ЗОЙКИНА ТЮРЬМА

Елизавета Печеркина

Кажется, что ты под действием наркотика… Да, именно такое ощущение складывается, когда наблюдаешь за спектаклем Владимира Панкова «Зойкина квартира» по одноименной пьесе М. А. Булгакова. Яркий ослепляющий свет, громкая музыка, которая режет слух… Начинает двоиться в глазах в прямом смысле слова. 

  Первое, что видит зритель, когда занавес поднимается – толпу людей, находящуюся в одной большой тюремной камере, но без решеток. Сразу бросаются в глаза двухэтажные койки, на которых стоят мужчины: справа музыканты в элегантных костюмах, слева тюремные надзиратели, ударяющие палками по пилам: режиссер играет на контрасте красоты и уродства. На нижних кроватях сидят женщины: слева одетые в синие бушлаты с косынками на головах, справа элегантные девушки-музыканты, в черных платьях и шляпках. В правом углу на столе сидит пожилой мужчина, и как бы это мерзко не звучало, затягивает руку ремнем и начинает бить по локтевому сгибу: дальше ясно, что произойдет. Возле мужчины – девушка в коротком синем платье сидит на стуле. Напротив них, в левом углу стоят два героя, которые к этой пьесе не имеют совершенно никакого отношения – Мастер (Александр Борисов) и Маргарита (Светлана Ланская). Это угадывается сразу: черное платье на девушке и в руках она держит мимозу. А Мастер всегда ходит с книгой стихов и, кстати, играет роль Поэта на вечере.

  Одна фигура в этом, казалось бы, простом мире смущает. Ближе к левому краю сидит человек в синем бушлате и громко перечисляет всех действующих лиц пьесы. Если честно, по голосу, мне вначале показалось, что это мужчина. Но оказалось, что это сама Зоя Денисовна Пельц (Ирина Ермолова), собственной персоной. И видимо неспроста голос кажется мужским, потому что перед зрителем предстает не совсем привычная владелица квартиры. Она здесь главная и хорошо чувствует свою власть: она атаманша, она хозяйка. Волосы зачесаны назад, зубочистка в зубах, кружевной халат, через который видно абсолютно все: Зойка не боится показаться пошлой, ведь она такая и есть. И только с Павликом, с Павлом Федоровичем Обольяниновым (Игорь Кравченко) буря ее немного утихает. Кстати, тридцатипятилетний Павел Федорович в постановке Владимира Панкова превратился в достаточно пожилого мужчину. Дряхлое, ненужное существо. Человек, которого состарила революция и множество воспоминаний о былых годах. Бывший граф. Он исчезнет, а никто о нем и не вспомнит. Нет, возможно, только Зоя Денисовна.

   Поначалу непонятно, зачем столько народу на сцене? Вроде бы в первой картине в пьесе всего четыре персонажа: Зоя Денисовна, Манюшка (Татьяна Малинникова, Ирина Калинина), Аллилуя (Борис Горнштейн) и Обольянинов. Предположим, что это авторский ход, но в тупик вначале вводит то, что реплики Манюшки говорит не одна актриса, а сразу две. Одна, та самая в коротком синем платье, сидящая возле старика Обольянинова. Вторая из группы женщин, одетых в тюремные бушлаты и косынки. Таким образом, персонажи раздвоились, а один даже разделился на три части – это Аметистов (Игорь Кожевин, Вячеслав Хархота, Константин Шавкунов). Лизанька, Мадам Иванова, Мымра, Очень ответственная Агнесса Ферапонтовна, Швея, Закройщица: все в двух лицах. У них есть две стороны: молодая девушка в коротком платье и уже немолодая, одетая в бушлат, женщина. И, действительно, как будто наблюдаешь за чьим-то взглядом на этих женщин. Как будто один человек видит их так, а второй – по-другому. Алла Вадимовна, кстати, тоже предстает в раздвоенном виде. А те самые молодые люди в форме тюремных надзирателей играют роли и Роббера, и Фокстротчика, и Курильщика, и Мертвого тела Ивана Васильевича.

  А теперь об Аметистове. Блистательное трио артистов Свердловского театра. Они все достаточно разные, но просто идеально дополняют друг друга. Александра Тарасовича и вправду раздробился на три части: его действительно и в пьесе всегда много. Он везде. То в примерочной, то в «Баварии», то еще где-то. И такой постановочный ход просто необходим здесь.

  И Аметистов, и Зоя, и Обольянинов, и Алла Вадимовна – все хотят сбежать из Москвы во Францию: в Париж или в Ниццу. Это их общая мечта, которая должна вот-вот осуществиться. «К Рождеству мы будем в Париже», – говорит Зоя. К Рождеству. К рождению новой жизни. Но этой новой жизни не суждено сбыться. 

 Музыка в спектакле рождается не только из балалаек, кларнетов и баянов: музыкальными инструментами может стать абсолютно все: постукивание каблуками, удары палками по пилам, шуршание бумагой, стук швейных машинок. Все, что находится на сцене по-своему звучит. Спектакль имеет такт и ритм, без них постановки просто не будет. Нет музыки – нет спектакля. И все эти звуки настолько гармонично звучат вместе, что здесь просто не может быть никаких нареканий. «Саундрама»: жанр оправдан. Артему Киму можно аплодировать стоя. Песни, исполняемые артистами (вероятно, сочиненные композитором) попадали прямо в точку. Перекличка классических музыкальных инструментов и совершенно нестандартных.

  Максим Обрезков, художник-постановщик спектакля выполнил достаточно сложную задачу: ему было необходимо в этом маленьком пространстве уместить не только всю квартиру Зои Денисовны, но и передать тюремное заточение персонажей. Огромное количество реквизита умело перевоплощается в то, что нужно спектаклю на данный момент. Столы, кровати, стулья: сейчас они предназначены для одного, через пятнадцать минут совершенно для другого.

  Кульминацией спектакля становится праздничный вечер. Здесь зритель по-настоящему прочувствует жанр, созданный Владимиром Панковым. Диалоги сменяются песнями. Вульгарность и пошлость граничат с репликами Поэта-мастера: «Прочтите книгу моих стихов» и обольянинским взглядом со стороны. Ночной праздник охватывает всех, кроме Обольянинова. Он чужой на этом вечере. Его воспитание не позволяет ему брать чаевых, и он надеется, что когда-нибудь пошлет своего секунданта к этому отвратительному человеку, который сунул ему деньги. Павел Федорович все еще надеется, что времена изменяться. Что бывшая курица будет не петухом, а снова курицей. Что справедливость восторжествует, и бывший Гусь (Михаил Быков), ставший в новое время орлом, вновь станет тем, кем был. А бывший Павлик станет Павликом. Без всякого «бывший».

Шампанское льется рекой. Кавалеры бьются за поцелуй Лизаньки, и готовы отдать за это последние деньги. Мертвое тело Ивана Васильевича в поисках мадам находит манекен, и уже совсем не понимает, что это не женщина. Да и есть ли душа в женщинах, находящихся сейчас, здесь, на этом празднике, где за пьяным угаром ничего не видно?

  В постановке нет хороших и плохих героев. Все заражены вирусом тоски и упадничества. И даже Павел Федорович, провалившийся в болото уныния, радуется только морфию. Казалось бы, единственный «светлый» человек в этом тюремном царстве. Но и его мечта о Париже рушится: убийство, кража – и в квартире уже уголовный розыск. И люди, которые, по сути дела, всю свою жизнь провели в «тюрьме», идут уже в новую тюрьму. Похожую ли на эту?

Примечательно то, что Маргарита некоторым персонажам дает по веточке мимозы. Ядовито-желтые цветы постепенно наполняют сцену. Первый, кто получает цветок – Гусь-Ремонтный, которого убивает Херувим. Аналогия постановщика более чем прозрачна: цветок получат умершие персонажи. Некий намек режиссера на то, чем закончилась жизнь Аметистова, Херувима, Манюшки, других персонажей… Чем в советское время могла закончиться такая жизнь? Для режиссера ответ очевиден.

Фотографии Виктора Дмитриева

Author

Поделиться: