ЧЕХОВ. ДОДИН. «ТРИ СЕСТРЫ»

Анастасия Павлова

Лев Додин привез в Москву «Трех сестер». Спектакль показали в рамках фестиваля «Сезон Станиславского». И хотя этой постановке всего два года, кажется, что в русском театре она уже давно. Давно стала классикой.

  В зале – сплошь звезды, один бомонд. Критики, актеры, режиссеры и даже политики. Одна только собравшаяся аудитория говорит о масштабе события. Все пришли смотреть не Чехова, а спектакль Льва Додина по Чехову. Это принципиальное различие. Так как Лев Додин один из немногих режиссеров, который имеет собственный взгляд на произведение и писателя. Он действительно погружает публику в свой мир по мотивам… В данном случае, «Трех сестер». Казалось бы, ну что еще можно сделать с хрестоматийным сюжетом? Можно… Взглянуть по-своему.

  Сразу же оговорюсь и оправдаюсь. Спектакль для меня, впервые его увидевшей, оказался настолько бездонным, что охватить его в первый раз не получилось. В каждой сцене – своя история, в каждом нюансе – свой характер, раскрывающий образ. Здесь очень много деталировки, именно в этом и заключается успех постановки. Поэтому заранее прошу прощения за сумбур в изложении, пишу, что больше всего запомнилось и отпечаталось в памяти. 

Дом

  На сцене непривычно пусто. Вместо обжитых подмостков, как это было во многих постановках Додина, только каркас двухэтажного деревянного дома с окнами, больше похожими на пустые глазницы. Это скорее подобие дома, о котором мечтают герои. Сестры жмутся у самой авансцены, как у костра. Все действие спектакля режиссер сосредоточил на лестницах, ведущих в зрительный зал. Героини застряли где-то между. И все никак не могут вырваться из этого неопределенного пространства. А потом они уже не смогут войти в дом, так как там появится другая хозяйка. Не потому, что они плохо относятся к Наташе, дом просто потерял для них что-то семейное, объединяющее их троих и превратился в схему. Туда больше не приходят ряженые, там не слышна мелодичная скрипка Андрея и не звучит веселый смех. Тема семьи, как своего дома, здесь особенная. Об этом мечтают все герои спектакля, много говорят, размышляют. Семья внутри себя — значит, любовь, спокойствие, гармония. Этого остро не хватает, а желаемое предательски спорит с действительным. Одиноко и тоскливо.

Сестры 

  Когда Ирина говорит, что ей 20 лет, в это слабо верится. Она взрослая не по годам, импульсивна, но не истерична, как обычно ее играют. Елизавета Боярская наделила героиню внутренним стержнем. Она жестче своих сестер, может быть потому, что моложе, и острее чувствует необходимость что-то менять. В этом возрасте влюбляются, сходят с ума от страсти, куда-то срываются и совершают ошибки, которые потом с улыбкой вспоминают. У нее этого нет. 

  Все, что она может себе позволить это поцелуй с Соленым – Игорь Черневич. И то, он получился скомканным, вынужденным, но жадным. Таким ли должен быть ее первый поцелуй и с этим ли человеком? Но Соленый поступил как настоящий мужчина, возможно даже единственный здесь, у кого хватило смелости заявить о своих чувствах да еще в такой брутальной форме. У актера образ получился сложный. Это характер очень закрытого человека, возможно в этом и кроется причина его заикания (у Додина он все время запинается и с трудом выговаривает фразы). Он не странный, каким мы привыкли его считать, и вовсе не от мира сего, он просто со своими комплексами. Но его позиция по отношению к Ирине ясна, и по большому счету, если уж выбирать, то его. Соленый старше молодой девушки и даже старый для нее, хотя и пробудил в ней женщину. Отсюда в спектакле выплывает еще одна важная тема – женщины без мужчин. Не на кого опереться и ночью прижаться, только одни разговоры и пустая философия. В конце первого акта Ирина как кошка в брачный период извивается на полу, зажимает руки между ног и мучается физически. Нечем компенсировать отсутствие телесной любви. Это же ощущает чопорная на первый взгляд Ольга. Она позволит себе поцелуй с Кулыгиным. У Маши другая история…

  Ярко ощущается парадоксальность ситуации. Будто судьба нарочно перетасовала карты. Все встало бы на свои места, если бы герои поменялись партнерами –Ольга была бы с Кулыгиным, Маша с Вершининым, Ирина с Соленым. 

  Полная противоположность мужественному Соленому трогательный Тузенбах – Сергей Курышев. Только этот актер должен играть барона. С грустными глазами, как у побитой собаки, занудным тембром голоса и бесконечной верой в лучшее, граничащей порой с глупостью. Так трепетно он относится к Ирине, сдувает с верха ее пальто пылинки и целует не ручку, а кончик ботинка. Столько нерастраченной любви в нем. Становятся понятны слова Ольги, когда она советует Ирине выйти за барона. Он действительно никогда не предаст и всю жизнь будет рядом. Но в этой щенячьей преданности он до безумия надоедлив. Скучен настолько, что Ирина не расцветает от его любви, а наоборот тяготится, как грузом, привязанным к шее, который тянет ее вниз и вниз. Она не выдерживает и кричит. 

  В каждой героине Додин заложил определенный контраст, противоречие. Ирина жесткая и совсем не романтичная. В Ольге – Ирина Тычинина – чувствуется былая красота. Ее лицо имеет правильные черты – глаза, тонкий нос, губы, длинные волосы, зачесанные назад. Но серые будни сделали ее блеклой, стерли все краски и она кажется уставшей и не такой красивой. Она потухла. 

  Маша. Режиссер выбрал на эту роль актрису Елену Калинину. Внешне ее героиня совсем не похожа на своих предшественниц. Она хрупкая, звонкая и веселая по своей натуре. В ней нет томной загадочности, меланхоличности и драматического махрового «темперамента». Она как соседская девчонка, которая все время хочет играть и хулиганить. И так досадно становится, когда понимаешь, что все-таки этого оптимизма надолго не хватит. И жизнь, как будто специально подбрасывает Маше такие ребусы и зигзаги, чтобы навсегда стереть улыбку с ее лица и заглушить живой смех. Я верю, что она действительно когда-то любила своего мужа и вышла за него не по глупости. Она разглядела в нем умного и интересного человека. Да и Кулыгин – Сергей Власов не виноват, что он превратился в гимназистскую крысу. Как и все герои спектакля, он сам прекрасно про себя все понимает. Просто жизнь обтесала его по-своему, а Маша в душе осталась чувственным ребенком. Она единственная среди всех героев живая, потому что любит. И в этом коротком мгновении и счастлива, и несчастна одновременно.

  В Вершинине – Петр Семак – Маша нашла не то, чтобы родную душу, а скорее теплоту. Когда этот добряк приходит в дом, от него будто светлее все вокруг становится и вроде не так уныло и скучно, и хочется жить. Подполковник Вершинин далек от образа чеховского «мачо». Это семейный, опять-таки, мужчина, замученный отношениями со своей женой, погрязший в хлопотах о своих обожаемых дочках, но не потерявший интереса к жизни. Он умеет радоваться простым вещам, чего, кстати, очень не хватает в меланхоличном Тузенбахе. На это откликается Маша. Они единственные в этом спектакле испытывают настоящие чувства, живут ими. Прощание с Вершининым не будет долгим, она просто уткнется в его шинель и будет истошно кричать в нее, как ночью в подушку, когда не хочешь, чтобы кто-то видел слез и слышал рыдания. Но крик будет такой душераздирающий, что от него захочется убежать, забиться где-нибудь в углу, заткнув уши и перетерпеть боль вместе с героиней. Кулыгину придется силой отдирать свою жену от шинели полковника. Напомню, все это происходит прямо у ног зрителей первого ряда. Сопричастность такая, что едва удерживаешься от мысли помочь и успокоить. Герои физически ощущают неустроенность жизни. Это, думаю, главная мысль спектакля.

     Наташа

  Казалось бы, семья есть у Наташи – Екатерина Клеопина – и она должна быть счастлива. Но и здесь не получается гармонии. Испытание бытом для нее стало невыносимым – дети, постоянно проматывающий деньги несчастный муж, споры с сестрами – ведь она тоже хочет, чтобы в ее доме все было хорошо. Единственная отдушина – любовник. Наташа у Додина не однозначный персонаж. Она не хамка и вовсе не отрицательная героиня. Она просто лишена вкуса, где-то имеет примитивные представления о вещах, но, выходя замуж за Андрея (Александр Быковский), также надеялась на спокойное семейное счастье, и искренно верила, что оно возможно. Защищает свой дом и искоса поглядывает, никто ли не покушается его разрушить. Поэтому во втором действии сестры почти не заглядывают внутрь дома — там расхаживает Наташа. Здесь так трудно быть счастливым. Для Андрея режиссер приготовил чуть меньше обаяния. Он узнаваем, а актер даже слегка переигрывает его в «свинстве» и низости.

  Важно, что в спектакле, как и у Чехова, нет плохих или хороших героев, глупых или умных. Кулыгин выглядит очень солидным и интересным мужчиной. Здесь нет унижения героев в чем-либо. Учитель не убогий, разве что где-то смешон; Соленый в своем заикании не жалок, а Тузенбах местами даже прекрасен в своих высказываниях. Додин показал героев такими, какими сделала их жизнь. И зрителю ничего не остается, как принять и понять их без осуждения. Смириться.

     В Москву…

  Почему в Москву? По Додину, потому что там им было хорошо. Срабатывает ностальгия и хочется заново вернуться в детство, в дом на Басманной, где еще живы были отец, мать. Где-то там осталось счастье и остановилось время…

  Этих сестер отличает то, что в них нет тоски. Они получились живыми и динамичными. Героини будто не хотят мириться с существующим порядком вещей, но с другой стороны понимают, что лучше не будет. И при этом постоянно борются, откликаются на настоящее, тянутся к нему. Они не потеряли интереса к жизни, и так же ярко любят, плачут навзрыд, смеются и дурачатся, когда дерутся подушками. Мне всегда было интересно, почему в спектаклях никогда не сделают яркой и веселой сцену, перед тем как придут ряженые. Ведь это молодые девушки, к тому же сестры. Всегда получалось унылое зрелище и какие-то танцы на костях. Никто не радуется в Рождество, даже предвкушения праздника нет. Здесь сестры дерутся подушками, заразительно смеются и превращаются в беззаботных девчонок без проблем и рутины. «Надо жить…», – говорит Маша. А зачем, почему, не понятно, но знают, что надо. Да это и не важно. Главное, есть большое желание жить, любить, чувствовать.

  P.S. В трех метрах от меня в зрительном зале сидел Сергей Юрский с Натальей Теняковой. Понятно, что не прийти на этот спектакль он не мог по нескольким причинам: во-первых, земляк, во-вторых, это Додин и Чехов, а в-третьих, он сам когда-то играл в «Трех сестрах» роль Тузенбаха. Я разрывалась и не знала, куда смотреть, то ли на Юрского, то ли на актеров. Каждое слово, сказанное героями, отражалось в нем. Казалось, если кто-то из актеров забудет роль, он тут же ее подскажет. Но когда игрались сцены с Тузенбахом, улыбка и какое-то благоговение не сходили с его лица. Сергей Юрский впервые сыграл эту роль в 1965 году, в Большом Драматическом театре, в постановке Георгия Товстоногова. Сколько лет прошло, а сестер Прозоровых помнят и еще будут помнить.

Гармонию искала Анна Коваева
Фотографии с сайта Малого драматического театра

Author

Поделиться: