Когда собираешься смотреть спектакль, который уже имеет как минимум одно известное и качественное воплощение, текст которого давно разлетелся на цитаты, всегда есть опасность впасть в пустое сравнение, поиск параллелей и выяснение, а что же лучше?
Слава безумцам, которые живут так,
как будто они бессмертны, —
смерть иной раз отступает от них.
Е. Шварц «Обыкновенное чудо»
Когда собираешься смотреть спектакль, который уже имеет как минимум одно известное и качественное воплощение, текст которого давно разлетелся на цитаты, всегда есть опасность впасть в пустое сравнение, поиск параллелей и выяснение, а что же лучше? Подобная опасность подстерегала поначалу и спектакль «Обыкновенное чудо», заявленный как мюзикл по одноименной пьесе Евгения Шварца, с музыкой Геннадия Гладкова, либретто и стихами Юлия Кима в постановке Ивана Поповски.
На самом деле рисков было гораздо больше. И необходимость избавиться от тени прошлого, которое слишком живо, забыть о чем-то в данном случае означало не только избежать параллелей с фильмами Гарина и Захарова, но и преодолеть нечто более важное: воспоминание о трагедии мюзикла «Норд-Ост». Создатели — а именно Александр Иващенко, продюсер нынешнего спектакля, а также автор и арт-директор «Норд-Оста» — нашли в себе мужество вернуться в печально известный зал, и не просто вернуться, но и вновь оживить его, представив новый спектакль о главном.
Александр Иващенко сохраняет верность формату, заданному им еще в «Норд-Осте»: русский материал от и до. Уже одно это достойно уважения, так как в последнее время в «мюзикальной» культуре развивается именно эта тенденция (правда, стоит отметить, что основа не всегда русская). В этот же поток включаются «Любовь и шпионаж», «Монте-Кристо», «Маугли», «Зубастая няня», «Бременские музыканты». Конечно, на этом пути много подводных камней, так как мюзикл для наших авторов зачастую жанр, непознанный до конца.
Мюзикл (пока будем называть этот спектакль так) на самой ранней стадии своего создания имел в активе два сильных козыря: пьесу Евгения Шварца и арии, написанные тандемом Гладков-Ким для фильма Марка Захарова. Заманчиво для художников, выигрышно для постановщиков — есть шанс создать настоящее шоу.
Чудеса, волшебство, юмор, любовь — составляющих пьесы, подходящих для жанра мюзикла более чем достаточно. Текст Шварца стал полноценным героем спектакля, к которому авторы отнеслись с особым уважением. Знакомые слова звучат сейчас по-новому, обретая новые (к сожалению, не всегда такие сильные, как прежде) смыслы. Но от хорошей литературной основы в спектакле всегда получаешь отдельное удовольствие.
Арии из фильма давно стали хитами. Ну, кто из нынешних зрителей не вспомнит знаменитое «Бабочка крылышками бяк-бяк-бяк-бяк…» или тему Волшебника «Приходит день, приходит час…»! Сразу же меняется настроение, становится как-то … Волшебно!
Итак, уровень был задан очень высокий. Но сделать ставку на то, что сейчас получится так же, как раньше — риск особый и, наверное, самый опасный. Ведь если сравнения с фильмами можно избежать, поставив спектакль совершенно по-новому, убрать любые возможные поводы, чтобы не услышать «А вот там было…», то вернуть вдохновение, которое посетило 32 года назад (фильм Захарова был снят в 1978 году) гораздо труднее.
Да простят меня поклонники Кима, но то, что он сочиняет в последнее время, настолько слабо, что даже неудобно об этом писать. Это не оправдывают даже прежние стихи, которые сделали имя и принесли славу поэту. Возникает ощущение, что сейчас поэт работает по принципу «чем проще, тем лучше». Но рядом со стихами ранних арий эта простота низвергается до уровня примитива. И поправьте меня те, кто в курсе, но думается, что Юлий Черсанович просто напросто кайфует от того, что теперь можно вставлять в текст слова полубранные. Почему «полу»? Потому что назвать их нецензурными нельзя, а в высоко литературный стиль они тоже не совсем вписываются. «Бабник, гадина, дерьмо…» «Сопли, вопли, принцесса тронулась умом…» Отмечу, что когда подобная лексика встречается в речи героев, которым она положена по характеру — Эмилия или Министр-администратор — это не задевает так сильно, как когда эти же слова и выражения пропеты. И опять возвращаюсь к вопросу об уровне стихов. В ранних ариях и у Министра, и у Эмилии были свои партии, но бранные слова не звучали там как банальная ругань.
Большинство новых партий — юмористические. Жаль, что именно так воспринимается «разговор о любви», затеянный Волшебником с собственной женой. Почему авторы сосредоточились на этой стороне сюжета? За счет яркости героев, которым можно было доверить эти партии или потому, что просто хотелось сделать легкое действо, которое оставляло бы незамысловатое позитивное ощущение от спектакля? Сложно назвать причину, но литературная основа в который раз оказывается сильнее. Говорящим является и тот факт, что темами для поклонов стали прежние инструментальные темы и знаменитая «Бабочка».
Если продолжать разговор о тексте, то еще один момент, который подчеркивает слабость нынешних стихов — это наличие текста Шварца. А практически полное сохранение этого текста кардинально меняет жанр спектакля — он из заявленного мюзикла становится музыкальным спектаклем. С точки зрения композиции спектакль больше похож на фильм Захарова, чем на мюзикл, например, на тот же «Монте-Кристо».
К сожалению, музыка тоже не выдерживает сравнения с прежними ариями. Молодые артисты просто не успевают за темпом, некоторые проблемы были и у опытных певцов. Из новых музыкальных тем ничего не запоминается. Хорошее мнение остается только о партии Трактирщика «Трактир Эмилия» и арии Принцессы о смерти. Скорее всего, происходит это потому, что мягкая лиричная музыка не заставляет артистов сбиваться и бежать за ней.
Начинается спектакль с песни Волшебника «Приходит день, приходит час…». Это сразу же задает атмосферу. Предчувствие сказки возникает и за счет декораций. Комплименты художнику-декоратору Ларисе Ломакиной: за счет своей мобильности декорации добавляют легкости и волшебства всему действу. Половина чуда в этом спектакле на счету оформления. Дом Волшебника мгновенно превращается в трактир, который после антракта оказывается покрыт снежными сугробами. Движущиеся лестницы, поворотные круги — метаморфозы не прекращаются на протяжении всего спектакля.
Артисты получают видимое удовольствие от участия в проекте. Труппа производит впечатление единого организма, это подтверждается тем, что многие артисты второстепенных ролей заняты и в дублях основного состава. Труппа довольно смешанная: наряду с опытными артистами мюзиклов (Игорь Балалаев, Юрий Мазихин, Елена Чарквиани, Ирина Линдт, Владимир Халтурин) участвуют и молодые артисты, которые только начинают свою «мюзикальную» карьеру.
Я увидела Медведя и Принцессу в исполнении Павла Хрулева и Ольги Ажажи. Не могу сказать, что в такой трактовке эти персонажи стали по-настоящему главными героями. Несмотря на голоса и приятную внешность, артисты играют какую-то одну крайность характера своего героя. Принцесса — легкость и ангелоподобность (в начале и финале спектакля) и кричащее (в прямом смысле слова) мальчишество, когда переодевается в мужскую одежду. Ее встреча со смертью не затрагивает внутреннего мира героини. И если в первом действии она была весела и влюблена, то в финале – грустна и влюблена. И все. Извините, неинтересно. Медведь играет медведя. Иногда возникает ощущение, что превратили его буквально вчера, а не семь лет назад. Любовь артист играет одной краской: будто пытается взять бабочку в боксерских перчатках.
Возможно, что с течением времени актеры станут более живыми и разнообразными в своих проявлениях, но пока они просто марионетки в руках Волшебника. Таким образом на первый план выходит любовь другой пары — Эмилии и Трактирщика.
В исполнении Елены Чарквиани и Владимира Халтурина есть именно та драматическая нотка, которой не хватает отношениям Медведя и Принцессы. Непонимание, приведшее к разлуке и мучениями, но не сумевшее убить сами чувства, вдруг разрешается так просто… Достаточно было лишь поговорить. И кажущаяся холодность на поверку оказывается лишь навязанной жизнью необходимостью скрывать чувства.
Подобная взрослая любовь в дуэте Игорь Балалаев — Елена Денисенко (Волшебник — Хозяйка). Кстати, впервые я не поверила, что Волшебник переживет свою жену. Героиня действительно знала, за кого шла замуж и скорее всего, найдет способ стать такой же бессмертной. Просто не может эта волшебная пара уйти в трагедию! Кураж, задор в обычной жизни и полное взаимопонимание в серьезных моментах. Балалаев и Денисенко становятся стержнем спектакля, связующими звеньями всей истории.
У всех актеров была вероятности уйти в знакомые актерские интонации и ориентироваться на Янковского, Леонова, Абдулова, Миронова — звезд советского театра и кино. Причем этот уход был бы не оттого, что у нынешних исполнителей нет своих интонаций, а потому, что образцы уж больно хороши, и невольное обращение к ним просто неизбежно. Самым сложным было положение у Юрия Мазихина (Король) и Антона Эльдарова (Министр-администратор). Но у артистов получилось создать новые образы, возможно, чуть более легкие и скорее, юмористические, чем иронические.
Высказать какое-то однозначное мнение о спектакле довольно сложно, сказать точно можно лишь одно — если зритель не видел фильма Марка Захарова, то он получит большее удовольствие, чем все остальные. А поскольку уже есть поколение, которое удовлетворяет этим запросам, то пусть не дикие аншлаги, но заполненные залы спектаклю обеспечены. Сыграют на кассу и имена звезд, и интерес «А что же получилось», поэтому риск можно назвать оправданным где-то на две трети. Ну что же? Шампанского!
Марина Белова,
фото с официального сайта
мюзикла «Обыкновенное чудо»
