Легкое дыхание от мороза сопровождает в Большой Гнездниковский переулок, резкая тишина обрывает гул Тверской через минуту после вхождения в арку, неторопливые автомобили не спешат, как и пешеходы, будто уже отключившие телефоны, чтобы не мешать актерам. Будущим актерам.
Учебный театр ГИТИС. Щедрый ломтик лимона в буфете, конфеты поштучно, не только кофе три в одном, но и чай, бутерброды. Три человека за столом. Подвешенный велосипед неосторожного велосипедиста – гнутые колеса кричат «Ходить пешком надо!».
Кирпичная стена и эскизы декораций к еще невоплощенным спектаклям. Огромное сердце в фойе. Черное фоно, черный стул – идеальный фон для воплощения.
По-студенчески все театрально. Или наоборот: театрально по-студенчески. Украшение с минимальными затратами, ощущение игры при входе: нервничающий в гардеробе студент умиляет, в буфете такая представительница советского народонаселения, советующая какой кофе лучше пить, спрятанные за углом туалеты, словно само здание настраивает на игру, веселую и неожиданную. Здесь вам не тут! Это студенческий театр. Пусть и не всегда совпадающий с представлениями об идеале. Но это же учебный театр. Они же не волшебники, они только учатся. А значит еще не поставлены в клеточные рамки, мыслят в межпланетных масштабах, не загнаны в гримерку, типаж одного театра, худрука и готовые прыгнуть выше головы. Время, когда все возможно. Даже то, что невероятно.
Одержимые игрой все входят в зал, чтобы сесть, глубоко вдохнуть и забыть про неожиданный первоапрельский розыгрыш в виде вернувшейся зимы.
Факультет музыкального театра сегодня даст три истории. На сцене три арочных проема с дверью и окошком сверху. Кровать, этажерки, стол, покрытой скатертью с бахромой, и хоровод венских стульев. Незамысловатый набор, но пока не погас в зале свет, пока декорации мертвы, пока не выплеснут волнение болеющие – пусто. Стоит аккомпаниатору положить руки на клавиши, освидетельствовать свое почтение выходу героинь, сразу заполняются полые ниши, и зрители как на тонущем корабле, уже волею судеб погружаются в бодрящие воды юности.
Бунин присутствует здесь в первом действии. Он показывает нам пять женщин. Пять характеров, судеб, образов, историй. А вот и она – молодость, непосредственность с налетом серьезности, но только налет. Безумие, страсть, радость от возможной встречи, губы смакующие текст, каждая оратория возносится ввысь, чтобы слушая ее, прежде всего, мы ломали шеи.
Пять японских стихотворений исполняет Елизавета Юшкова, читает их, роняя свое сердце, поднимая, но снова не удерживая в руках. Боль, что выжимает капли, разливается по сцене и эта маленькая женщина становится еще меньше, а остается один голос дрожащего эха. Анна Мещанинова удивляет прежде всего своим диапазоном. Маленькая, самая-самая в команде, думается, вот сейчас защекочет своим тонюсеньким голоском, но нет, ее «Детская» тут же проносится по рядам и согревает еще не принявших песни в таком виде. Валерия Климова стрекочет, но так заботливо! Характеризует еще один тип женщины – женщину-мать. «Цыганские мелодии» Дворжака в исполнении Дарьи Алексинской – очаровательны. На сцене в черной шубе с чемоданом появилась женщина. Кто она? Какой рассказ Бунина стал объектом для этого выхода? Валерия Тодирашко завершает «Вечерком» Гаврилина, согревая уютом, желанием заглянуть в фотоальбом, который она рассматривает.
Второе действие заполнили «Бедные люди» Достоевского-Седельникова в лице Валерии Климовой в роли Вареньки и Ержана Кулумбетова в роли Макара Девушкина. Опера в письмах. И снова голоса. Режиссура не ахти какая, взаимоотношения тоже не слишком проглядываются, подбор актеров в студенческом театре вынужденный. И только голоса нам дают свежесть, то легкое дыхание про которое и говорит героиня Бунина.
«Она прочла в одной книге, какая красота должна быть у женщины, – чёрные глаза, чёрные ресницы, длиннее обычного руки, но главное – лёгкое дыхание, и ведь у неё (у Оли) оно есть: «…ты послушай, как я вздыхаю, – ведь правда есть?»
Есть. Это точно. Не смотря на то, что это Достоевский, непростой по всем параметрам. Скорее труден для дыхания, ан нет – мы только мгновение испытываем спертость, но уже в конце пробивается тот выдох, как бывает после долгого пребывания под водой.
На сладкое «Пять песен Шекспира» Куилтера с английскими куплетами. «Дух любви». Алена Алымова. Играющая с воображаемым спутником, залом, распаляя свою энергию так просто и так талантливо, что не возникает никакого сомнения, что так же она будут играть в театре, она в себе это сохранит, не растеряет. Хочется верить. А пока энергия живет на сцене и помогает не обращать внимания на штампы, жеманные объятия, возгласы, глаза, что так характерны вокалисткам, ничего не страшно. Что там будет – не имеет значения. Есть сегодня, есть роль, зрители, есть возможность петь и только потом играть.
Перед самым началом выступил художественный руководитель Кисляров. Говорил о том, что его дети выходят в космос, а нам предстоит остаться тут на земле, поделился, что «детей» когда-то было в два раза больше, да и сейчас одна из семи выбыла, чтобы пополнить численность города-героя на одну единицу, и, желая им удачи, словно совсем не дышал. Наверное, так и нужно: дышать, не показывая этого. В этом — весь смысл легкого дыхания. Жить, не задумываясь о том, как ты живешь. Просто жить. Просто дышать.
Фотографии предоставлены пресс-службой театра
