О Всеволоде Мейерхольде написаны тома: мемуары, стенограммы репетиций, статьи, обширные театроведческие труды. Как только возникают поиски новых театральных форм, имя неистового, носастого и вечно взъерошенного режиссера вновь всплывает во всей тяжести и обилии букв самых разных сочинений.
При таком внушительном библиографическом списке писать что-то новое – дело рискованное и требующее от автора хоть какой-то новизны в подходе, так как практически вся биография Мейерхольда стала канонической.
Культуролог Марк Кушниров в своей книге «Мейерхольд: Драма красного Карабаса» сумел обойтись без сенсаций, притянутых за уши теорий и безапелляционных суждений. Понимая, как плотно и подробно был исследован и вспомянут его герой, автор предлагает еще раз взглянуть на судьбу художника спокойным и доброжелательным взглядом.
О спектаклях режиссера Мейерхольда в книге сказано относительно мало. Точнее не так: мало сказано о тех, что стали хрестоматийной классикой, имели грандиозный успех при жизни режиссера. Гораздо подробнее рассказано о неудачах, поисках, стремлениях. И это неслучайно.
В распоряжении автора вся богатейшая библиография о Всеволоде Эмильевиче, обширные цитаты из мемуаристики и рецензий тех лет. Все это используется для улучшения фокусировки взгляда. А направлен он не на художника в искусстве, а на человека в искусстве и жизни. В «Драме красного Карабаса» много размышлений о характере, о страстности. О присущем Мейерхольду высокомерии, о болезненном самолюбии, вспыльчивости. Частного здесь больше чем общественного – автор книги пытается реконструировать человеческий портрет того, кому предстоит стать трагической фигурой и войти в историю театра великим режиссером. И вот для того, чтобы как-то освободить героя от этой безнадежной ноши, Кушниров рифмует непростой характер Всеволода Мейерхольда с его не самыми триумфальными постановками – как в начале режиссерского пути, так и в более поздние годы, уже в расцвете славы, в ГосТИМе. Автор пытается понять, откуда берет начало трудный, страстный, сложный характер, заставлявший режиссера часто метаться от одного полюса к другому, забывать во имя своей страсти о том, что рядом с ним другие, живые, люди. В книге мягко рассказано и о ссоре с основателями Художественного театра и о разрыве с Сергеем Эйзенштейном. Об уходе из Театра Мейерхольда Игоря Ильинского и Марии Бабановой. Очень аккуратно – о неоднозначной фигуре Зинаиды Райх. Какая сила вечно толкала Мейерхольда вперед, в самую гущу и путаницу событий, бросая от самых лучших пьес к постановкам откровенно слабых авторов, и почему обиженные Мастером (а так часто называли Всеволода Эмильевича) люди до конца своих дней хранили о нем самую глубокую память.
«Вечная тема «гений и злодейство» по отношению к нему звучит особенно остро: слишком многие видели в нем капризного деспота, не дававшего жизни ни родным, ни коллегам, ни тем более актерам его театра. Говорили. Что именно с него Алексей Толстой списал своего «доктора кукольных наук»Карабаса-Барабаса» (Марк Кушниров)
Пожалуй, это самое главное в книге – попытка реконструировать не режиссерский, а, именно, человеческий портрет. Сам герой уже никак не может ответить на вопросы, поэтому облик приходится достраивать из подручных материалов, по собственному разумению расставляя акценты. Марк Кушниров выбрал личные. В результате получилась история об очень неординарном человеке, театральном алхимике, всю жизнь искавшем философский камень – свой идеальный театр.
Отделяла личное от общественного Юлия Кулагина
