЛГУ им. А.А. Жданова, 1980. — 76с.

[8] Блок А. А. Митинг. – 1905 [Электронный ресурс]: BLOK.LIT-INFO.RU. – Режим доступа: http://blok.lit-info.ru/blok/stihi/gorod/022.htm

[9] Родина Т.М. Александр Блок и русский театр начала XX века. – М.: Наука, 1972. – 156 с.

[10] Там же

[11] Достоевский Ф. Письма. – 1880 [Электронный ресурс]: LIBKING.RU. – Режим доступа: https://libking.ru/books/prose-/prose-rus-classic/183132-fedor-dostoevskiy-pisma-1880.html

[12] Там же.

[13] «– А как вы узнали, что это я? Где вы меня видели прежде? Что это, в самом деле, я как будто его где-то видела?

– Я вас тоже будто видел где-то?

– Где? Где?

– Я ваши глаза точно где-то видел… да этого быть не может! Это я так… Я здесь никогда и не был. Может быть, во сне…»

 

Author

Поделиться: