Московский Театр Луны уверенно ведет свой юбилейный, двадцатый сезон. Но сезон этот для театра юбилейный вдвойне, ведь в конце декабря основателю и бессменному художественному руководителю театра Сергею Борисовичу Проханову исполнилось 60 лет. Мы расспросили Сергея Борисовича о жизни театра, формировании репертуара, режиссерских принципах и творческих планах.
Сергей Борисович, вашему театру уже двадцать лет. Поздравляем с этой датой! Расскажите, пожалуйста, о главных победах, одержанных за это время.
Как говорил Аристотель, начало – это больше половины дела. Как только советское правительство разрешило открывать кооперативы, я открыл кооператив. С этого собственно все и началось. Действительно, я быстро переключился на коммерческую сторону вопроса, понял, откуда берутся деньги, как составлять договор. Уйдя из театра им.Моссовета, где успел поставить мюзикл «Иисус Христос – суперзвезда», я занялся строительством нового театра. Работы было сделано очень много. Строил, как мог. В то время ведь никто не знал даже, где доски купить. Но потихоньку разбирались, процесс шел, и 14 февраля 1993 года недалеко от Патриарших мы открыли Театр Луны спектаклем «Византия». Первоначально театр был камерный, малогабаритный, и попасть к нам было практически невозможно. Поэтому в 2004 году нам дали нынешнее здание на Малой Ордынке. Пришлось потратить еще три года на строительство уже второго театра.
Потом появилась детская студия «Маленькая Луна». Последнее мое детище – организация фан-клуба под названием «Армия Луны». Это наши поклонники и друзья. Сейчас в фан-клубе пятнадцать девушек, но их будет гораздо больше, несколько тысяч.
Для вас сейчас важнее победы организационные или творческие?
Организационные победы существуют постоянно. Нужно каждый день каждый день участвовать в организационном процессе. Иначе артисты или уйдут, или подерутся. Театры ведь ссорные организмы. У нас демократическая диктатура и полное подчинение. Я ни во что не вмешиваюсь до поры до времени, но если что-то случается или в творческом плане что-то не получается, мне приходится надевать форму руководителя.
Что касается творческих побед, то они всегда были для меня главными. Среди них, конечно, наши спектакли – «Таис Сияющая», «Шантеклер», «Мэри Поппинс – NEXT»… Почему-то в последнее время меня тянет на семейный театр, какая-то у меня тоска…. Хотя сейчас ставлю «Дали, или Испанская королева из Казани». Выпуск планируем на начало следующего сезона. Это очень интересный, мощный материал. Пьеса, как и восемьдесят процентов пьес к другим нашим спектаклям, написаны мною. Так сказать, сам сочиняю, сам пою, сам билеты продаю!
Как вы формируете репертуар театра? И откуда обычно берете сюжеты для пьес?
Бывает по-разному. Например, четыре года назад с любимой девушкой поехал в Фигерас и первый раз в жизни услышал историю про Дали от начала до конца. А дорога была длинная… Услышал потрясающую историю о Гала, о том, какой Дали был странный человек, какие глупости вытворял. И я взял эту историю как основу для пьесы.
Вообще, я не знаю, у кого ума хватает брать восьмой раз «Чайку». Я не хочу ее ставить! Репертуар у нас строится очень по-разному. Иногда просто нюхом чувствуешь, что именно этот материал нужно брать. Иногда важно уметь рассчитать, головой продумать. Так как я когда-то окончил физико-математическую школу, аналитический склад ума в каком-то виде у меня присутствует. Но что бы я ни задумал, я всегда долго хожу вокруг, присматриваюсь. А если берусь, тогда из всех душу выбью, но дойду до конца, до хорошего логического конца. Иначе зачем тратить деньги? Спектакль всегда должен быть хорошим. Ставить плохой нет никакого смысла.
Как в театре Луны работается молодым режиссерам – Дмитрию Бикбаеву, Гульнаре Галавинской?
У нас есть определенный порядок сдачи спектакля. Я все-таки отвечаю за этот театр, так как я один на договоре в департаменте. Но прямо скажу, никого особо я не прижимаю. Я же не цензура какая-нибудь! Мало ли у кого какое видение… Главное, чтобы было сделано профессионально. Всякий рисует по-своему, и пусть себе на здоровье рисует. Начнешь из каждого делать Проханова – и будет сто Прохановых. Кому это надо? Самое интересное в нашей жизни – это разнообразие. Пускай и театр будет разнообразный.
Вы уже давно выступаете в роли художественного руководителя, мастера, режиссера. А в качестве артиста не хотите снова выйти на сцену?
Мне это вообще уже не интересно. И потом я уже никакому руководству не могу подчиняться – отвык за двадцать лет. Только президенту, который меня поздравил с днем рождения, я могу сказать: «Спасибо! Я вас уважаю, я вас буду слушаться». Больше никому!
За двадцать лет, пока существует театр Луны, замечали, как меняются вкусы и настроения публики?
Сложно сказать, я на этом внимания не акцентировал. Все растут, и мы растем. Конечно, многое меняется. Например, одно время появилось клиповое сознание, потом ушло. Для себя я понимаю, что нет ничего лучше роли, сыгранной людьми, которые уже, к сожалению, наполовину умерли. Как они играли – Смоктуновский, Евстигнеев, Ефремов! Это ж вообще обалдеть, как они играли!
Почему сейчас нет таких артистов?
Все стали поближе к кассе – не только артисты, но и режиссеры. Есть такие, у кого утром один оператор, а вечером другой. Какое же кино можно снять? Идет телевизионная халтура, в которой раньше нам стыдно было сниматься. В полном метре режиссер был гений: у него больные глаза, он себя не жалеет, он машину продаст, но доснимет фильм – он все отдает. Вот это «все» сейчас исчезло. Потом умение объехать цензуру – это тоже огромный профессионализм и определенный склад ума. А сейчас везде сценарные ходы прямолинейны, я угадываю все на четыре шага вперед. Это что такое? Я должен следующий ход не угадать, а я на четыре вперед могу! Отсюда все и начинается. Снимаясь в таких фильмах, и артисты становятся примитивнее. И спрашивают в основном о том, сколько стоит роль. А раньше все равно больше хотелось сыграть, чем получить.
Неужели все безнадежно?
Нет, остаются же Меньшиков, Миронов, Хаматова. Просто их мало, двадцатки не наберешь. А раньше было намного больше, и слишком они были высоки, далеки от этого поколения. Эти еще только подрастают, а те были просто корифеи: выходили, так выходили!
Вы являетесь руководителем мастерской в ГИТИСе. Как набираете себе молодых артистов? На что обращаете внимание?
Так или иначе, сразу чувствуешь – твой или нет. Еще важны внешние данные, индивидуальность. Иногда абитуриент кого-то напоминает, может быть, тебя самого. И вот так, постепенно добираешь до тридцати человек. Должен сказать, что из трех моих выпусков около тридцати человек работает теперь в театре Луны, что, в общем-то, большая редкость. Сейчас выпускается много артистов, а устроиться они никуда не могут, просто некуда. Этого я вообще не понимаю! Зачем тогда выпускать? Зачем платить государственные деньги за обучение? Раньше хоть распределяли. Может быть, сейчас артист и рад поработать где-нибудь в Нижнем Новгороде, но не зовут.
Возможно, есть смысл отказывать от схемы репертуарного театра и переходить на театральные проекты?
Театральные проекты тоже плохо. С ними исчезает такое понятие как дом, семья. Мы люди все равно теплые. У нас зима, нам греться нужно. Я был в Швеции, там в городе Луле есть репертуарный театр с залом на восемьсот мест и труппой семнадцать человек, которые играют в небольших ролях. А звезды приходящие. То есть существует отлаженная схема сокращенных команд.
Есть, конечно, Бродвей, но это колоссально раскрученная прокатная система. У нас поставить могут, но кто прокатает четыреста спектаклей подряд? Есть антрепризы, но их хватает только на двадцать спектаклей, и по качеству они всегда хуже. И все-таки нашим артистам нужна стабильность, покой. Это пусть они на сцене бесятся – все-таки не в библиотеке работаем!
У вас своя система обучения актеров?
Я вообще ученик Виктюка, хотя я у него не учился. С приходом в театр им. Моссовета я стал участвовать в трех спектаклях под его руководством. Его школа отличалась от других. Как сказал о нем Анатолий Васильевич Эфрос, «»это режиссер, который умеет делать на сцене тайну». Виктюк действительно умеет это делать и умеет этому научить. Суть в том, что восприятие какого-то события не происходит сразу – оно очень размыто и связано с колоссальным количеством мыслей, действий. Из этого возникает абсолютно другая манера существования на сцене, когда люди не высказывают друг другу все напрямую, а, наоборот, размывают это. Потому что каждый человек – это продукт депрессии. Из депрессии рождается состояние, юмор и смех. Какого качества депрессия, такого качества и смех.
Сергей Борисович, а что такое талант?
Талант – это обаяние. Если человек не обаятельный, если у него нет никакой харизмы, это уже не талант, чтобы он не делал, каким бы не был профессионалом. Вообще, талант – это когда только ты можешь, и больше никто.
Беседовала Юлия Ионова
Фото из архива Театра Луны
