Они пытаются нас удивить. «Мы вам сейчас такое, что вы с кресла рухнете! Не верите? Получайте!» Что же вы не падаете? А не падается что-то.
Да, смешат через раз, заставляя читать классику в извращенной интерпретации, поплевывают в лицо драматургу, который привыкнув к свежим прочтениям, смотрит на все где-нибудь на семьдесят третьем облаке и пишет еще одну пьесу нашим языком, от которого уши сворачиваются в шаурму.
Они – это режиссеры новой волны, берущие старые тексты, простые макароны с сыром, превращая их за какие-то полтора-два месяца в пасту, а то и лазанью. Иногда это бывает вкусно и даже удобоваримо. Иногда без последствий, а то и хирургического вмешательства. Иногда это «блюдо» можно повесить на елку-афишу и смотреть, как на конфету, что висит среди других орехов и белочек и вроде как не скучает от одиночества с хлопающими каблуками и креслами.
Сегодня еще не зима, и уже не осень. Внешний вид окружающего мира – весна с чихающими носами и бродящим вирусом. Директорское ложа, пятое место. Отсюда я буду наблюдать за укрощением строптивой в лице Чулпан Хаматовой. Буду есть удобоваримые макароны. Или конфету, до которой рукой подать.
В историческом здании, что спрятался в одном из самых тишайших переулков города М, Петровском, когда-то был Театр Корша. Он один из первых поразил столицу новым электричеством освещением, техническими новшествами и приемами. Он решил создать театр комедии с драматическим или комическим оттенком, чего нынешний заправитель Евгений Миронов и придерживается. Уже во времена его правления здесь был найден клад золотых монет времен царя Василия Шуйского, а вот смогут ли простые люди без кирок и лопат найти что-то более ценное, чем золото или хотя бы равноценное ему, – вопрос первостепенной важности. Да, конечно, в театре есть и ресторан, и кафе, и даже танцевальная зала, ничуть не уступающая зале в театре Вахтангова. Ценность увеличивается. Но все же это из области елки. Мы нашли, что елка зеленая и даже очень пушистая. Что касается пряников и конфет на елке… ммм… не знаем. Попробуем?
Да, что касается так называемого ствола у елки – актерской братии. В театре нет своей труппы, все приглашенные. Поэтому ствол у нее напоминает искусственную елку из отдельных соединяющихся между собой секций, которые не всегда собираются в правильном порядке.
Так и спектакль соединил в себе разные секции из хореографов Евгения Кулагина и Дениса Евстегнеева, художника Даниила Ахмедова, правой руки режиссера Романа Феодори, композитора Ольгу Шайдулину и Дмитрия Быкова, писателя, что перевел «нечитабельные» ныне слова. А за смотрибельность отвечал, естественно, режиссер, шукшиншианец с Урала Романа Феодори, получивший Золотую маску за «Мамашу Кураж», создавший ныне модный вербатим про красноярских школьников «Подросток с правого берега», где и руководит он труппой театра, и, не смотря на дальнее расположение, успевает и то, и это. Только чтобы научить человека владеть кнутом (это Катарина-Хаматова будет таким образом действовать) – нужно все же больше времени. А то Чулпан ненароком задела и себя и коллег по цеху. Больно же!
Итак, снимаем с елки конфету, разворачиваем…
Опущенный пожарный занавес в театре не бог весть какая новость. Вспомнив спектакль Марчелли «В белом венчике из роз…», когда зрители на сцене и т.д. и т.п., я внимаю рядом сидящим парням из Баку, с коими не могут совладать девушки, которые пытаются овладеть их порабощенными работой умами, рассказывая про театр, но я вижу скуку и «лучше в бар». Гаснет свет, порабощение в зале прекращается, предоставив все возможное и невозможное актерам.
Открывается занавес, что в результате оказывается обманкой в виде лесов из солдатской части.
Ловко перелопаченное начало. Шутка с переодеванием медника Кристофера Слая в проспавшего пятнадцать лет благородного лорда, и приглашение актеров, чтобы они помогли мнимому аристократу избавиться от болезни превратилась в солдатское шоу к родительскому дню.
Начинается все просто – с дедовщины. С укрощения строптивого молодого, что не желает как следует выполнять настойчивое желание старослужащих прокукарекать. Появляется генерал, его жена, бегущая за ним со словами: «Костенька (не при солдатах же), может быть не надо?», Он отмахивается от нее, строит всех в одну шеренгу, и объявляет о распределении ролей в постановке…Теперь понимается какой он «Костенька». Сам Константин Сергеевич Станиславский. Его жена призванная помогать мужу (актриса Ольга Волкова), напротив, врывается в этот строй, чтобы на правах старослужащей актрисы не позволить бездарно кукарекать в великой пьесе самого Уильяма, понимаете ли, Шекспира.
Проходит пять минут после начала и появляется она – Катарина, она же Чулпан Хаматова, в длинном колпаке, повариха со стажем, ее главные атрибуты – алюминиевый бак и сосиски на шее. Глуповатая, нелепая, как продолжение героев из спектакля «Мамапапасынсобака» со страхом на лице перед мужчинами (в таком количестве) и задачей генерала, перечить которому все равно, что откусить себе локоть по самую голову. Ей бы харчо варить и перловку не пересолить, а тут задача не кухонных масштабов. «Я это не скажу!» – говорит она, прочитав первые строки. Но там есть, кому убеждать и она нехотя закидывает текст в колпак и с помощью барабанного атрибута заваривает кашу, расхлебывать которую предлагает, естественно, нам.
Кадры сменяются, как в современном фильме – быстро, эффектно, не просто мизансценично, это целый элемент танца, с помощью которого происходит переодевание из обычного рядового в героя пьесы. Младший лейтенант преображается в Лученцио с помощью плаща, то есть обруча из крышек для консервирования и цветной шляпы – банки на пружине. Армия конечно бедная: ничего кроме коробок от плазмы и проволочных атрибутов нет. Зато у них есть задача постоянно врывающегося Костеньки, который то ли просит, то ли приказывает «Хрясни его по подрыльнику!» Он сметает с дороги свою жену, она же кричит что-то в защиту «чистоты жанра». Но генерал перекрывает ее: «Это нафталин! Авангард – вот спасение!»
Возможно, все ради спасения от дедовщины, но… оркестр из беспокойного постоянно поднимающегося, опускающегося пола, постоянно обыгрывающиеся слова, итальянская сцена, когда все на итальянском, корабль из людей, дисков, напоминающий советскую пирамиду-самолет из пионеров – это все может спасти… только кого? Человека, давно не бывавшего в цирке, читающего только учебники, редко ходящего в театр?
И я понимаю Романа (как-никак, мой тезка) – его задача показать две стороны одной медали – пропахший нафталином черный бархат и современный плексиглас. Конфета на елке не обязательно должна быть настоящей. Она же не для того предназначена, чтобы ее можно было снимать. Смотри, танцуй, но не тянись и не старайся раскусить. Само укрощение, как я понимаю, создано для украшения, а не для утоления голода. Но как же хочется не только откусить, но и прожевать, да так, чтобы послевкусие долго не давало покоя!
Но мы продолжаем – появляется Бьянка, ее сестра. В голубом наряде, напоминающая куклу, говорящая с каким-то нечеловеческим тембром «из пещеры» – образец красоты… Образец? Да. Все хотят добиться ее расположения. Стоят на коленях. Устраивают кулачные бои. Но она же… на букву «д». Катарина прекрасно понимает и пользуется этим, расхаживая с кнутом, придираясь к ней не по-детски. «Это не драматизм, это садизм!», – отвечает Бьянка надорванным голосом.
Но у нас садизм любят. И только Волкова, появляясь на сцене то в роли Джульетты, то Отелло, то Короля Лира, пытается потушить разгоревшуюся агонию от конфеты, приготовленную на кухне, с которой вышла повариха-Катарина.
В доме появляется Петруччо. За будущим тестем ему не угнаться: он неустанно делает разминку, лазает по лесам, как будто избегая разговора, но у парня слишком серьезный настрой, чтобы сдаваться и поэтому он неотступно следует за ним. Отец Катарины оценивает, это, но предупреждает: «Не всякий камень на встрече с этой косою устоит».
Но Петруччо не боится. «С женщинами надо покороче», – решает он и наступает на кнут, что конечно заставляет Катарину остановиться (первая победа), но следующим действием девушка показывает, что второй победы лучше не ждать. Хлыст умеет прыгать, крутиться восьмеркой, и, пока он станет простой безобидной скакалкой, должно пройти время. Рубашка покроется кровью, поседеет папа, зрители успеют дважды взглянуть на часы, пока наступит вторая победа, только после которой – венец.
День свадьбы все же наступает. Фата из полиэтилена, платье из надувных мешков, цветы из фольги, траурная музыка, Бьянка несет портрет Шекспира – клоунада, не правда ли, достойный финал для фильмов Феллини. Жених опаздывает, Катарина рвет цветы, прокалывает шарики на платье, истерит до тех пор, пока он не является в чудо-костюме из подбора «что осталось» в ластах, повторяя в зал глубокомысленое, оставленное Быковым без изменения: «Из женщины несложно сделать дуру, когда она боится дать отпор».
Петруччо привозит ее к себе, на палубу корабля. Эта палуба напоминает боксерский ринг. Только из-за сцены с перевернутым баком с Катариной внутри и ее громогласное «Я есть хочу!» можно не сожалеть о потраченном времени и сумме.
Как мужчина умеет издеваться над женщиной, нам показывали неоднократно – театр лопается от обилия пьес, в которых бесконечные интриги, наказания телесного и бесконтактного свойства, обман длиною в жизнь. Однако, в этом спектакле нет мужчины и, по всей видимости, и женщины. Какая там интрига и психологическая игра – есть просто два студента первого курса актерского факультета, раскрывающие в этюдах все, что возможно (да простит меня Чулпан Наилевна!).
Наверное, это находка для человека, которому женщины изрядно насолили. Или укрощение – сейчас наиболее подходящее определение для классики. Ее нужно укрощать. Не делать же это самое с режиссерами! Они подкованы современным прогрессом, на их стороне публика, потому им подчас проще взять текст, трио из современных художников-хореографов, мало-мальски знающих про телевизионные пристрастия и укротить текст великого со всех сторон. Не думая о той красоте, что вкладывал маэстро, изменить эстетику на приколы из «камеди клаба».
Ду-ду! Гудок – корабль отплывает. И он плывет к нам с Катариной, что прогнулась и стала своей в доску, и пусть актриса Ольга Волкова кричит «Я не понимаю ничего!», все равно в конце она выйдет Шекспиром и даст на все добро. Вот так.
Фотографии Сергея Петрова
