АЛЕКСЕЙ ФРАНДЕТТИ О МЮЗИКЛЕ

Анастасия Павлова

Мюзикл гораздо глубже, чем оперетта. А иногда даже глубже, чем драматический спектакль.

– Мюзикл часто воспринимается как легкий жанр.
– Ну, такие разговоры выглядят несостоятельно, особенно после торжества одного из главных мюзикловых композиторов на Исторической сцене Большого театра. К тому же, есть множество мюзиклов, в основе которых сложные сюжеты. Та же «Бернарда Альба», которую мы делали в Екатеринбурге. Мягко говоря, не самый легковесный материал. Мюзикл гораздо глубже, чем оперетта. А иногда даже глубже, чем драматический спектакль.

– За счет чего?
– За счет сюжета.

– То есть, в конечном счете, все упирается в историю?
– Безусловно. Но на самом деле главное найти верный ход. Скажем, мюзикл Стивена Сондхайма «Варьете» – вещь, в общем, бессюжетная, однако, невероятно трогательная. Она про то, как старые артисты приходят прощаться с театром, в котором когда-то работали. У каждого есть личное воспоминание. Сделано очень круто. Вообще, мюзикл – сложная штука. Каждый театр, который на него замахивается, даже Большой, в процессе понимает, что все не так просто, как казалось.

– В этом смысле что нам стоит позаимствовать у Бродвея? 
– О, многое! В первую очередь, систему. Глава, с которой начинается один из основных учебников по бродвейской режиссуре, называется «Planning and Schedule». А у нас часто приходится бросаться в дело, не понимая, что тебя ждет в финале. Лично мне от этого некомфортно. Мы можем быть сколь угодно талантливыми, но все это будет бесполезно, если у нас не будет четкого понимания планов и графиков.

– Почему это так важно? 
– Потому что жанр, во-первых, очень технологичный, а во-вторых, нацелен на стопроцентный успех у зрителя восемь раз в неделю. Он сопряжен с большими финансовыми затратами, а следовательно, с высокими финансовыми рисками, поэтому каждая минута на вес золота.

В драматическом театре ты можешь быстренько собрать артистов и сказать: «Так, вы идете направо, вы – налево». Не получилось – пробуем наоборот. В мюзикле хор приходит к тебе на два часа, и за это время тебе нужно поставить огромную сцену, потому что в следующий раз эти люди появятся уже перед премьерой. У тебя просто нет возможности импровизировать, ты должен четко знать, что пять человек идут направо, десять – налево, причем именно в 48-м такте, не в 47-м и не в 49-м. Если начинаешь чесать репу перед хором, ты мгновенно теряешь авторитет.

После премьеры в Большом театре мы поняли, что нам нужно немножко подкорректировать поклоны. Сделать это теперь очень сложно. Собрать все коллективы вместе – практически нереально. Поэтому репетиции прописываются заранее. И это нормально. Ты должен быть готов на сто процентов.

– Мюзикл сложен и для артистов, которым надо держать высокую планку сразу по трем составляющим – драматической игре, вокалу и хореографии. 
– Да, но как раз за синтез я этот жанр и люблю. И, конечно, за театральность. Я из тех режиссеров, которые воспринимают театр как праздник. У меня нет желания сводить все к сложному постдраматическому театру. Разумеется, он тоже имеет право на существование, и есть множество режиссеров, которые успешно работают в этой традиции, но это не моя чашка чая. Я за то, чтобы уводить зрителя от повседневной рутины, создавать другую реальность – безусловно, имея в виду контекст, в котором мы живем.

– Тут вы единомышленники с Евгением Писаревым, у которого когда-то начинали. 
– На сто процентов. Наверно, поэтому мы так часто пересекаемся. Вот и на этот раз репетировали в Большом театре в соседних залах.

Полная версия интервью тут 

Author

Поделиться: