НАТАЛЬЯ ШУМИЛКИНА: «В РЕЖИССУРЕ ГЛАВНОЕ – СМЕЛОСТЬ, ВНЯТНОСТЬ И ВЛАДЕНИЕ ПРОФЕССИЕЙ»

Анастасия Павлова

Наталья Шумилкина знает театр изнутри. Когда-то она начинала в ЦДТ с работы в реквизиторском цехе, и вот спустя несколько лет вернулась сюда как режиссер. Она всегда хотела ставить серьезные вещи, а ей предлагали сказки. И в РАМТ впервые она пришла с «Маленькими трагедиями», а выпустила «Ксению Петербургскую» Вадима Леванова. О том, как «причудливо тасуется колода», почему трудно ставить сказки, о личности Максима Горького и богатырях, Наталья Шумилкина рассказала нашему журналу.

  В одном из интервью вы назвали свой приход в РАМТ случайным. Почему?

  Я была маленькой девочкой, которая мечтала стать артисткой, и для меня было почти катастрофой, когда меня не приняли в театральный вуз. Полгода я проучилась в Московском энергетическом институте, но поняла, что это не мое, ушла. Мои родители были знакомы с заведующим постановочной частью Центрального детского театра. Меня взяли сюда работать: сначала в реквизиторский цех, потом помощником режиссера. Затем я стала заведующей труппой, а параллельно поступила на режиссерский факультет и заочно училась в ВТУ им. Б. Щукина.

  Первые ваши постановки ведь были в шоу-бизнесе?

  В то время молодым режиссерам, особенно заочникам, очень сложно было пробиться. Почти никуда не брали. Свой преддипломный спектакль («Аленький цветочек») я поставила в Ногинске, в Московском областном драматическом театре, потом были еще несколько спектаклей. Но работать по профессии постоянно не получалось… Меня это мучило очень. Я поняла, что мне надо двигаться вперед: решила уйти из театра, чтобы попробовать пробиться как независимый режиссер и поездить по другим городам. И так случилось, что оказалась в шоу-бизнесе.

  Какие-то наработки из шоу бизнеса применяете в режиссуре театральной?

  Я надеюсь, что наоборот: шоу-бизнес обогащается за счет театральной режиссуры.

  У вас в послужном списке очень много сказок. Это ваш личный выбор или предложения от театра?

  Изначально я не хотела ставить сказки. Считала себя серьезным режиссером. Хотела ставить трагедии, ну, в крайнем случае, драмы. Но к счастью для себя, поняла, что очень люблю фантазийный театр, веселый, игровой, в котором много интересных приключений, — меня это всегда вдохновляет. И это — другая часть моего серьезного. Самая сложная, кстати. Для детского спектакля нужно найти такие способы существования и театральный язык, чтобы не уйти в тюзятину, заигрывание с детьми, разговаривая на якобы «их» языке, придуманном взрослыми. Оказывается, чтобы честно поговорить с ребенком, нужно найти взрослость в сказке, предложить ему взрослую игру. И нужно понимать, чувствовать время. Я считаю, что театр для детей должен быть современным с точки зрения восприятия ребенка. Дети сегодня соображают в пять раз быстрее, у них другие игры, другие герои. Мне кажется, что театр должен понимать, что его сегодняшнее современное звучание возможно только с привнесением чего-то из других сфер жизни. Например, когда я ставила в Саратове пьесу польского драматурга «Последний папа», я пересматривала мультфильмы, которые сегодня снимаются.

  Школа Вахтангова с ее любовью к гротеску помогает в работе над сказкой?

  Мешать она не может точно. Вообще очень смело говорить о себе, как о выпускнике Щукинского училища. Мало закончить, надо понимать природу того, что предлагал Вахтангов. Людмила Владимировна Ставская говорила, что мы занимаемся по системе Станиславского, но так, как видел это Вахтангов. Это иной угол зрения. Он в игровой структуре.

  «Четвертый богатырь» — ваш второй спектакль в РАМТе, и второй по современной драматургии…

  На самом деле, в первый раз я пришла ни много ни мало с Пушкиным — с «Маленькими трагедиями». Алексей Владимирович посмотрел на меня и предложил поставить что-то попроще, из современной драматургии. «Сегодня это очень важно», — сказал Бородин. Мой друг Олег Лоевский — хранитель всей драматургии мира — периодически скидывает режиссерам новые пьесы. Я взяла то, что он прислал, и начала читать подряд. И вдруг увидела название, которое меня поразило. Это была пьеса Вадима Леванова «Святая, блаженная Ксения Петербургская в житиии».  Начала читать, с надеждой что там не что-то в псевдоправославном духе. Пьеса оказалась очень сильной! Я дочитала, принесла Бородину, и он понял по мне, по материалу, что тут какое-то соединение, и дал добро. А после «Ксении Петербургской» Алексей Владимирович сказал, что нужна сказка. Мне показалось, что было бы интересно сделать спектакль про богатырей.

  Почему выбор пал на Белецкого?

  С Родионом мы как-то сразу совпали и договорились. Он понял, что я хочу.

  Сама идея о четырех богатырях принадлежала ему?

  Я сказала Родиону, что меня интересует вопрос, кто сегодня является героем. Мы говорили о Тиле Уленшпигеле, о том, что в каждом времени есть свой герой. А кто он в нашем? Непонятно, кто сейчас может объединить всех. И Родион придумал Филю, который на самом деле царевич.

  «Четвертый богатырь» — хороший игровой спектакль со множеством занятных ходов. Тут и богатыри, отошедшие от дел — один на печи лежит, второй торгует, третий у врага в услужении (история с Добрыней была в «Последнем богатыре»)…

  Да, идеи в воздухе витают, переплетаются во времени и пространстве. Мы этот спектакль начали придумывать года четыре назад. Тогда у меня была идея, что герой засыпает в библиотеке и ему все снится. Но от этой идеи мы отказались.

  Вы говорили, что для вас репетиция — всегда совместный поиск с артистами. С актерами РАМТа интересно искать?

  Очень интересно. Мне кажется, если этот спектакль и получился, то благодаря тому, что мы как-то интересно объединились. Актеры РАМТа очень хорошо обучены, точны, дотошны, иногда могут поставить в тупик вопросом. И это хорошо, потому что дает дополнительный стимул, чтобы придумать что-то, докопаться до сути. Мы с ними работали с огромным удовольствием.

  Очень яркий образ в спектакле у Татьяны Матюховой…

  Эта роль для нее писалась. Я сказала Родиону Белецкому, что в спектакле должна быть женская роль, и это должна быть Таня Матюхова.

  Она и мама, и волшебный помощник, и оберегает героев как Богородица…

  Будучи абсолютно православным человеком, я сделала все возможное, чтобы уйти от христианской темы. Ведь сами по себе легенды о богатырях и языческие, и христианские — там много намешано. И еще как человек, который любит свою родину, я постаралась избежать в спектакле квасного патриотизма и пафоса на тему объединения Руси. Мы все старались делать с юмором.

  Есть еще какие-то планы с РАМТом?

  Я очень надеюсь. Идеи у меня есть. Но я поняла, что нужно просто прийти и услышать, что твой худрук тебе скажет. У него уже наверняка свои планы.

  Существует такой термин «женская режиссура». Какими качествами должна обладать женщина-режиссер?

  У нас до сих пор есть убеждение, что женская режиссура — это баловство. Периодически, если артист что-то не понимает или в чем-то не уверен, или чего-то боится, то он готов винить режиссера. Только с мужчинами это провернуть сложнее, а с женщинами — чуть что — «женская режиссура». Сначала это было обидно. Но сейчас я поняла, что каждый просто хочет себя как-то прикрыть. Поэтому главное — быть внятным и владеть профессией. Только этим можно всегда положить на лопатки.

  Не могу не задать вопрос о Горьком. Нынешний сезон проходит под его именем. И впервые вы работали над его пьесой.

  Да, это мое первое обращение к Горькому. Это моя беда, совсем недавно я и представить себе не могла, что буду его ставить. В школе мне смогли внушить к нему чуть ли не отвращение, и иначе как «буревестника революции» я его и не воспринимала. А тут — сделала спектакль на одном дыхании.

  Что в Горьком вы открыли для себя?

  Я поняла, что это, безусловно, махина, совершенно уникальный человек. Человек, который и образовал себя, и поднял себя. Я почувствовала вдруг его боль, человеческое сострадание, авантюрность. Он чем-то напомнил мне Маяковского — своей безудержной сумасшедшей энергией, и в то же время в нем есть чеховская тонкость. Так возникли «Дети солнца». В этой пьесе очень много чеховских мотивов. Одна уважаемая мной критик сказала, что в этой пьесе есть даже мотивы Достоевского, мышкинские мотивы в Протасове. Я считаю, мне очень повезло, что я захотела это сделать, и театр пошел мне навстречу.

  И я, и театр — мы ужасно боялись, что не успеем, но спектакль сделали за два месяца. Все так увлеклись этой историей. И мы до сих пор под впечатлением от встречи и с личностью Горького, и с его текстом. Это невероятно мощное психологическое воздействие, я периодически и сейчас возвращаюсь мыслями к той постановке.

Взрослость в сказке
училась искать Анастасия Павлова
Фотографии Марии Митрофановой,
Евгения Чеснокова, Ирины Губаревой,
а также с сайтов РАМТа и «Театрального ковчега»

Author

Поделиться: