Не будь этой картины, я бы с поразительной ясностью и вместе с тем с облегчением, переходящим в спокойствие, не убедился бы, что создать живого Высоцкого, а тем более сыграть его, не удастся никому и никогда.
Попытка сыграна. Осталось размышленье.
Он был иль нет? Такой иль не такой?
За размышленьем следует сомненье,
За ним – вопрос: спасибо, что живой?
Фильм «Высоцкий. Спасибо, что живой», несомненно, заслуживает внимания. Не будь этой картины, я бы с поразительной ясностью и вместе с тем с облегчением, переходящим в спокойствие, не убедился бы, что создать живого Высоцкого, а тем более сыграть его, не удастся никому и никогда. Или только если это будет актер такого масштаба, как Игорь Владимирович Ильинский, сыгравший Льва Николаевича Толстого в спектакле «Возвращение на круги своя». Слишком открыт и искренен Владимир Семенович в своих песнях, на фотографиях, в теле- и киноработах; и неимоверно недосягаем он при попытке скопировать себя, влезть в шкуру, утаив имя.
В связи с этим я вспоминаю фильм Андрея Юрьевича Хржановского «Полторы комнаты, или Сентиментальное путешествие на родину», поставленный в 2009 году и посвященный воображаемому возвращению Иосифа Бродского в Санкт-Петербург. В этом фильме актером Григорием Дитятковским тоже была предпринята попытка сыграть Бродского, и она превратилась в актерскую и режиссерскую удачу. Потому что актер не был Бродским, а играл его. Вследствие чего образ Бродского стал неотделим от актера.
В фильме о Высоцком актер хочет, но не может именно быть Высоцким, хочет не играть его, а играть на его образе. Но образ не слушается, упорно расстраивается, как любимая семиструнка Владимира Семеновича, которую он в музыкальной программе «Монолог» подстраивал. Но если Мастера гитара слушалась, то безымянного ученика она оглушает какофонией, из которой он, как из пике, не выходит, а это пострашней, чем наркотики, потому что убивает душу поэта, а наркотики точат только плоть. Вот и получилось в фильме: плоть слеплена и съедена, а души не было изначально. Хотя в двух моментах она все-таки появилась, и это большая заслуга создателей фильма. Первый момент: почти живые его глаза, которые спасает только крупный план, чтобы «почти» не превратилось в «не». После этого появляется второй момент: голос живого Высоцкого, поющего свои песни. Но эти песни, даже если они звучат со сцены, все равно звучат как будто откуда-то из райка, словно там им и место. Наложенные фонограммой на губы актера, они скоро смолкают, показывая, как несовместимо одно с другим, и кажутся мне неким живущим отдельно зрителем, смотрящим из зала на попытку воплощения своего создателя.
Голос живого Высоцкого сразу напомнил мне спектакль, поставленный Юрием Петровичем Любимовым в театре на Таганке. В этом спектакле, который так и назывался «Владимир Высоцкий», режиссер вывел на сцену живого поэта именно через его голос из динамиков, через ответные голоса артистов и через воображение зрителей. Любимову не понадобилось одевать в костюм датского принца похожего актера и давать ему гитару, потому что вообще не нужен был никакой актер, чтобы быть Высоцким, а тем более играть его. Режиссер просто сделал так, чтобы актеры показали несколько фрагментов из спектакля «Гамлет», добавил песни в исполнении Высоцкого и усадил актеров спинами к белой кирпичной стене, оставив место в центре, где стояла гитара. Этого оказалось вполне достаточно, чтобы мысленно увидеть принца в черном, одиноко сидящего с гитарой у стены.
В фильме я слышу не Владимира Семеновича, а Никиту Владимировича, который, надо отдать ему должное, сумел скопировать характерную интонацию голоса отца, но отцовский голос он скопировать не смог. Поэтому напрашивается только один вывод: молчащий безымянный актер, плюс крупный план глаз, плюс живой голос Высоцкого сказали в фильме гораздо больше. До какой степени создателям нужно было самим поверить (или не поверить?), что это Высоцкий, до такой же степени в это не верю я. Потому вовсе не важно, кто пытается и не может играть на Высоцком, как на флейте из «Гамлета».
Но фильм совсем не так прост и однозначен, как это может показаться на первый взгляд. При всех отмеченных мною недостатках его важно посмотреть несколько раз. Мне это было необходимо, чтобы понять, что Высоцкий все же прорывается живой струной изо всех пор картины. Тогда появляется необыкновенное ощущение присутствия Высоцкого рядом с тобой, но ощущение это возникает не от попытки актера, а от попытки этого фильма. Поэтому сам фильм, а не актер, исполнивший главную роль, является струной, услышав которую, я все равно задумался о своем, близком именно мне Высоцком, взял его томик с полки, перечитал стихи, заново послушал его песни, посмотрел фильмы, вспомнил виденную мною лично колдунью-Влади, голос которой (а на самом деле не ее) звучит в фильме в телефонной трубке, являясь, наравне с голосом настоящего Высоцкого, еще одним живым персонажем картины. И после всего этого я понял, что фильм помог мне еще больше приблизиться к Высоцкому, почувствовать его нерв, не стать с ним на дружеской ноге, но подружиться и сильнее полюбить его. Потому что живой он именно в своем творчестве, за что можно смело сказать спасибо. А если так, то Владимир Семенович всегда будет где-то там вовне и вместе с нами, которые помнят и любят его, и «все будет хорошо или плохо», как говорится в фильме.
Нездешний он из здешних мест,
С народом связанный судьбою:
Кто огурцом его заест,
А кто запьет его водою,
Кто на гитаре пробежит
Его мотив неторопливый,
А кто-то в скорби замолчит,
Лишь желваки заходят живо.
Заткнутся происки проказ,
Чтобы кому-то стало легче,
И вспомнят, как страшна ты, казнь,
Тобой придуманная, человече.
Он будет петь про боль и страх,
Моля: «Господь! Хоть кто бы понял!»
А в небесах на куполах –
Повешенные рано кони.
Вспоминал Поэта,
Актера и Человека
Александр Абрамов
фотографии из сети интернет
