«Шерминатор» в шутку называют Шермин Лангхофф коллеги в берлинском Театре Максима Горького. Впрочем, шутка ли – одна из пяти женщин-индентантов в немецких театрах, и первая – с турецкими корнями. Пробиваться, доказывать свое право занимать эту должность? Она просто делает свою работу. Вместе с драматургом Йенсом Хилье Шермин возглавляет Gorki с 2013 года, который за это время успел стать «театром года» (по версии критиков журнала Theater Heute), а сама Шермин продолжает получать за свою деятельность на ниве интеграции, единения народов и культурного просвещения награды как общественных организаций, так и журнальные премии.
График у 46-летней Лангхофф более чем плотный. Информационных поводов Gorki дает достаточно как для разделов «Культура», так и для передовиц. Театр вмешивается в общественную дискуссию постоянно, будь то провокационная художественная акция в честь 25-летия падения Берлинской стены, масштабный фестиваль «Снег идет в апреле», посвященный 100-летию геноцида армян и осмыслению ответственности Германии, или поддержка движения беженцев «My Right Is Your Right»… – Gorki давно вышел за стены зрительного зала и своей экспериментальной Студии «Я» и почти не предлагает чисто развлекательных форматов. Только что завершился фестиваль Theatertreffen, на который была приглашена постановка «Common Ground» – еще один большой успех Шермин и команды; в этом сезоне еще несколько премьер: от Чехова и Еврипида до инсценировки дебютного романа Дениза Утлу. И уже активная работа над материалом нового сезона…
Антрактов у нее, похоже, не бывает. Жесткая? Безусловно. Твердое пожатие руки, и тут же расходящаяся лучиками морщинок широкая улыбка – так и не схватить ее в одном впечатлении, кажется, у нее пара джокеров в кармане и она точно знает, как ими распорядиться…
Говоря о программной политике театра, Шермин подчеркивает ответственность, уже перед самим зданием на Унтер ден Линден, история которого начинается с открытия в конце XVIII века певческой академии, давшей возможность всем горожанам независимо от происхождения приобщиться к искусству, до этого предназначенного лишь аристократии. В 1848 в течение девяти месяцев здесь заседало Национальное собрание, пытаясь составить первую немецкую Конституцию в интересах всех сословий. Свой след оставили и обе мировые войны с особой ролью Германии в них, монокультуралистские установки третьего рейха и, наконец, освобождение Германии от самой себя, во многом, благодаря русским, – подчеркивает Шермин. Дом немецко-советской дружбы, как он назывался после войны, в 1961 году преобразовался в Театр имени Максима Горького, главной целью которого было показывать героев-пролетариев средствами современного театра.
Шермин могла бы читать лекции по истории театра, но этот экскурс оправдан. Очень много исторических нюансов, сплетенных воедино, делают сегодня Gorki тем, что он есть. С другой стороны, он живет и актуальной политикой, общественной ситуацией во всей ее гетерогенности, взаимоотношениями между «мы» и «вы», конфликтными зонами… Между этими двумя полюсами – историческим наследством и актуальным дискурсом – и возникает политическая мотивация создавать современный театр, браться за новый материал или пересматривать классику, находя в ней новые перспективы.
Далее – концептуальный «треугольник» режиссеров. Яэль Ронен – израильтянка, живущая со своим палестинским мужем в Берлине, уже собственной биографией затрагивает многие политические, исторические и культурные аспекты (берлинское просвещение во многом было еврейским, и это дает новую перспективу в сегодняшней ситуации «Шпрее-Авива»), которые неизбежно находят отражение в ее творчестве. Нуркан Эрпулат тоже имеет не самую типичную «мигрантскую» биографию. Актерское мастерство и театральную педагогику он изучал в Турции, после чего приехал в Берлин в знаменитую Высшую школу Эрнста Буша. Как турка и как гея, его особенно занимает тема ущемления в правах, ожидания лучшего, для них он пытается найти выражение, в том числе, в чеховской классике. Так, его Лопахин – сын турецкого торговца овощами – задает вопрос, кому принадлежит вишневый сад, уже в другом культурно-историческом измерении. Получается очень берлинская история. Третий режиссер, Себастиан Нюблинг, уже по своему имени (Nübling происходит от Nibelungen – прим. автора) – «био-немец» (типичное определение для этого театра, в котором немецких фамилий меньшинство), много занимается речевым театром, при этом уделяя достаточное внимание работе с телом… Есть и много приглашенных режиссеров. Все они также привносят свой материал и вектор развития.
Так что, какого-то девиза или лозунга на сезон, как это иногда бывает в государственных театрах, от Шермин можно не ждать. Зато она с удовольствием указывает на постоянные для Горького мотивы, актуальные не один год. Один из них – личное восприятие истории. Наглядный пример – проработка темы геноцида армян и боснийцев (соотв. мероприятия «Снег идет в апреле» и постановка о выросших детях Югославской войны детях «Common Ground«, – прим. автора). Другой постоянный мотив – демократия, в ее возможности, невозможности, утопичности – такая попытка осмыслить современное общество в глобальном измерении.
На вопросе о допустимом политическом градусе в театре Шермин, кажется, опять готова взять указку в руки, чтобы растолковать простые вещи непонятливым ученикам.
Форму художественно-политических акций изобрели не мы, за нами – огромная культурная практика. Искусство абсолютно свободно, согласно Конституции. Фактически оно является синонимом свободы, поэтому никто не может наделить его свободой, никакой суд или сенатор, это было бы абсурдом.
Говорить о политическом театре действительно стали чаще, но, по сути, политического театра не так уж и много. То, что театр сам по себе политический, для меня не вопрос, если возводить понятие политики к греческому полису. Он не может не быть политическим в силу уникальности собственного пространства. Разумеется, изобразительное искусство и литература тоже нуждаются в реципиенте, но в театре есть это особое присутствие, акция, реакция, которых нет в галерее. Это изначально политическое пространство, не только перформативное, но и пространство для размышлений.
О роли беженцев на сцене в документальных проектах.
Речь не о том, чтобы поставить пару беженцев на сцену ради аутентичности, гораздо важнее посмотреть, что их движение делает для нас, для общества.
Ведь фактически наша демократия и юридическая система ставятся под сомнение. Причем справедливо. Поэтому движение «My Right Is Your Right», например, – это не что-то, что мы должны поддерживать из солидарности, а большой шанс для нашего общества. Некая политическая сила требует будто бы каких-то специфических прав, которые на самом деле являются базовыми правами человека, так что масштаб мышления глобализируется. Так что я, Шермин Лангхофф, как индендант Театра Максима Горького, поддерживаю требование беженцев создать культурный центр, где люди, независимо от того, есть ли у них паспорт и разрешение на работу, могли бы заниматься своими культурными практиками. Я вижу конкретное поле деятельности, к которому призвана как гражданин, артист и продюсер, – укреплять солидарность, поддерживать открытость, сотрудничать с политическими движениями в городе, – таким образом, переосмысливается вся государственная система!
Проблемы беженцев, дискриминации и политического образования мы ставили с самого начала. В ноябре 2015-го года наш Осенний салон будет посвящен теме беженцев. В центре его будут две постановки – «Просительницы» Эсхила и «Подлежащие защите» Эльфриде Елинек. А откроем мы сезон постановкой «The Situation» Яэль Ронен. Речь в ней идет о транслокальном переносе ближневосточного конфликта в Нойкелльн (район Берлина с наибольшей концентрацией мигрантов, – прим. автора.). Актеры с арабскими и израильскими корнями будут вместе создавать спектакль, работать над текстом.
Главное достижение в Горьком.
Успех для меня – это не премии, а то, как нас приняла публика, мы подняли заполняемость зала до 90 процентов. Люди действительно любят этот театр, и, кажется, нуждаются в нем. Я горжусь тем, что мы смогли привлечь к нам такую разную берлинскую публику, что мы продолжаем делать политический театр, горжусь нашими сотрудничествами. Учитывая двадцатилетний опыт в берлинских театрах моего ко-инденданта Йенса Хилье, а также изначальную заинтересованность многих режиссерами и артистов, я могла себе представить, что некоторые вещи могут сработать, но такого признания публики и медийного внимания я не ожидала. От анонсов и рецензий в ежедневной прессе и «New York Times» и «Le Monde» до, и тут я совсем не стыжусь, «Vogue» и «Brigitte» – высококлассного глянца и мейнстримовых женских журналов – о нас пишут везде. Ты пытаешься сделать увлекательную, умную программу, в конце концов, сделать свою работу как можно лучше. Но в конечном итоге, решает публика…
Тут нас опять прервали, рабочий день завершился: Шермин ждут уже в нескольких местах. Опять говорить о гражданской ответственности, стоя на сцене в вечернем платье с очередной наградой в руках, танцевать на балканской вечеринке в Горьком в честь очередной победы, кричать под разноцветными флагами «Refugees Are Welcome Here!» на очередной правозащитной акции? Завтра газеты напишут.
Встретилась и беседовала
Полина Мандрик
Фото: Эзра Роттхофф
