ПОЛЬСКО-БЕЛОРУССКАЯ ТОСКА

admin

Пока в соседнем творческом подвале (Театре.док) на фестивале Любимовка читали остроактуальную пьесу о Навальном, в театре Практика ностальгировали о временах хоть и прошедших, но вызывающих живой отклик, наверное, у каждого.

  «Красная птица» — премьерная постановка польского режиссера Войтека Урбаньски. Выбранная пьеса белорусского драматурга Павла Рассолько своей жутковатой жизненностью напоминает то ли «Все умрут, а я останусь», то ли «Рассказы» Михаила Сегала. Кстати, у Рассолько тоже есть «Рассказы», где опять же о времени и о себе с подкупающей непосредственностью. В «Красной птице» звучит весьма узнаваемый голос — если не целого поколения, то значительной его части: тех, чье детство захватило перестройку полумифического государства, юность пришлась на лихие 90-е, а жизни учиться пришлось в нулевые — с мобильными телефонами и рыночными отношениями.

 «Красная птица» откуда-то из отрочества-юности начала нового века. Детство кончилось, до университетов герои не доросли, так что где-то «в людях» ошиваются. Во дворе, разумеется. С него спектакль и начинается: на трех экранах появляются кадры минских дворов — ничем не отличающихся от всех остальных: качели, бабушки на лавочках, шпана с пивом у подъезда. Картинки периодически сменяются: девичья комната с плакатами на стенах и косметикой, кафе с неинтересным интерьером… Диалоги «живых» актеров дополняются действиями их дублеров на экране. Так, открыто-примитивный развод на секс на свидании у нас на глазах завершается бегством из «гламурного» кафе без оплаты счета на экране.

 А вот опять двор. «Малой» выносит из дома цепочку матери, которую старший товарищ успешно «загоняет в ларьке», уча жизни и наставляя в деле. Мальчишеское желание во что бы то ни стало выглядеть круто — не знаю, все ли через это проходили, или это только поколению, выросшему на видеокассетах со Сталлоне и Шварценеггером, досталось… Очень легко свернуть не туда, лишь бы в компанию приняли. Первая затяжка, травка, все по-взрослому — Малой заслужил. Вторая, третья… А дальше галлюцинации.

  Страх, бегство, Красная птица, то ли преследующая, то ли ускользающая из рук — «Улетай, красная птица! Я вижу тебя».И глупая смерть под колесами машины. Красными крыльями еще несколько раз встрепенется на экране кардиограмма Малого и вытянется с противным гудением в красную линию.   

 Красная птица гашишного бреда тянется и главному герою, музыканту Павлу, в котором без труда угадывается автор, не скрывающий источников, из которых собрался вербатим: «В основу пьесы легло событие, которое произошло со мной — я понял, что «легкие наркотики» — не мое. Они никак мне не подходят и ничего кроме ужаса не приносят». Лирический герой Рассолько – музыкант Паша — по-своему типичен. Неплохой такой парень из соседнего подъезда, которому не очень интересны пиво и гашиш, но оттянуться за компанию с пацанами или весело провести время с подругой друга он не откажется.

  Паша понимает, что просто «жизнь в кайф», какой живут реальные пацаны, подбивающие его на первый косяк, не для него. Он пишет странную электронную музыку на старом синтезаторе и с ее помощью даже находит «друзей» и попадает на радио. Но ни то, ни другое ни к чему хорошему не приводит. Не вписывается Паша со своим Organismом (вполне реальный, кстати, музыкальный проект Павла Рассолько) ни в компанию, ни в формат, ни современную жизнь. Вместо трека о «комбинате по производству Млечного пути» на радио включается Игорек с песней про маму, которая варит кофе. Тоже не очень современно, но куда уместнее в спальных районах сонного Минска.

 Герой говорит о музыке, которая рождается в космосе. А Светка»ответит» ему в финале, после его провала на радио и нелепой смерти Малого: «Какой Миша? Какая музыка? Пошли вы в жопу!» Вот и весь сказ…

  И Чистяковская «Трансовая» в финале:

  «Будни суровые завтра ждут. Все праздники были вчера…»

  Безысходность? Пока, наверное, да. Иван Вырыпаев, поставивший на тандем молодого белорусского автора и молодого польского режиссера, считает, что новой драме, описывающей «ужасы и проблемы «совка», еще нужно дозреть как жанру. А пока это остросоциально, модно и смешно.

  Так что от часовой постановки катарсиса не будет, сверхидея тоже не прояснится. Просто эффект узнавания. Выводить героя нашего времени и осмысливать жанр, видимо, придется потомкам.

  «Вы делаете вдох, выдох. Будет все хорошо».

Ностальгировала под «Ноль» Полина Мандрик
Фотографии предоставлены пресс-службой театра

Author

Поделиться: